Абсолютная альтернатива

Удовлетворенно кивнув, я вскочил на коня.

— Убит, убит! — завопил я во весь голос и выскочил из-за поворота.

Четверо у моста немедленно оживились. Отбросив самокрутки, они потянулись к винтовкам. Увидев товарища, во весь опор несущегося к охраняемому мосту, драгуны чуть приспустили стволы, однако смотрели на меня настороженно.

— Что с Густавом?

— Пристрелили!

— Да кто?

— Догадайся!

С этими словами я достиг моста и с энергией, достойной лучшего применения, обрушил на вопрошавшего свой палаш, все еще багрящийся кровью незнакомого мне Густава.

Направо! Налево!

Два стрелка умерли, едва успев догадаться, что станут жертвами собственного товарища.

Третий, стоявший чуть дальше, успел судорожно дернуть затвор и выстрелил вскидкой. Пуля пробила мне легкие, и тело предателя выпало из седла. Точно за мгновение до этого я выскользнул из всадника.

Не думая ни о чем, поднялся в воздух и вонзил свой разум в тело только что уложившего меня удачливого стрелка.

— Вот сволочь! — заорал мне четвертый драгун, выскакивая из-за моста. — Я все видел, Карл, это измена, измена!

Он подбежал ко мне, и мы оба задумчиво посмотрели на труп моего бывшего реципиента, лежащий у нас под ногами.

— Конечно, — заметил я и снова передернул затвор, чуть развернув ствол оружия к очередному напарнику. — Измена, она и есть.

— Что? Как? — Тот глупо взмахнул винтовкой, но я выстрелил раньше.

Взмахнув руками, пятый солдат рейхсвера свалился под мост, в воду.

Быстро перебрав сумки, я напихал себе еще шесть гранат, затем, торопясь, что выстрелы вызовут слишком много внимания, снова взлетел на коня.

Местность вокруг лежала относительно безлюдная — с двух сторон мост окружала рощица, с третьей через парк дорога вела во дворец, и только с четвертой стороны, как раз с той, откуда я прискакал, зарубив первого верхового драгуна, открывался вид на пригороды Потсдама. Там стояли несколько одноэтажных домиков, хозяева которых, привлеченные выстрелами, наверняка уже пялились на меня расширенными от ужаса зрачками.

Лично мне не было до них дела. В случае разбирательства роль стрелка, тело которого я сейчас занимал, в убийстве товарища быстро докажут. Однако до разбирательства, усмехнулся я, оно вряд ли успеет дожить.

Через пять минут скачки, потрясая набитым гранатами подсумком, я долетел до парадного входа в дворцовый парк. Будь во мне меньше наглости, возможно, стоило попытаться проникнуть в Сан-Суси через «черные», «вторые», «запасные», «грузовые» или иные ворота, которых на территорию дворцового комплекса имелось достаточно много. Однако меня почему-то привлекал именно парадный въезд — вероятно, тем, что раскладку местности внутри парковой зоны я изучал по отношению к нему и примеряться к новым координатам уже было попросту лень.

У парадных ворот, украшенных чугунным литьем, латунью и даже золочением по краям перьев гербового орла, меня ждали двадцать стрелков в полной готовности, во главе с дежурным, потянутым, почти глянцевым офицером.

— Что там у вас? — заорал мне красавец-командир германцев, тыча белой перчаткой в сторону моста и дороги.

— Нападение, — выдохнул я и попытался достать офицера штыком.

Три ствола выстрелили одновременно. В следующее мгновение вокруг воцарилась полная тишина. Очередной мой носитель, стукнув о землю ненужной уже винтовкой, рухнул у сапог своих сослуживцев порожним мешком, а сам я невидимой тенью парил в это время у них прямо над головами.

Крякнув и крепко выругавшись, определенно сбитый с толку, но нерастерявшийся глянцевый лейтенант немедля направил к мосту пятерых человек, а остальных заставил залечь у парадного и изготовиться к возможному нападению.

«Молодчина», — подумал я, вися в воздухе, однако тут же отметил, что решение офицера, исходя из моих собственных целей, нуждается в кардинальной корректировке.

Педантично отметив погоны и убедившись, что более старшего по званию в толпе стрелков нет, я спустился чуть ниже, прямо к темени обреченного лейтенанта. Поначалу меня встретило яростное сопротивление личности, объяснимое, вероятно, тем, что реципиент находился в возбужденном состоянии, но я справился.

