Бесконечное лето: Не чужие (СИ)

Черт возьми, жизнь определенно начинала удаваться!

— Уф-ф-ф-ф! — отодвинул я опустевшую тарелку. — Вкуснотища, теть Оль, спасибо огромное.

— Хлеб не доел, — указала мне она, занимаясь чем-то своим у возмущенно шкворчащей плиты. — Давай, исправляйся. А то он за тобой ночью бегать будет, сам знаешь.

— Теть Оль! — возмутился я. — Мне же не три года, и даже не пять, я в следующем году в университет поступаю уже!

— Для меня ты всегда маленький, племяш, — в тарелку шлепнулась ложка картофельного пюре, сопровождаемого подливкой и куском зажаренной до черноты печенки. — Вот тебе еще для подкрепления расшатанного организма. И с хлебушком заодно разберешься.

Мы сидели в летней кухне, пристройке к ее дому — там и плита была газовая, на баллонах, и вода подведена, и электричество работало. Строго говоря, дом был не совсем ее — бабушка завещала его двоим своим дочкам, а также их сыновьям, всего четверым. Но только сейчас нас оставалось уже трое — я, тетя Оля и еще…

По залитому бетоном, раскаленному летним солнцем двору прошуршали быстрые шаги. Ким, наш беспородный, но бдительный пес, встрепенулся было, махнул скрученным в колечко хвостом, но тут же снова положил лобастую голову на лапы и задремал. Непорядка не наблюдалось, пришли свои.

— Привет рабочему классу! — брат ворвался на кухню, словно низенький, загорелый до черноты вихрь, клюнул мать в потную щеку и плюхнулся на табурет рядом со мной. — Здорово, таракан!

Почему я был таракан, знал, наверное, только он. Но никому не рассказывал. Наверное, потому что маленький и темный, с рыжиной. И еще быстрый.

— Что ты носишься вечно, Леш, как укушенный, — недовольно сказала тетя, ставя перед ним тарелку пышущего жаром борща. — Эй, куда ты грязными руками! А ну мыть бегом!

— Ничего, мать, — хмыкнул Лешка, — я ни за что грязное пока что не брался, не боись.

Тетя покачала головой и снова заспешила к плите.

— Лучше бы ты не за грязное, а за ум брался, как Сашка — тот хоть в институт собирается поступать в том году! А ты все крутишься, крутишься по поселку, будто тут медом намазано. Образование нужно получать, иначе зачем я тебя в музыкальную школу отдавала?

— Да не волнуйся ты так, — Лешка по-разбойничьи подмигнул мне. — Мы и без образования не погибнем. А, братишка?

Лешка был почти на семь лет старше и во столько же раз опытнее. Авторитет его в моих глазах был только самую малость ниже авторитета Михаила Боярского из фильма «Три мушкетера».

— Само собой, — солидно сказал я, вымакивая остатки подливки мякишем. — Все будет в лучшем виде.

Тетя Оля застыла в дверях, вытирая руки полотенцем. Во дворе снова проснулся старенький Ким и принялся лениво брехать. Светило солнце, переругивался за забором с женой сосед Потоцкий, одуряюще пахло спелыми черешнями и клубникой.

— Вырастила-то я тебя, Сашка, — сказала она удовлетворенно. — Анка, покойница, рада была бы тебя видеть таким. Здоровый, крепкий… Очень просила тебя в институт отдать, ну, так ты и сам хочешь. С божьей помощью.

— В университет, да, — согласился я. — Буду стараться. А если еще и с помощью…

— Не богохульствуй, — строго сказала тетя. — Я в газете читала: наша, местная девчоночка заработала рак горла, в самую Москву на операцию возили. Красивая девчоночка, хоть и узкоглазенькая, в самодеятельности пела. Наказал господь за что-то. А может, родителей наказал, провинились они перед ним.

— Аминь, мамка, — Лешка зевнул и вытер рот ладонью. — Ну, так мы пойдем?

— Куда это? — встревожилась тетя, — Еще и с Сашкой?

— Бродить, — веско сообщил брат. — С ребятами погуляем, ему полезно, а то завоняется тут скоро за своими книжками. Лондон из зэ кэпитал оф Грейт Британ! Да ладно, что, запрещать будешь, что ли?

Тетя Оля покачала головой.

— Запретишь тебе, тоже… Гуляйте, конечно — погода самая подходящая.

Лешка подскочил к матери и неуклюже ее обнял.

— Люблю я тебя, носорожка моя… Не скучай, скоро будем. И это, таракан, велик свой захвати, ладно?

***

— Интересно, — почти беззвучно сказала Мику. — Ты получается, узнал про меня раньше, чем я — про тебя.

— Это обычное дело, — хмыкнул я. — Ты же все-таки практически звездой была, не то, что я…

Я сообразил, что сморозил глупость. Рак горла и проведенная лучшими врачами Союза операция — это все-таки не совсем те факты, которыми стоит гордиться.

— И песни твои из каждого утюга передавали, — нашелся я. — Странно было не знать. По-моему, я тебя даже в передаче «Утренняя звезда» видел, по первому каналу шла, с Юрием Николаевым.

Мику изобразила легкую улыбку, но отвечать не стала, только качнула неопределенно головой.

День сегодня выдался удачный — остальная группа отдувалась в тренажерном зале, куда их гоняли на общих основаниях, «не вспотеть, так бойцов попугать», как выражался добряк Наливаныч, но нас сия чаша успешно миновала — нам прописали бассейн. Мне, в качестве восстановительного средства, махать больной ногой и наращивать там мускулы, чтобы не атрофировались, а Мику — качать шейные мышцы, вроде. А может, просто за компанию.

Бассейн у нас был хорош. Раздвижная крыша позволяла превратить его в открытый в считанные минуты, и сейчас он был как раз им — эдаким кабриолетом в мире бассейнов. Конец мая у нас — самое лучшее время. Ярко-зеленая листва, еще не испепеленная летней жарой, глубокое небо с белой пеной облаков где-то на горизонте, ласковое солнышко… Эх, лепота.

Словно и не было за этой небесной глубиной проклятых тряпок, словно и не шла своей стариковской походкой, покряхтывая, по планете война.