Вся власть советам!

Едва мы приблизились к этим «красногвардейцам» на расстояние двухсот шагов, как по команде кого-то из их начальства началась невразумительная суета. Пулеметчики заворочали стволами «максимов», артиллеристы открыли ящики со снарядами и сгрудились вокруг пушек, а пехота суетливо попадала на землю — пытались изобразить военных, готовых к бою. Броневики же повернули свои башни, направив стволы пулеметов в нашу сторону. Короче, встреча эта была мало похожа на дружескую.

Видя такой афронт, наши бойцы тоже не остались безучастными и быстро рассыпались по улице, укрывшись за стволами деревьев и фонарными столбами. Причем получилось это у них не в пример слаженнее, чем у защитников Румчерода. Что лишний раз подтвердило превосходство профессионального войска над вооруженным народом. Идея-фикс покойного Льва Троцкого в случае своего воплощения в жизнь могла закончиться для нас весьма печально.

Наблюдая за поведением местных товарищей, я ломал голову и никак не мог понять, в чем там было дело. Похоже, что у кого-то, как выражаются потомки, просто начисто «снесло крышу»… Вроде бы над нашей бронемашиной, именуемой пришельцами из будущего бэтээром, и над грузовиком развевались красные знамена. Даже самый дремучий обыватель, который сомневался в наших политических взглядах, после того как красногвардейцы прихлопнули гайдамаков, должен был понимать, кто мы и для чего прибыли в Одессу. И самое главное, нынешнее руководство Румчерода с утра по телефону было предупреждено о нашем визите. А тут пушки, пулеметы, броневики…

У меня появилось желание через установленную в нашем авто рацию вызвать подмогу. К примеру, механизированный батальон нашей Красной гвардии, который быстро бы охладил воинственный пыл этих, с позволения сказать, вояк. Если бы с их стороны прозвучал хоть один выстрел, я так и сделал бы.

К счастью, до стрельбы дело так не дошло. Минут через пять бессмысленной и беспощадной суеты в нашу сторону направились двое. Как я понял, это были парламентеры. В руке у одного из них был белый флаг, в руке другого — красный. Со стороны это выглядело нелепо и весьма забавно.

— Негостеприимно вы встречаете своих товарищей из Петрограда, — сказал я с легкой усмешкой одетому в черную кожанку человеку с красным флагом. Внешне этот «товарищ» был очень похож на заурядного провинциального адвоката. Доводилось, знаете ли, встречаться с подобными персонажами в свое время.

— А это еще надо выяснить — товарищи вы нам или нет, — хмуро сказал второй парламентер, здоровенный матрос в бескозырке, на ленточке которой было написано «Кагулъ». Густое амбре давало понять, что совсем недавно товарищ под пробку заправился ядреным украинским первачом и сейчас ему Черное море по колено. В руках этот яркий представитель местных революционеров сжимал древко белого флага, говорившего о том, что эти двое самые настоящие парламентеры, а не просто праздношатающиеся личности, вышедшие погулять по бульвару.

— Дошли до нас слухи, — сказал матрос, — что не товарищи вы нам совсем, а самая настоящая контра. И привезли вы в своем обозе царских офицеров, чтобы снова посадить их на шею трудовому народу.

— Та-а-ак! — не выдержал и возмутился товарищ Мальков. — Да ты, братишка, совсем с глузду зъихал, как я погляжу?! Или сивухой очи залил, что света белого не видишь? Ты посмотри, кто стоит перед тобой — сам товарищ Фрунзе, который царским режимом был дважды приговорен к смертной казни! Он уже тогда боролся за счастье трудового народа, когда ты за мамкину юбку держался и без штанов под стол пешком ходил. Это говорю тебе я, Павел Мальков, комиссар бронепоезда «Красный балтиец» и матрос с балтийского крейсера «Диана».

— Это вы, товарищ Фрунзе? — неуверенно спросил «адвокат», поправляя круглые железные очки. — А из какой вы партии?

— Из Российской социал-демократической рабочей партии большевиков, — ответил я. — А вы, гражданин, позвольте полюбопытствовать, чьих будете?