— Вы двое — ты и ты! Возьмите труп и отнесите его во флигель! — приказал я уже устами офицера.

Убитого стрелка подняли сильные руки товарищей и послушно потащили внутрь парка. Прихватив подсумок с гранатами, лейтенант отправился вслед за ними.

Во флигеле я велел бойцам возвращаться к парадному, а сам быстро пошел ко дворцу. Мой новый пленник в это время казался связан невидимыми, но несокрушимыми путами. Впервые за все время «переселений» я столкнулся с открытым сопротивлением личности. Николай Второй попытался вытолкнуть меня однажды — факт, однако, что сделал это в состоянии ужасного шока. С тем же, что реципиент сопротивляется сразу после вселения, я сталкивался впервые. Возможно, это объяснялось индивидуальной устойчивостью неизвестного мне офицера к подобным «виртуальным» нападениям, а возможно, его состоянием в данным момент. Вероятно, его личность пыталась разобраться с тем, что произошло у ворот и на мосту, а посему воспринимала мое вторжение в разум не как феномен, а как опасное нападение на дворец. Реакцией на заведомую атаку соответственно явилось яростное сопротивление. В этом был определенный риск — я не знал, есть ли у него допуск, и не был уверен в том, что в критической ситуации немецкий лейтенант не вытолкнет меня так же, как это сделал один раз русский царь. Формальному контролю тем не менее он пока поддавался.

В конце концов я решил не рисковать. Пройдя дикий парк, я добрался до декоративного сада, украшенного газонами и цветочными клумбами, присыпанными сейчас подтаявшим снегом. Отыскав первое же укромное место — буквально то, которое бросилось мне в глаза, я забросил сумку с гранатами внутрь обширного кустарника. Место показалось мне привлекательным в силу двух причин: во-первых, сад был разбит на правильные квадраты, заполненные густой растительностью, в голых, но темных ветвях которого сумка оказалась совершенно не видна. А во-вторых, на перекрестье двух выбранных мной дорожек, на каменном постаменте располагалась фигура античной богини, судя по шлему — Минервы, которую я мог взять за метку для обнаружения спрятанных таким незамысловатым способом пехотных гранат.

Далее все было просто. Привычно — два существа в одном — я направился к главному фасаду дворца. Под сферической крышей здесь скрывался Мраморный вестибюль — главный вход и главное украшение потсдамского Версаля. Пятеро в серых мундирах, очевидно, уже лейб-гвардейцы, попытались меня остановить и принялись расспрашивать, что происходит в парке. Без прений и разговоров я разрядил в них маузер. Буквально через секунду нечто горячее со свистом пронзило мне бок. Дернувшись от обжигающей боли, я глянул вниз и увидел расползающееся на мундире пятно…

Когда я поднялся в воздух, зрение вновь прояснилось, я осознал себя парящим прямо в Мраморном зале над изрешеченным пулями телом умирающего лейтенанта. Глаза отважного офицера смотрели вверх, в потолок, но казалось, будто глядит он прямо на несуществующего меня.

Я вздрогнул. Для подобного спазма у меня не было тела, однако страх перед только что совершенной резней запомнился мне в тот момент хорошо. Было ли благом то, что творил я сейчас, убивая случайных людей налево и направо, шагая по головам? Невинными назвать их было нельзя — все-таки стрелял и рубил я военных, а значит, потенциально готовых к смерти людей, однако тут крылось иное. Бессмысленные убийства уже семерых несчастных немецких солдат, совершенные последовательно и скоро — едва ли за полчаса, — я мог считать откровенно подлыми. Ведь я убивал их не в спину, а хуже, не только калеча тела, но превращая захваченных носителей в изменников и предателей в глазах сослуживцев, в глазах жен и детей, которых, возможно, убитые мной солдаты оставляли в родных деревнях и городах.

Однако я вспомнил виды, которые ежедневно во время своих путешествий мог наблюдать в окопах по обе стороны фронта — брустверы и траншеи, заваленные трупами после артиллерийских обстрелов. Война не может быть выиграна без жертв, и дань, что я собираю сейчас, ничтожно мала по сравнению с океанским валом из трупов, который обрушится на Европу в ближайшие пару лет, если я сейчас провалюсь!