Последний довод побежденных

Практически сразу мы отправились на погрузку. У меня и Бона осталось время, лишь чтобы упаковать все грамотно в вещмешки, под его, естественно, руководством. Кроме того, Бон еще и сгонял до нашей хаты, где прихватил на скорую руку разнообразных продуктов. На наши приготовления остальные казаки смотрели с ухмылками. Сами они собирались, как я понимаю, не более чем на увеселительную прогулку, и поэтому мы, экипируясь вообще во все, в полном обмундировании, запасаясь продуктами, для них выглядели смешно.

Действовали мы достаточно нагло. Не знаю, какого рода существовали договоренности у Бона с руководством этих казачков, однако нам почему-то все выдавали по первому требованию, и особо за нами никто не следил и не приглядывал. Подобная беспечность могла дорого обойтись хозяевам, что мы и собирались продемонстрировать в скором времени.

Да, именно: мы решили рвать из этого гостеприимного места. Нам обоим категорически не нравились предложенные роли, и оттого решение было вполне осознанным. На мои вполне резонные вопросы, куда нам придется валить и где мы будем находиться, Бон велел мне не волноваться. Хотя, знаете, роль работорговца была для меня однозначно неприемлема. Я предпочел бы ей любую неизвестность.

Ехали мы не меньше часа, однако первоначально внимание мое было поглощено отнюдь не красотами природы. Так бы, конечно, сидел да глазел по сторонам, но мне требовалось четко следить за Боном и ожидать его знака. В общем, диспозиция была следующей — мы сидели друг напротив друга, у разных бортов грузового ЗИСа. Справа и слева от меня находились казаки. Справа двое, слева один. У Бона, соответственно, также. Всего нас было восемь человек в кузове, и нейтрализовать нам следовало шестерых. Плюс к тому водитель и командир, находящиеся в кабине грузовика.

Бон сидел, прислонившись спиной к боковой стенке, полуприкрыв глаза, и выглядел абсолютно расслабленным. Он даже поглядывал с ленцой, не акцентируя внимания ни на ком из присутствующих. Меня же, напротив, било нетерпение, перерастающее в нервную дрожь. Надо отметить, что Бон поделился со мной секретом умерщвления себе подобных еще на стрельбище, справедливо полагая, что мне это пригодится. Тайна сия была проста и незатейлива. Бон порекомендовал воспринимать любого противника как мишень, не более того. Со стороны выглядело толково. Однако, когда я стал задумываться об этом именно здесь, в кузове, мне становилось не по себе.

Легко сказать — мишени. Они рядом сидят, разговаривают. Живые, некоторые даже жизнерадостные. Положим, в драке я бы вышел без проблем против любого из них. Однако сейчас на кону стояла не честь, а именно моя жизнь. И, черт побери, я не был уверен, что смогу нанести смертельный удар ничего не подозревающему человеку. А на этом и строился план — напасть неожиданно. Начинает Бон, а я подхватываю.

Ввиду того, что нам разрядили винтовки и тщательно проверили, чтобы патроны хранились отдельно от оружия, начинать следовало ножами или в кулаки. Короче говоря, вся нагрузка вновь ложилась на Бона, и мы оба это знали. От меня и в прошлый раз, в грузовике, было мало толку, так что о моих реальных возможностях мы оба были осведомлены.

В общем, Бон лениво подремывал, грузовик пылил, покачиваясь на ухабах, казаки изредка переговаривались меж собой, один курил, а я рефлексировал. Думал в ключе «тварь ли я дрожащая или право имею», а успокоения искал в окрестных видах. Кстати говоря, донельзя симпатичных и к себе располагающих. Еще раз повторюсь, в окрестностях Курска, Белгорода и иже с ними мне бывать ранее не приходилось. И буйство зелени, широкие, привольные степи, и достаточно редколесные леса я всегда почему-то больше связывал с Поволжьем. Что ж, оказывается, ошибался. Было тепло, светло, одурманивал запах трав, а пыль, стелящаяся шлейфом за нашим транспортным средством, дышать совершенно не мешала. Из проносящихся мимо деревьев я опознал дубы, гордо стоящие в одиночестве или в совершенно прозрачных рощах, ряды лип, берез и стройные, пирамидальные тополя. Думаю, вы прекрасно понимаете, почему я сосредоточился именно на этом — совершенно не хотелось думать о том, что мне предстоит в ближайшее время.

