Корниловец

Марков покивал нетерпеливо и спросил о главном:

— Как мыслите, Георгий Иванович, удержим город, если турки попрут?

Квинитадзе задумался и пожал плечами.

— Все форты — наши, — сказал он, — все четыреста с лишним орудий — на месте. Людей маловато, так вы с пополнением прибыли! Чего ж не удержать? Удержим… Лишь бы было для кого, лишь бы Россия в целости и сохранности осталась!

— Останется! — твёрдо пообещал Марков.

После скромного застолья Сергей Леонидович с Георгием Ивановичем устроили осмотр укреплений, а Кирилл Антонович тем временем «подрабатывал» квартирмейстером, размещая своих текинцев. Набегался он так, что заснул прямо в штабе и лишь утром вспомнил о водительнице «Лорен-Дитриха». Кинулся искать, покряхтывая от стыда и боясь, что Нвард уехала далее, к озеру Ван, даже не попрощавшись с бессовестным любовником, но девушка сама нашла его — вызвала через ухмылявшегося Саида.

Погрозив Батыру кулаком, Кирилл выбежал к ориорд Нвард, поджидавшей его у ворот цитадели.

— Прости, ради бога!.. — покаянно начал Авинов, прикладывая пятерню к сердцу, но девушка, слабо улыбаясь, остановила его излияния.

— Полноте, Кирилл, полноте, — ласково сказала она. — Давай пройдёмся немного? Мне надо сказать тебе нечто важное… Очень важное.

Косясь на часовых у ворот, не скрывавших своего любопытства, Авинов увёл Нвард подальше, но стараясь особо не удаляться от расположения. Азия всё ж таки.

Завернув за угол обширной мечети с тонкими, худосочными минаретами, Кирилл сбавил шаг. Внимательно посмотрев на девушку, он заметил, что оживление на её лице — деланое, вымученное, и сейчас, наедине с ним, Нвард уже не скрывала своего истинного настроения — тоски и печали. И что-то ещё угадывалось в чёрных глазах… Отчаяние? Загнанность?

— Что случилось? — осторожно спросил Авинов.

Девушка шла рядом с ним, опустив глаза, и молчала.

— Я устала, — проговорила она, наконец. — Устала тебе лгать.

— Не понимаю! — замотал головой Кирилл.

Нвард глубоко вздохнула и сказала, глядя ему в глаза:

— Единственная правда заключается в том, что меня зовут Нвард и я люблю тебя… Всё остальное — ложь и притворство. О, да, я была в одалисках, но вовсе не отвергала султана, хотя он и не замечал меня. Я — турецкая шпионка, Кирилл. Молчи, молчи! Не говори ничего! Мне сейчас очень, очень трудно, очень тяжело и скверно. Я шпионила за англичанами в Тегеране и Багдаде — и была спокойна, даже довольна жизнью. Я танцевала в парижском кабаре, спаивала французских офицеров — и совесть моя молчала. Но когда меня заслали к русским, я встретила тебя. И всё перевернулось, всё пошло не так! Я не могу больше работать против вас — это нечестно, это неправильно! Вы же спасаете мой народ, а я? А я, выходит, предаю и армян, и русских?! И я… И я…

Нвард не выдержала и заревела, как девчонка, размазывая ладонями слёзы по щекам. Авинов обнял её за плечи и прижал к себе. Обиды, тем более ненависти или презрения, не было в нём. Кириллу было жалко ориорд Нвард, вот в чём дело.

— Значит, никто тебя не преследовал? — негромко спросил он.

Девушка помотала головой, не отрывая её от груди Авинова. Потом, шмыгнув носом, она подняла на него заплаканные глаза.

— Я бы ещё в Трапезунде во всём призналась тебе, но там был Мехмет-эфенди, а он страшный человек, я боюсь его. Он резидент турецкой разведки, а половина его контрабандистов — агенты. Это они сообщили о планах Корнилова, и меня забросили в Трапезунд. Потопление «Йилдиз Деде» было трагической ошибкой, нелепой случайностью, но… Мне стыдно за мои мысли, но всё-таки я рада крушению, ибо встретила тебя. Ты светлый и настоящий, ты… Ах, что теперь говорить об этом?!

Кирилл погладил её руку, затем поднёс к губам и поцеловал изящную конечность. Девушка взглянула на него расширенными от изумления глазами.

— Ты… — прошептала она. — Ты не гонишь меня прочь?!

Авинов покачал головой.

