Дикое поле

— Чего-чего? — тетка Степанида среагировала тут же. — А ты умеешь ли?

— Я ж на все руки мастер — и столяр, и плотник, — с ходу заверил молодой человек. — Если и хотите, и забор вам новый поставлю… только материалы нужны.

— А за материалами дело не станет! — обрадованно откликнулся участковый. — Ты, тетя Степанида, иди пока… одежку-то поищи… а мы тут погутарим малость.

Утро следующего дня, солнечным и жарким, Ратников проснулся рано и, сполоснувшись во дворе под рукомойником, тщательно осмотрел фронт работ — и забор, и сарай.

Тетка Степанида уже растапливала кухню — у нее со вчерашнего дня и остановились, так и порешив — Ратников (ну и по вечерам — участковый Андрей Карась) занимается ремонтом, а Степанида Лукьяновна их с Артемом кормит и поит. Да, еще и жилье сдала — тот самый сарайчик…

Вчера по этому поводу Михаил с Андреем даже тяпнули горилки, немного, так, за знакомство да за ремонт. Уходя, участковый протянул Ратникову полсотни — «на гвозди, да пива себе… ну и так, пацану — по мелочи».

— Что, Виталий, так рано поднялся-то? — выглянула с кухни хозяйка.

— Да, думаю, огляжусь тут.

— Ну, оглядывайся. К завтраку только ребятенка своего разбуди.

— Разбужу. Степанида Лукьяновна, а рынок тут далеко?

— Да не очень. Покажу — сходишь. Ты меня по отечеству-то не зови, говори просто — тетка Степанида… А рубаха-то на тебе хорошо сидит! И галифе… прям — генерал вылитый. Этот… Деголь иностранный.

Миша засмеялся:

— Скажете тоже — де Голль!

Рубашка, конечно, была старенькая, еще довоенная, но чистая, светло-голубая, а чтоб заплатки на локтях видны не были — Ратников рукава закатал. Защитного цвета брюки-галифе, конечно, к рубашке не очень-то шли… как, впрочем, и к коричневым босоножкам. Ну, тут уж не до жиру — что дали, то и взяли. Для Темки вон, вообще, тетка Степанида по соседям бегала — принесла выгоревшую майку да черные сатиновые трусы, они Артему ниже колен были. Даже панамку — и ту справили, вот только с обувью пока обломались. А с другой стороны — зачем нормальному советскому пацану летом обувь? И так, босиком побегает, чай не барчук какой.

Кстати, пора бы его будить уже.

Миша заглянул в сараюху:

— Эй, хватит дрыхнуть! Вставайте, корнет, нас ждут великие дела.

Позавтракав вареными яйцами (тетка Степанида держала кур), Ратников с Темой собрались на рынок.

— Во-он там, у старой водокачки, свернете, — напутствовала от калитки хозяйка. — Там здание будет кирпичное, красное — рыбозавод, так от него налево, а дальше спросите. Гвозди лучше на рынке купите, в сельмаге дорого.

Из дома напротив вдруг полилась музыка — кто-то выставил на подоконник патефон.

— А кукарач-ча, а кукарач-ча…

— Стремный какой плейер! — полюбопытничав, заценил Тема.

— Ты по чужим-то окнам взглядом не шарь — нехорошо это.

— Да ла-адно!

На колхозном рынке, несмотря на довольно-таки ранний, по Мишиным понятиям, час, народу было немало — покупатели, торговцы съестным, барахольщики… к последним Ратников и направился — поискать гвозди, да и так, глянуть хоть одним глазком — чем тут торгуют? А посмотреть было на что: чего тут только не продавали! В общем-то, конечно, дрянь: старые почерневшие самовары, кривоватые велосипедные колеса, какие-то жуткого вида штаны, старые галоши и даже — валенки, вот их-то Михаил никак не ожидал увидеть. Ухмыльнулся, скосив глаза на Артема:

— Может, валенки тебе купить?

— Лучше — крем-соду. Во-он в том ларьке продают, где и пиво.

— Погодь. Гвозди сначала купим.

Нужного размера гвозди отыскались быстро, с продавцом сошлись на червонце, и в придачу Ратников еще взял щеколду.

И застыл взглядом на патефонных пластиночках…

Продавец — интеллигентного вида дедок в довоенном пенсне и канотье с выгоревшей на солнце ленточкой — сразу же сделал стойку:

— Чего, дорогой товарищ, желаете?

— Так… смотрю просто.

— Вот, рекомендую — танцевальный оркестр Гарри Роя. Фирма «Одеон», качество гарантирует.

