Миры отверженных(СИ)

– Ну и где ты видишь, этот конец? Где ты тут увидел ад? – набросился на него Лисипп. Дарион посмотрел на грека с презрением.

Грек встал на ноги. – Ну, вот, смотри. Тут полно живности, которая сама идёт тебе в рот. У нас есть вода. И здесь тепло и комфортно. Разве это похоже на ад? Да я в таком аду готов жить всю жизнь.

Его поддержал Ольдих. – Сюда еще бы бочонок вина, и я посчитаю себя самим счастливым человеком на Земле.

Ольдих запнулся, вспомнив, что он находится не на Земле … Ну, не на Земле, а вот здесь. Я просто не знаю, как это место назвать.

Дарион улыбнулся. Наконец-то он почувствовал себя в своей стихии. Сейчас он преподаст, всем этим еретикам и слепцам, урок. – А вот в том-то и дело, что дьявол коварен. Он специально нагнал на ваши глаза пелену, чтоб вы не замечали реально происходящего. Человек должен в поте лица добывать свой хлеб. Он должен его заслужить. А как вы получили сегодняшнюю пищу? Вы же вообще палец о палец не ударили. Вы даже не вспотели, когда гнались за этим оленем. Вы где-то видели что-то подобное? Чтоб тварь даже не боролась за свою жизнь? А вы, – он посмотрел в сторону Леонтия, – вы просто скрутили этим птицам головы. И они ведь тоже даже не сделали попытки защитить свою жизнь. Вы разве считаете это в порядке вещей? Я говорю вам, – это всё происки дьявола. Голос Дариона звучал все уверенней, и все смешки на поляне постепенно прекратились. Доводы священника были весьма убедительными.

И только Лисипп все равно не унимался. – Может быть и так, но овечку когда режут, – она ведь тоже не сопротивляется.

Дарион гневно посмотрел на грека. – А с вами, у меня разговор короткий. Вернее не будет никаких разговоров. И чтоб более, не приближались к моим людям с разговорами, о своих языческих божках. Вы только вносите смуту в их невинные души, которые ещё больше запутываются и не могут воспринимать слово Божье, – Дарион презрительно посмотрел на грека, и, отвернувшись, отошел в сторону, где сидела группа женщин.

Леонтий присвистнул, – Вот так вот, Лисипп. Полная виктория отца Дариона, – и подмигнул ему.

Грек с досады, махнул рукой – Да ну, его.

– Да, кстати Леонтий, – подал голос Хильдебальд. – Тут вроде все заняты делом. А почему мы должны кормить всех этих? – вандал кивнул в сторону музыкантов и танцовщиц.

– И то, правда, вандал, – согласился римлянин. – Лисипп, а ну-ка тащи этих тружеников песни и танца сюда.

Через минуту музыкальная группа стояла перед Леонидом. Леонтий, продолжал ковыряться травинкой в зубах. – Вот тут о вас, беспокоятся. Вы все, конечно, люди вольные, но тут справедливо спрашивают, а почему мы вас должны кормить, поить, защищать от диких зверей? Может вас, как вольных людей, отправить на четыре стороны, и вы, как хотите, – так и живите.

У бедолаг вытянулись лица от испуга.

– Или вы всё же по призванию нам пригодитесь? А ну, давайте, ублажайте нас, своим искусством, а там глядишь, может и решим, что вы нужны.

– Но у нас нет с собой никаких инструментов, – нерешительно промямлил один из музыкантов.

– Ничего страшного, вы пойте что-нибудь. Давайте – давайте, а то передумаю сейчас. Леонтий грозно нахмурился, при этом очень сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Музыканты что-то затянули нестройно в три голоса, и девушки начали кружиться в каком-то танце. Но то ли оттого, что это все было из-под палки, то ли из-за солнца, стоявшего прямо над головами, то ли из-за полных желудков, – но зрелище было совершенно тягостное, и кроме скуки и зевоты ничего не вызывало.

Их мучения прервал Хильдебальд. – Прости меня, римлянин, но смотреть сейчас на движение этих сонных мух, без вина, – сил нет никаких, да и не вечер сейчас. Может в свете луны и костра это зрелище, будет чуть повеселее.

Леонтий недовольно махнул рукой, – Идите уже и займитесь лучше благоустройством ночлега.