— Я из партии социалистов-революционеров, — гордо подбоченившись, ответил «адвокат», — партии, которая боролась за свободу народа и карала царских министров и прочих сатрапов…

— И в руководстве которой был Евно Азеф, агент охранки по кличке «Толстый»? — с усмешкой перебил я «адвоката». — Как же, мы немало наслышаны об этом. Убивать одних царских сатрапов за деньги, полученные из рук других таких же сатрапов, и попутно сдавать жандармам своих же товарищей, не посвященных в тонкость интриги. Конечно, все это борьба пауков в банке, но все же…

«Адвокат» покраснел от злости и машинально схватился за висевшую на боку деревянную кобуру «маузера». Мы с товарищем Мальковым хранили спокойствие и невозмутимость, так как знали, что не успеет этот «революционер» расстегнуть кобуру, как тут же будет нафарширован свинцом, словно малороссийское сало чесноком. С такими бойцами, как те, что сейчас сопровождают нас, такие шутки не проходят.

При моих словах морячок, с любопытством слушавший нашу, с позволения сказать, дискуссию, покачнулся, подозрительно покосился на «адвоката» и спросил у него:

— Товарищ Соломон, это правда? Ну, я имею в виду то, что говорят про вашу партию и этого, как его… Ну, в общем, у которого кличка была «Толстый»?

— И вы поверили этим провокаторам, товарищ Петр? — укоризненно спросил у матроса «адвокат». — Не ожидал я от вас этого…

— Правда, правда, братишка, — сказал комиссар Мальков, — сами же эсеры потом разоблачили этого иуду. А другой руководитель боевой организации партии социалистов-революционеров, Борис Савинков, летом был комиссаром у генерала Корнилова и требовал, чтобы тот добивался у Керенского, тоже, кстати, бывшего эсера, права на расстрел солдат и матросов, не желающих воевать…

Товарищ Соломон взвизгнул от ярости и опять заскреб пальцами по деревянной кобуре. Но у него опять ничего не вышло. Матрос, окончательно сбитый с толку словами Малькова, в котором он видел такого же брата-моряка, решительно перехватил руку «адвоката» своей железной лапищей.

— Ша, приятель, — сказал он «товарищу Соломону», — нечего за оружие хвататься, а то не ровен час оно возьмет и выстрелит… Будем разбираться во всем подробно и в деталях.

Разобрались. Да, не зря я взял с собой Павла Дмитриевича. Моряк моряка видит издалека. В общем, все закончилось тем, что, разоружив не в меру буйного представителя местных эсеров, мы решили вызвать патруль, чтобы отправить этого персонажа под конвоем в наш штаб. А с Петром Иванцовым, революционным матросом с крейсера «Кагул», который, как и уже известный нам севастопольский матрос Анатолий Железняков, считал себя анархистом-коммунистом, мы поговорили о тех делах, которые творились в стенах этого самого Румчерода.

Оказалось, что там не все так просто, точнее, как и предупреждали нас товарищи из будущего, все далеко не просто. Учреждение сие с самого начала его существования раздирали межпартийные склоки. Особенно преуспевали в них эсеры и меньшевики. Дорвавшись до власти, эта свора занималась лишь пустой говорильней и палец о палец не желала ударить, чтобы сделать хоть что-то полезное для трудового народа Одессы и жителей прилегающих к ней территорий. Так сказать, Временное правительство в миниатюре и буржуазная демократия в действии.

К тому же к новой власти тут же примазался и местный уголовный элемент, который в один миг из обычных налетчиков, воров и контрабандистов превратился в заслуженных борцов с самодержавием. Они в тюрьме сидели? Сидели. Полиция их преследовала? Преследовала. Что еще нужно людям для того, чтобы почувствовать себя «р-р-революционерами»?

Кстати, поганая теория об уголовниках как о классово близких к пролетариату элементах была выдвинута как раз эсерами. Сразу должен сказать, что между трудящимися и теми, кто их грабит, нет и никогда не было никакого сходства.

Товарищ Иванцов, как выяснилось, сам Кропоткина и Бакунина не читал, а следовательно, не мог толком объяснить, что в его представлении это за штука такая — анархия. Поэтому общеполитическая дискуссия была прервана за недостатком у одной из сторон теоретических знаний. В чем, как и в собственной общей малограмотности, товарищ Петр откровенно признался нам сам.