— Да какое с нашими патефонами качество!

— И не говорите, — испуганно оглянувшись по сторонам, продавец понизил голос. — Вот у одного моего знакомого — трофейная радиола. «Филиппс». Так там зву-ук! Умм! Такой звук можно на хлеб вместо масла намазывать.

— Д-а-а… — Ратников согласно закивал. — Что и говорить. А, кроме Гарри Роя, что у вас еще есть?

— А вот, пожалуйста, Барнабас фон Геша, естественно, довоенный. А вот — Оскар Йост, Бенни де Вайле. Вы такого нигде не купите.

— Я понимаю… да сейчас с деньгами туговато.

— С деньгами всегда туговато, — философски заметил старик. — Я — если б оптом — недорого б взял. Подумайте. А то ведь скоро четверг…

— А что такое в четверг будет?

— Ну, как же! — продавец снял пенсне и принялся тщательно протирать их фланелевой тряпочкой. — По четвергам ко мне самый важный клиент заглядывает… очень большой любитель музыки… и живописи, кстати. Очень-очень большой знаток.

— Интересно, кто ж такой-то?

— Один товарищ… он прибалтиец, кажется. Главврач закрытого санатория… ну, вы знаете.

Та-ак!!!

А вот эта встреча была уже из тех, когда на ловца и зверь бежит!

Михаил явственно ощутил, как запахло жареным, как покрылись потом ладони, как…

— Дядь Миша! Тебе что, плохо?

— Да нет, Темыч… Наоборот — хорошо! Очень хорошо. Теперь уж точно скоро дома будем.

— Скорей бы… Хотя и тут вроде неплохо. Вот только Маша с Пашкой…

Да, Маша с Пашкой… в том-то и дело.

Ладно… По четвергам, значит… Доктор Отто Лаатс — преступный немецкий хирург-изувер — обожал танцевальные оркестры и живопись. Неужели он здесь?! Что ж его там, на Горелой Мызе, не прихватили? Тогда еще, в сороковом… Выходит, нет. Или… Или прихватили — и решили использовать! Ишь ты — главный врач! Впрочем, может быть, это и не он вовсе. В четверг! В четверг увидим!

— Скажите, уважаемый… А больше в поселке нигде пластинки не продают?

— Завозят иногда в сельмаг… — презрительно прищурился старик. — Но там — фу, невозможно слушать.

— А парикмахерская, не подскажете, далеко?

— Да не очень. Там, около правления, будка «Ремонт часов», а от нее — направо.

В самом приподнятом настроении Ратников подошел к ларьку, купил себе кружку пива, а Артему — крем-соду. Выпили, а уж затем отправились в парикмахерскую. Подстриглись (Артем — полубокс, Ратников — «канадочку»), освежились одеколоном «Шипр» и, благоухая, зашагали к морю.

Мотобот «Эспаньола» покачивался на волнах у дальнего причала.

— Какое романтическое название! — подойдя ближе к удившим с пирса рыбу мальчишкам, негромко произнес Ратников. — Прямо так и пахнет пиратством. Чей кораблик — колхозный?

— Не-а, — один из парней — круглолицый, с густо усеянными веснушками щеками и носом — обернулся и, насаживая червя, пояснил. — Не колхозный, санаторский.

— О, как! — изумился Михаил. — У какого-то там санатория — уже свой флот!

— Тю, — забросив удочку, рассмеялся парнишка. — Скажете тоже — флот! Вы еще «Эспаньолу» шхуной назовите… или пиратским бригом.

— А что такое?

— Да так, этому мотоботу давно в утиль пора. Его еще до войны из тральщиков списали, как развозуху использовали, а потом вот профилакторию в аренду сдали. Сволочи!

— Почему сволочи? — Ратников удивленно моргнул. — И — кто?

— Слушайте, хватит вам тут болтать, — рассерженно обернулся один из юных рыболовов. — Рыбу всю распугаете!

— Да ладно, была бы рыба-то! — мальчишка, с которым разговорился Миша, презрительно махнул рукой и пожаловался. — Что-то сегодня клева нет никакого.

— Ну, так пошли, крем-соды попьешь, с сынишкой моим познакомишься — он давно приятеля ищет.

— Это с тем пацаном, что ли? Ну у него и трусищи — случайно, не из парашютов шили?

— Сам ты — парашют! — обиделся внимательно прислушивающийся к разговору Артем. — Уж какие есть. А почему такое название — «Эспаньола»? По Стивенсону, да?