Прайд Саблезуба

Впрочем, все это лирика и фантазии. Литературные данные и собственный опыт свидетельствуют о том, что способность к внушению — суггестии — с речевым общением почти не совмещается. А если нет речи, нет и интеллекта — в человеческом понимании, конечно. Об этом, кажется, еще профессор Поршнев писал. То есть стать по-настоящему человеком разумным природный суггестор не может. А жаль».

Тем не менее самого себя Семен считал в полной мере разумным и к тому же изрядным суггестором. Предпринимать какие-либо практические действия в такую погоду он не желал, да, честно говоря, и не знал, что ему делать дальше. Поэтому он решил заняться тренировкой — трудно даже перечислить все преимущества, которые может дать воину способность исчезать на ровном месте. Правда, в своем мире он о таких умельцах слышал лишь весьма сомнительные легенды и, кроме того, имел не очень достоверные сведения, что путем длительных медитаций йоги и тибетские монахи могут достигать состояния невидимости. В общем, он начал регулярно медитировать. На второй день занятий ему показалось, что успех налицо, но это лицо решительно некому показать, разве что парочке питекантропов. Объяснить, что от них требуется, Семен не смог и поэтому просто время от времени пытался у них на глазах войти в состояние «вы меня не видите». При этом он выбрал непроторенный путь, то есть минуя состояние ужаса или панического испуга. Довольно долго решительно ничего не происходило — Эрек и Мери никак не реагировали на замершего в сосредоточенной неподвижности Семена.

Успех пришел неожиданно. Семен заел трехсотграммовый кусочек мяса добрым килограммом незнакомых корешков, по вкусу сильно напоминающих хозяйственное мыло, и стал ждать реакции организма. Реакция не наступала, и он погрузился в очередную «медитацию»: представил себя сидящим за роскошным праздничным столом в окружении множества гостей обоего пола. Люди исключительно солидные — знакомые и малознакомые, но очень уважаемые. Все они чествуют за что-то его — Семена Васильева, то есть он находится в центре внимания. Наступает торжественный момент, за столом воцаряется тишина — «именинник» должен сказать тост. Семен поднимается с бокалом в руке и... громко протяжно пукает. Никакой двусмысленности — этот звук произвел ОН. Обращенные к нему лица замирают в растерянности. В глазах читается разное... Это позор, от которого не отмыться всю оставшуюся жизнь. Авторитет, карьера — все, что он имел две секунды назад, летит к черту. «Нужно немедленно исчезнуть! Любой ценой провалиться сквозь землю! Меня тут нет!! И никогда не было!!! НЕТ МЕНЯ!!!»

Мери с подвыванием бросилась к кустам. Эрек устремился за ней следом.

— Стойте! Куда вы?! — заорал пришедший в себя Семен. — Что случилось-то?

Питекантропы вернулись, но внятного ответа, конечно, дать не смогли. Общий итог проведенных расспросов можно было сформулировать так: «Ты изменился».

«М-да-а, — задумчиво почесал затылок Семен, — я прямо суперменом тут становлюсь. Или инвалидом. Впрочем, одно другого, кажется, не исключает, скорее наоборот».

Чтобы не утратить квалификацию, Семен возобновил свои упражнения с посохом. Первая же тренировка принесла ему массу положительных эмоций — Эрек взялся подражать! Наверное, это было замечательное зрелище: на лесной полянке посреди девственной природы седой лохматый мужичок в меховом балахоне прыгает, шагает, крутится, уклоняется, наносит удары невидимому противнику своей тяжелой палкой. Чуть в стороне огромный волосатый питекантроп старательно повторяет его движения, только в лапах у него не палка, а ствол дерева приличной толщины и веса. Получается у него в общем-то неплохо, но... Сделать из Эрека спарринг-партнера Семен так и не смог. Он подозревал, что «пустить в дело» свою огромную дубину парень, наверное, может лишь в положении «крысы, загнанной в угол». Во всех остальных (наверное?) ситуациях малейшая угроза нападения немедленно обращает его в бегство. Нанести, даже «шутя», удар Семену — доминирующей особи — для него совершенно немыслимо. Создавалось впечатление, что он вообще не в состоянии проявить агрессию по отношению хоть к кому-нибудь. По логике Семена, такого в природе быть не должно, но как спровоцировать Эрека на атаку (и остаться целым) или хотя бы на активную оборону, придумать он не смог.

Сколько ни тужился Семен, а внятного объяснения отсутствию полноценного контакта с такими относительно высокоразвитыми существами придумать не мог. Самое большее, на что он сподобился, это было нечто вроде гипотезы: «Данные гоминиды живут группами, в которых имеются доминирующие особи. Если я „вожака" понимаю, а он меня нет, то это дает мне хоть какое-то преимущество, какую-то степень свободы, ставит между нами барьер, проницаемый в одну сторону. Примерно так поступает любое мало-мальски оформленное человеческое сообщество — от уголовников до филателистов — вырабатывает свой сленг, собственный конфессиональный язык. Здесь же все на уровне инстинктов: они просто не понимают, ЗАЧЕМ мне — доминирующей особи — понимать ИХ, если они ведут себя правильно. А правильность определяется отсутствием гнева и подачками с моей стороны».

Тем не менее информация была нужна, и Семен упорно занимался «допросами». Кое-чего добиться ему все-таки удалось:

— Да, раньше жили в некоем сообществе.

— Почему оказались вне его?

— Изгнаны. Точнее, изгнан Эрек, а Мери ушла вслед за ним.

— Почему изгнан?

— Конфликт с «доминантом».

— Почему ушла?

— Так захотела (Свобода воли, однако! — удивленно прокомментировал Семен).

— Почему находитесь возле меня?

— Имеешь некоторые признаки родственности нам. А так же признаки «доминантной» особи. Не проявляешь агрессивности, точнее, проявляешь в терпимых пределах.

— Где находится ваше сообщество?

— Там.

— Хотите вернуться?

— Хотим, но боимся.

— Есть ли здесь, в пределах вашей «ойкумены», существа, похожие на меня?

Тут следует сбой и непонимание этой самой «похожести». То есть существа подобной формы и размеров вроде бы в наличии имеются, но всем остальным они отличаются. Чем это «всем остальным»? Ну, например, множественностью (в одиночку не бывают) и агрессивностью. Впрочем, в данном случае имелась в виду не способность нанести ущерб, а как бы формула абсолютной опасности. Подобрать аналог этому трудно, ближе всего, наверное, взаимоотношения «кошка — мышь», переданные в восприятии последней.