Тем временем дети образовали уже свое маленькое сообщество, отсев отдельно от взрослых и что-то обсуждали, шумно смеясь. Теперь между ними, уже не было никаких языковых проблем, и отсутствие преград в коммуникациях, в буквальном смысле развязало им языки. Да и по правде сказать, трудно быть замкнутым в десять лет, особенно после всего, что с тобой столько всего произошло, и когда, так хочется поделиться этими переживаниями с кем-нибудь. Ну и кто, лучше сверстников, подходил бы для этого?

Тургэн, окончательно заскучав от отсутствия общения, решил еще раз рискнуть, и всё же попытаться наладить отношения с Цэрэн. Он постепенно сокращал дистанцию между собой и старухой, да и Октай, уже не так остро реагировал на его приближение, привыкая к его присутствию.

– Чего ты кружишь вокруг меня? Я что, не ясно тебе сказала, чтобы ты даже не думал ко мне приближаться? – буркнула Цэрэн.

– Цэрэн, я понимаю, почему ты так ко мне относишься, и я не осуждаю тебя. Ты имеешь право так поступать, но и ты тоже пойми меня. У меня тоже было свое племя, и я должен был его кормить. Это же моя обязанность.

– Воровать и убивать слабых, – вот оно, твое призвание, – старуха зло посмотрела на него. – Долгоон, хоть и не был великим вождем, но он был честным воином, и не опускался до таких низостей, как ты, оправдывая это благом для своего племени.

– Это ты про того, который довёл ваш род, до жалкого существования? – усмехнулся Тургэн. – Ну и чем он лучше меня, если он вёл своё племя только к полному его исчезновению?

– Что ты знаешь про него, и про историю нашего племени? – глаза Цэрэн полыхнули недобрым огнем. – Что ты знаешь о том времени, и о том, в каком состоянии было наше племя, когда он стал вождем? О том, что мы были вынуждены постоянно скитаться, и что только благодаря нему, мы и выжили. Что ты знаешь об этом?

– Вот именно, что выжили. А это разве жизнь? И чего, это ты так его защищаешь, Цэрэн? Он что, тебе родня какая-то, а? – издевательски бросил Тургэн.

Шаманка решила, что пора заканчивать это разговор. – А чего это я с тобой так разоткровенничалась? Ты ещё подумаешь, что я тебе всё простила. Сейчас вот поговорю с Октаем, он тебе ночью глаза-то, пока ты спишь и повыцарапает. И в этот раз он уже не промахнётся, будь уверен.

– Подожди, подожди, Цэрэн, я же мириться хочу. Тургэн не на шутку испугался. – Чем я должен доказать, что я тебе не враг? Ты посмотри на этих всех, – они же все нам чужие. Они не спрашивают твоего мнения, они даже не хотят знать твой язык. А я уважаю твои знания и умения, и готов слушаться тебя и помогать. Вдвоем нам будет гораздо легче. Кто его знает, что у этих чужаков на уме? А внучка твоя постоянно с ними трётся. Ты что не видишь, как она с чужими уже бойко общается? И я тебя уверяю, – они говорят, не на нашем с тобой языке.

Старуха посмотрела в сторону детей, и в этот момент черный мальчик что-то рассказывал Эрдэнэ, держа ее за руку, и внучка, во весь голос смеялась.

– Цэрэн, а ты не хочешь узнать, откуда она знает язык этого темного как ночь, ребенка чужих людей?

Шаманка фыркнула. – Я рада, что моя внучка, хоть среди чужих, сможет найти свой круг общения. Не век же ей, со старухой общаться. И вообще, какое тебе дело до неё и всех её дел?

– Нет, если ты считаешь это нормальным – значит, так буду считать и я. Я просто хочу показать тебе свою полезность. И ещё, – Тургэн осмотрелся по сторонам, – в знак моей тебе преданности, я хочу предложить тебе дар. Вот держи, – он вытащил из голенища нож и, взяв за лезвие, передал его шаманке.

– Откуда он у тебя? – Старуха подозрительно посмотрела на него.

– Неважно, – ответил Тургэн. – Главное теперь он твой, как и у этих. Я специально его украл. Оттуда сверху, для тебя.

Цэрэн потрогала рукой лезвие, а потом спрятала его в складках своей одежды. – Ладно, эту ночь можешь спать спокойно. Я ничего приказывать Октаю не буду. Но это не значит, что ты можешь сидеть рядом, – сказала старуха Тургэну, рискнувшего на радостях, подвинуться к ней поближе. – Я подумаю, как тебя использовать. Как ты говоришь, тебя зовут?