Кстати говоря, не могу не упомянуть еще один немаловажный момент. Курск, Белгород, крепость Воронеж, ничего не напоминает вам? Ну подскажу — Прохоровка. По сути, эта безвестная до поры до времени деревенька была не так и далеко от нашего маршрута. Странная ирония судьбы. Мы с Боном оказались в тех местах, где в сорок третьем, в нашем мире, произошел коренной перелом в войне. После «Цитадели» немцы утратили стратегическую инициативу в войне и вынуждены были проводить лишь тактические операции. Ничуть не насмехаясь, повторю за историками — на курской земле был переломан хребет фашизма.

Как оказалось, изучением флоры и экскурсом в историю я сильно увлекся. Потому что, когда поднял глаза на сидящего напротив Бона, тот уже нетерпеливо поглядывал на меня. Удостоверившись, что я его вижу, мой товарищ мне подмигнул. Ничего общего с дружеской поддержкой это не имело. Это был сигнал к тому, что в наших кругах называется «понеслось». Как «понеслось» и куда, мы заранее не обсуждали, исходя из предположения, что план определится на месте. Мне было вменено в обязанность лишь одно — по возможности помогать. Иными словами, хоть кого да завалить.

Подав мне знак, Бон согнулся, взял из-под ног свой мешок и, утвердив его на коленях, развязал. Достал ломоть хлеба, что-то ответив заинтересовавшемуся соседу и с удовольствием впился в хлеб зубами. Меня это, признаться, несколько сбило с толку. Я-то рассчитывал на немедленный махач, а никак не на обеденный перекус. Тем более что мне на нервяке есть совершенно не хотелось.

Бон, надкусив хлеб, тем не удовлетворился. Снова полез в рюкзак, достал отрез сыра… дальнейшее, честно говоря, привело меня в ужас. Вместе с сыром на свет божий появился предмет, который съесть было невозможно. Каким образом так исхитрился Бон, мне неизвестно, но факт в том, что из его мешка вылетела граната. Стукнулась о пол, забранный досками, и покатилась в сторону кабины. Граната была без предохранительной чеки, и спусковая скоба, звонко щелкнув, упала к ногам моего товарища. Получается, быть в добром здравии всем нам в кузове грузовика оставалось не более четырех секунд.

Бон, видимо, следуя инструкции, громко проорал:

— Граната, бойся! [67]

Реакция как на его крик, так и на сам факт произошедшего последовала незамедлительная. Двое, мгновенно оценив ситуацию, просто выпрыгнули за борт, еще двое последовали за ними через секунду. Оставшаяся пара поступила в высшей степени абсурдно — один остался сидеть на лавке с ошалелыми глазами, второй упал в угол, сжимаясь калачиком и закрывая голову руками. В общем, у меня было несколько примеров, которыми я мог руководствоваться.

Честно говоря, я мгновение находился в прострации, поскольку при виде катящейся гранаты едва позорным образом не наделал в штаны. Привел меня в себя и заставил действовать спокойный вид Бона. Он безо всякой паники вынул из своего мешка обойму с патронами, перехватил винтовку, стоящую рядом, и зарядил оружие. Встал со своего места, упер приклад в плечо, передернул затвор и практически в упор выстрелил в шарахнувшегося от него, все еще сидящего казака. Из дула вырвалась воронка пламени, коротко вспыхнула на свету дня, и пуля, проделав ничтожный путь в метр, начисто разнесла затылок человека. Совсем как в фильмах.

Бон, резко развернувшись в сторону борта, дослал второй патрон, и все так же, находясь на ногах, выстрелил во второго бойца, спрятавшегося от гипотетического разрыва гранаты.

Думаете, тут я и очнулся? Ничего подобного. Оцепенение мое прервал Бон. Он довольно сильно пнул меня по коленке, и обидно крикнул:

— Заряжайся, упырь! — после чего, свалившись на колени, устроился у заднего борта, пристроив на него винтовку. Следуя выданным мне указаниям, я суетливо развязал мешок и зашарил в нем в поисках обоймы.