На сопках Маньчжурии

Терехин видел эти танки на Халхин-Голе, и недооценивать их не собирался. У девяносто седьмого была пушка пятьдесят семь миллиметров, два пулемета, броня – двадцать пять миллиметров, скорость – сорок километров в час. Девяносто пятый был послабее. Пушка – тридцать семь, два пулемета, броня – противопульная, скорость – пятьдесят. Но оба танка были вполне серьезными противниками для БТ.

Хуже всего было то, что дивизии эти нависли у него над флангами. Одна слева, а другая справа. И это было чревато большими неприятностями! Поэтому командарм бросил в бой всю броню, какая у него была… Той, что слева досталась одна танковая и две мотоброневых бригады. А той, что справа – две танковых и одна мотоброневая. Потому что там, вдали уже маячил Порт-Артур, и его надо было брать как можно скорее!

А поэтому… Так-растак! Мать-перемать! В п е р е д!

Двадцать третьего августа состоялся крупнейший встречный танковый бой за всю войну. А может быть, за все войны! Три советских бригады столкнулись лоб в лоб с самурайской дивизией, перекрывшей им путь на Ляодунский полуостров…

Шестая Краснознаменная и пятнадцатая танковые бригады даже после тысячекилометрового марша и жестоких боев по числу танков превосходили самурайскую дивизию более, чем в три раза. Плюс полсотни артиллерийских бронеавтомобилей девятой Краснознаменной мотоброневой бригады… И количественное превосходство, несомненно, сыграло свою роль в победе… Но далась она о ч е н ь дорогой ценой!

Потому что воевать самураи умели, а сдаваться нет…

Двадцать пятого августа уцелевшие броневики девятой мотоброневой бригады и сводные батальоны шестой Краснознаменной и пятнадцатой танковых бригад, разметав тыловые части противника, вошли сначала в Дальний, а затем в Порт-Артур!

Наверное, капитан Лапутин был человек везучий. Он сумел привести в Порт-Артур почти треть своего батальона. Наверное, таких же везучих, как и он сам, ребят!.. Перед ними до горизонта простиралось Желтое море… И лежал город славы и позора русских моряков… Краткого и, наконец-то, смытого позора… И вечной славы!..

Впрочем, война еще не кончилась. Пока они просто отрезали Маньчжурию от остального Китая и всё… Враг был очень силен. И его надо было добивать!

Как-то в перерыве между полетами лейтенанту Пономареву передали письмо, пришедшее с оказией…

Письмо было от Кольки Дьяконова: 'Привет, Володька!

Как жизнь? Слыхал, тебя в конце мая зацепило. Оклемался, поди, уже?

У нас тут, наконец, тоже жаркая погода наступила. Не то, что раньше. Ребята тебе передают привет. Пока все живы-здоровы, и всё путём!

Анюта тебе тоже привет шлёт. Она у меня уже вот-вот родит. Так что быть мне скоро папашей, а Лехе – дядькой! Такие дела. Недавно она письмо получила от сестры. Татьяна тебя часто вспоминает. Просила даже адрес твоей полевой почты дать. Анютка ей отослала. Ты не возражаешь?

Встречал тут как-то руководительницу нашего школьного кружка. Помнишь ее? Она здесь почти тем же самым занималась. Как у нас погода стала меняться, так ее кружок, само собой, первым на солнцепёк! Сам понимаешь. Так вот, знакомые рассказывали, кто там был. Вот уж жарило, так жарило! Спеклись ребята почти все до одного. Говорят, и она тоже.

Такие дела.

Ну, ладно! Писать некогда. Погода у нас летная, поэтому летаем с утра до вечера. Чего и тебе желаю.

Пиши, не забывай'.

Все расплылось у Владимира перед глазами… Он автоматически сунул листок в нагрудный карман. И ничего, не видя перед собой, зашагал прочь…

Шел, шел… А потом ноги у него подогнулись, и он рухнул ничком на мокрую желтую траву, и вцепился в нее зубами… Рыдания разрывали ему грудь… И он рычал и бил, и лупил, что есть силы, кулаками по этой чужой, по этой вражьей земле, которая отняла у него в с ё… И он заскреб ладонью по карману, ища свой ТТ, забыв, что оставил его вместе с кобурой и портупеей в кабине истребителя…

И, слава Богу, что не оказалось у лейтенанта Пономарева под рукой его личного оружия. Потому что тогда хватило бы ему одного патрона. Стрелял он прекрасно… А с такого расстояния уж точно бы не промахнулся, даже не глядя, на ощупь… Потому что промахнуться в сердце, когда оно болит с т а к о й силой, невозможно…

Через какое-то время он затих. И долго еще лежал, уткнувшись лицом в траву.

