Аналогичный мир - 4 (СИ)

— Эркин, ты? — ладонь Жени легла на его грудь.

— Ага, я, — ответил он протяжным выдохом.

— Спи, милый, — поцеловала его в щёку Женя.

— Ага, — согласился Эркин, прижимая её ладонь к себе.

— Замечательная была поездка, — вдруг шепнула ему на ухо Женя.

— Да? — сразу проснулся Эркин. — Тебе понравилось?

— Конечно, — засмеялась Женя. — А сколько миль мы проскакали?

— Ну-у? — к такому вопросу Эркин был не готов, но нашёлся. — Главное, что мы куда надо приехали.

Женя рассмеялась и поцеловала его в висок. Эркин повернулся набок, лицом к Жене, осторожно погладил её по голове, зарывшись пальцами в её волосы. В спальне темно, но он убеждённо сказал:

— Какая ты красивая, женя.

— Ты же меня не видишь, — притворно удивилась Женя.

— Я… тебя… чувствую, — с расстановкой между поцелуями ответил Эркин.

— А я тебя.

Женя, вытянувшись всем телом, прижалась к нему, обняла.

— Эркин, ведь это ты, Эркин?

— Да, я, — сразу, даже не удивившись её вопросу, ответил Эркин. — Я здесь, женя, весь.

— И я вся. Мы вместе, Эркин. Навсегда. Да?

— Да, Женя, я… я всегда буду с тобой, — Эркин сглотнул. — Будешь гнать мня, я всё равно не уйду. Я с тобой, — и повторил: — Мы вместе. Навсегда.

Они так и заснули. Обнявшись.

Солнце ещё не взошло, но небо уже посветлело. Загорье спало, даже петухи в Старом городе, прокричав своё, угомонились, а уж за путями… будто вымерли все, и только его шаги отдаются эхом на пустынных улицах.

Андрей зевнул и пошёл быстрее. Сейчас завалится и будет спать… до обеда. Нет, всё было хорошо, как и должно было быть. Всё честно, без обмана. Жениться он не хочет и не будет, а дальше… как она решит. Согласна — хорошо, не согласна? Так чаю попили и разбежались. Она согласилась. Он не первый у неё — сразу видно-понятно — и не последний. Грех — это когда обманом или насильно, а по доброму согласию и в общее удовольствие — греха нет. Так что всё у него тип-топ. А вон и «Корабль».

Величественное здание было тихим и голубоватым в предутреннем свете. За оврагом чуть слышно зашелестела и тут же стихла листва. Тишина была живой тишиной глубокого спокойного сна. Андрей мягко, без хлопка прикрыл за собой дверь и взбежал по ступенькам. Тихий, безмятежно спящий коридор. И чтобы не нарушить этой тишины, Андрей, достав ключи, зажал связку в кулаке, выставив только ключ от верхнего замка, и бесшумно открыл дверь.

Та же сонная тишина. Андрей по-прежнему бесшумно закрыл за собой дверь. Света зажигать он не стал. Быстро снял и повесил куртку, разулся и в одних носках пошёл к себе. Хорошо, что в гостиной шторы не задёрнуты, а то бы наткнулся ещё, зашумел.

Но и у себя он не стал включать свет. Быстро разделся, швыряя как попало одежду, постелил и уже было лёг, как вспомнил об Алисе. Выругавшись вполголоса, Андрей заставил себя встать, дотащиться до двери и повернуть задвижку. А к дивану он возвращался уже спящим. Лёг и, уже окончательно засыпая, успел подумать: «А письма-то нет», — но не додумал, заснув окончательно.

Как уже бывало не раз, он опять зачитался до полуночи, и теперь никак не мог проснуться, хотя безошибочное, как у любого спальника, чувство времени уже будило его. И тоже уже привычная первая мысль, которой он отгонял всё ещё повторявшиеся сны о прошлом: «Кто я? Я — Андрей Кузьмин». Андрей безнадёжно вздохнул и открыл глаза. Ну, что за паскудство: ляжешь рано — так вся гадость снится, зачитаешься до песка под веками — спишь хорошо, но утром не встанешь. Ладно, вставать так вставать. Вон уже солнце какое.

Он ещё раз вздохнул и встал. Сцепив на затылке пальцы, выгнулся, встав на арку, и выпрямился. Низкий скошенный потолок и теснота заставляли тянуться без размаха, всячески выкручиваясь вокруг самого себя. Но это было единственным и вполне терпимым неудобством. В всём остальном его новое жильё устраивало.