— Ещё чего, — улыбнулся он. Тут его посетило воспоминание о Даше, и улыбка пригасла. Господи, как только не складываются судьбы человеческие! Как только не пересекаются пути земные! В каких только тенетах, неощутимых, почти несуществующих, не бьются души смертных!

— Я не прошу у тебя прощения, — взволнованно сказала Нвард, — его для меня, наверное, и не бывает, но попытаюсь загладить свою вину… — Смолкнув на минуту, девушка нервно скрещивала пальцы рук, собираясь с духом, и договорила: — Ровно через два дня османы перейдут в наступление. Семь дивизий пехоты низама ^[144]под командованием генерал-лейтенанта Мехмеда Вехиб-паши ударят в эрзерумском, ванском и приморском направлениях. ^[145]

Кирилл молчал как громом поражённый.

— Откуда тебе это известно? — пробормотал он, лишь бы что-то сказать, а сам в это время соображал, что делать и куда бежать.

— От Энвера-паши. ^[146]Это он послал меня в Трапезунд, и это он ныне, по сути, правит Турцией, а не султан-калиф.

— Та-ак… — протянул Кирилл. — Семь дивизий, говоришь? Это сколько же тыщ народу наберётся?

— Двадцать пять.

— Двадцать пять? — обрадовался Авинов. — А, ну это ещё ничего! Так… Мы сейчас же идём к генералу Маркову и обо всём ему рассказываем.

— Нет! — испуганно воскликнула Нвард. — Ваш генерал меня расстреляет!

— Я тебя заслоню своим телом, — улыбнулся Кирилл. — Пошли!

— Я… — слабо воспротивилась Нвард.

— Бегом!

И турецкая шпионка побежала, держа за руку русского офицера.

Генерал Марков поначалу выслушивал исповедь Нвард сидя за столом, потом он вскочил и стремительно зашагал из угла в угол. Яростно выругавшись, генерал церемонно попросил у дамы прощения и выскочил в коридор, выкликая батальонных и ротных. И пошло раскручиваться колесо военной машины — 4-я сотня казаков верхом отправилась в разведку, артиллерия перемещалась на новые позиции, шифровальщик по радиолинии предупредил Трапезунд о готовящемся наступлении турок, прося Эльснера подсобить — перебросить в Эрзерум отряд бомбовозов с воздушной станции 1-го разряда «Батум», недавно отобранной у грузин. В тот же час надёжный «пятак» — гидроплан М-5 ^[147]отбыл в Карс с пакетом для генерала Эрдели, а Квинитадзе услал парочку «Бенцев» в Ван — предупредить добровольцев из Армянского корпуса, чтобы те бдили. По радиолинии, протянутой между Эрзерумом и Трапезундом ещё в шестнадцатом, ушёл приказ об аресте Мехмета-эфенди. В тот же день пришёл ответ: подстрелив троих жандармов, турецкий резидент скрылся в горах…

…На третий день, перед самым наступлением, прибыли грузовики, совершившие вторую — и последнюю — ходку. Бензин был на исходе, да и подвозить более не осталось ничего — все снаряды, все патроны, какие имелись, были доставлены. Корнилов поделился последним.

Утром над Эрзерумом закружил турецкий аэроплан. Нвард, глядя на него из-под руки, уверенно сказала:

— Это «Арибурун». У османов их два всего — «Арибурун» и «Анафарт», но тот однажды сел неудачно — до сих пор починить не могут…

Кирилл молча наблюдал за аппаратом, а вот Марков не выдержал, скомандовал:

— Дударев! Пощекочите-ка его из «эрликонов»!

Звонко затявкала двухствольная скорострельная пушка. Турецкий пилот увильнул от первой очереди, но вторая порвала ему крыло — «Арибурун» сначала плавно, затем всё убыстряясь, понёсся к земле, кувыркаясь и крутясь, пока не лопнул тусклым шаром огня на склоне Топ-дага.

— Красиво пролетел! — довольно крякнул Марков.

В это время прискакали казаки, посланные на разведку. Они закружили по двору, остужая коней.

— Да скорей же, сукин сын! — закричал Сергей Леонидович. — Давай сюда донесение!

— Идёт турка, ваше превосходительство! — откозырял подъесаул Леурда. — Тыщ восемь, да як бы не бильше — и конных, и пеших! Разъезд есаула Гулевича напоролся на турок, те открыли огонь. Есаул тоже ранитый и лыжить промиж вбитых. Хорунжий Ядыкин послав мэнэ просыть пиддэржку!