Сначала был шок… Потом бесконечное отчаяние… Потом глухая тоска… Не было только слез…

7. Загрохочут могучие танки…

Приморский фронт, середина августа 1939 г.

…Четырнадцатая тяжелая танковая бригада Резерва Главного Командования, прибыла из Киевского военного округа в Уссурийск в середине июня. Все узловые станции и крупные города составы проходили только по ночам. А днем отстаивались на пустых перегонах, срывая график движения пассажирских поездов.

Потому что прибытие этого соединения на любую из границ могло означать только одно: 'Иду на Вы!'

В Рабоче-Крестьянской Красной Армии имелась только одна такая бригада. Помимо батальонов легких танков БТ-7 и Т-26, в ее состав входили два батальона тяжелых танков Т-35… Все тридцать восемь танков из имеющихся в наличии! Несколько учебных танков в бронетанковых школах не в счет… Поэтому эта бригада была обязательным участником каждого парада на Красной площади. Чтобы все буржуи знали, с кем дело придется иметь, если что! Для этого, кстати, и на Дальний Восток была переброшена. Чтобы эти самые буржуи, в лице самураев и их маньчжурских прихвостней, это самое и узнали, что должны были… Но только в нужный момент! Поэтому перемещение бригады было скрытным и совершенно секретным!

По прибытии бригада поступила в распоряжение командующего первой отдельной Краснознаменной армией командарма второго ранга Конева. Хотя, на самом деле, пока принесла только лишнюю головную боль. Незаметно выгрузить и спрятать тридцать восемь сухопутных л и н к о р о в было далеко не просто!

Вообще, тяжелый танк Т-35 был машиной уникальной! Длина – десять метров! Высота – три с половиной. Вес – пятьдесят тонн. Вооружение – одна семидесяти шести миллиметровая пушка, два сорока пяти миллиметровых орудия и шесть пулеметов в пяти башнях! Экипаж – двенадцать человек!

Правда, скорость хода у него была маловата, всего тридцать километров в час по шоссе, и двенадцать – на местности.

И броня слабовата, всего двадцать миллиметров. Только передний наклонный лист потолще – пятьдесят. Когда Т-35 проектировали в начале тридцатых, этого казалось достаточно. Но с тех пор противотанковая артиллерия шагнула вперед.

Впрочем, и сейчас в тридцать девятом году, равных этому танку ни у кого не было! Ни у французов, ни у англичан. И тем более у немцев или японцев. Пять башен расположенных в два яруса позволяли сосредоточить массированный огонь из двух пушек, трехдюймовки и одной из сорокапяток, и трех пулеметов вперед, назад или на любой борт!

Командарм второго ранга Конев знал, почему эти танки отдали ему, а не другим командующим фронтами. И где он будет их использовать, Конев тоже знал… Он уже давно был знаком с планами Генштаба по Приморью, хотя бы потому, что сам принимал посильное участие в их разработке.

В почти пятисоткилометровой полосе наступления Приморского фронта, от Посьета до Лесозаводска, самураи вплотную друг к другу построили семь укрепленных районов, связав их в одну систему. Хутоуский, Мишаньский, Суйфыньхэский, Дуннинский, Дунсинчженский, Хуньчуньский и Кёнхынский.

Самые мощные из них были Хутоуский и Мишаньский, находящиеся севернее озера Ханка. Там он будет демонстрировать активность, но не более. А вот пять УРов южнее озера придется долбить по-настоящему! Тут уж ничего не поделаешь. И в первую очередь, Дуннинский и Суйфыньхэский. Потому что другой возможности взять Муданьцзянь, у него попросту нет!

'Вот, так поставил задачу! Словно отматерил кого-то!' – подумал командарм.

А после взятия Муданьцзяня… Конев опять усмехнулся… Он примерно представлял себе, как переиначат все эти названия бойцы. Так вот, после взятия этого Муданьзвяня (прости Господи!), он должен будет наносить удары по расходящимся направлениям – на Харбин и Чанчунь.