Маленькая, оклеенная светлыми обоями комната, у стены кровать, узкая, но по его плечам, напротив комод и шкаф на одну створку, этажерка для книг, у окна пистменный стол, а напротив окна в другом торце за двойной занавеской душ. Так что даже чтоб вымыться не надо вниз бегать. Нет, он своей комнатой очень доволен. И хозяйкой. И сам бы он ни за что так здоровско не устроился…

…Доктор Ваня остановил его в коридоре.

— С жильём устроился, Андрей?

— Нет, — растерянно ответил он. — Я ещё не думал об этом.

И совершенно неожиданный ответ.

— Отлично.

— Почему? — не удержался он.

Но доктор Ваня будто не услышал вопроса.

— Вещи твои где?

— Я их в раздевалке оставил.

И опять:

— Отлично. После смены с вещами подожди меня.

Доктор Ваня убежал по коридору, а он остался стоять дурак дураком. Нет, он понимал, что ничего плохого ему доктор Ваня не сделает, но было почему-то не по себе. Смена суматошная, тыркаешься много впустую, да ещё они прямо с поезда. Он доработал до конца и устало побрёл в их раздевалку. Там было тесно и шумно. Переодевались, менялись шкафчиками, разбирали сваленные в общей груде чемоданы, сумки и мешки.

— Я в общежитие, — дёрнул его за рукав Алик.

Он молча мотнул в ответ головой.

— Ну, как знаешь, — Алик обиженно надул губы.

Ин ещё до выезда сказали, что общежитие будет маленькое, на десять человек, не больше, а остальным придётся устраиваться самостоятельно. И, пока ехали в поезде, они решили, что в общежитие пойдут те, кто хуже знает язык и вообще… второпях уезжал.

— Андрей, — окликнул его майкл. — С нами?

— А вы куда?

— В квартирное бюро.

— Нет, — он уже убрал свой шкафчик, запер его и теперь разыскивал свой чемодан. — Меня доктор Ваня ждёт.

— Тогда ладно, — милостиво кивнул Эд.

Они что, и здесь… «присматривать» вздумали?! Вот чёртов беляк, напоследок, но нагадил. Он взял чемодан и мешок и вышел. Где же доктор Ваня? А, вон же! Доктор Ваня курил, сидя на перилах служебного крыльца и, увидев его, кивнул.

— Пошли.

— Куда? — рискнул он спросить, когда они уже вышли за ворота. — Куда мы идём, Иван Дормидонтович?

— Не идём, а едем, — улыбнулся доктор Ваня.

И он не стал ни о чём больше спрашивать. Хотя у доктора Вани с собой только большой потрёпанный портфель, но шевельнулась у него сумасшедшая мысль, и он, боясь спугнуть, а тётя Паша говорит: «сглазить», отбросил её и просто шёл рядом. Доктор Ваня рассказывал о Царьграде, где учился в университете. На остановке они сели в маленький тряский автобус, и доктор Ваня сказал кондуктору:

— Два до Ивина.

И кондуктор — немолодая женщина с уталым лицом — дала им два бумажных билета-талончика.

— Ивино, — переспросил он. — Это… город?

— Как тебе сказать, Андрей. Вроде Алабино, но, — доктор ваня улыбнулся, — немного поменьше. Пятнадцать минут отсюда на автобусе и полчаса на электричке до Царьграда.

Доехали и вправду очень быстро. Маленький — он уже понимал это — городок, от площади, на которой остановился автобус, разбегались лучами улицы. Церковь, аптека, магазин, школа — успел он заметить, идя рядом с доктором Ваней. Деревянные резные заборы, белые и сиреневые кисти…

— Иван Дормидонтович, это… — он вдруг забыл, как будет по-русски сирень. — Это lilac?

— Да, — кивнул доктор Ваня. — Это сирень. Вот и пришли.

Доктор Ваня толкнул низкую зелёную калитку и вошёл в маленький, но ухоженный садик. Он шёл следом — не из страха, а потому что дорожка узкая, и если он свои чемоданом заденет цветы… это же нехорошо будет.

— Эгей! — весело позвал доктор Ваня, поднимаясь на крыльцо веранды. — Есть тут кто? Или уже встретить некому?

— Это кто тут такой шумный? — вышла навстречу им из дома маленькая совершенно седая старушка и, ахнув, всплеснула руками. — Господи, Ваня, живой!

— Ещё какой живой! — рассмеялся доктор Ваня, сгибаясь пополам, чтобы она смогла обнять и поцеловать его. — Здравствуйте, Серафима Панкратьевна.