Америка reload game

– За каким… за каким дьяволом тебя понесло ночью в тот особняк?.. Если б не ты, не твое шило в заднице…

– Господин ротмистр?.. – опешил Ветлугин.

– Виноват… – очнулся наконец тот, по настоящему. – Сорвался. Примите мои искренние извинения, Григорий Алексеевич: вы, конечно же, хотели как лучше…

– Да пустое всё это! Возьмите себя в руки, ротмистр – ну, подставили, ну, дело серьезное, да. Проблема наша с вами вполне практического свойства – и уж вы-то всяко лучше меня соображаете в заметании следов…

Наступившее молчание прервал вдруг – тихо-тихо, почти шепотом – Саша, о котором оба они как-то подзабыли:

– Павел Андреевич! дядя Паша! Вы… вы ведь ее любили, да? По-настоящему?..

– …Скромненько у них тут. Скорее «чистенько, но бедненько», нежели «бедненько, но чистенько»…

Интерьеры петербургского представительства Русско-Американской Компании, которое публика начинала уже именовать – сперва в шутку, а потом и не очень – «калифорнийским посольством», и впрямь не впечатляли. То есть на самом-то деле впечатляли – но в несколько ином смысле. В подчеркнутой аскетичности салатового особнячка на Фонтанке многим лицам, осведомленным о финансовых возможностях его владельцев и их роли в наполнении казны Российской империи (едва ли не пятая часть ее поступлений), начала в последнее время мерещиться едва ли не политическая демонстрация – чего в действительности, конечно же, и в помине не было, но…

Кабинет Представителя – читай: посла, – куда сейчас пригласили Ветлугина с Расторопшиным, ничуть не выпадал из общего стиля: вдоль стен – шкафы, набитые книгами (насколько мог разглядеть со своего места Ветлугин – своды законов и сочинения по юриспруденции и финансам на нескольких языках), массивный стол со множеством выдвижных ящиков и полдюжины гамбсовских стульев; в красном углу – старинная икона (новгородская школа, Николай Чудотворец, естественно), на стене против окна – небольшое батальное полотно с новосибирскими ополченцами, отбивающими тлинкитский набег под водительством облаченного в индейские меха Никиты Панина (прикрывающее, надо полагать, встроенный сейф).

– Присаживайтесь, господа, прошу вас, – сделал приглашающий жест сухощавый блондин, чье невыразительное, чуть асимметричное лицо хранило невыводимые следы тропического загара. – Его степенство Представитель будет буквально с минуты на минуту. Я – советник Представительства Валентин Карлович Шелленберг. У нас возник к вам ряд вопросов, господа. Если позволите.

– А что, мы можем и не позволить? – рассмеялся Ветлугин

– Туше! – рассмеялся в ответ советник. – Разумеется, не можете. Дело в том, что ваш спутник, ротмистр Расторопшин, – возможно, не тот человек, за кого он себя выдает. Если это так, мы не можем позволить ему въезд в Русскую Америку.

– Я вас не понимаю, господин советник… Человек, сидящий сейчас рядом со мной – это тот самый Павел Андреевич Расторопшин, с которым я имел честь познакомиться во время прошлой моей, Кавказской, экспедиции.

– Речь не об этом, господин член-корреспондент. Ваш спутник, по вашей аттестации – отставной офицер Топографической службы, сиречь военной разведки. Якобы.

– Вы сомневаетесь, что офицер – отставной?..

– Мы сомневаемся, что разведка – военная.

– Как это понимать?

– Очень просто. Похоже на то, что ваш спутник – голубенький : он работает на Третье отделение, а Топографическая служба – лишь прикрытие. Работа у него… довольно специфическая. Вот, не далее как этой ночью: сперва его тайно вызывают к шефу Петербургского политического сыска генералу Чувырлину, прямо в его особняк – а потом, поутру, в Озерках находят двоих застреленных активистов «Земли и воли», парня и девушку. Простите за прямоту, Григорий Алексеевич, но – за каким дьяволом вам нужен в экспедиции этот упырь, штатный ликвидатор из Третьего отделения? Кого вы там, у нас, собрались ликвидировать?

– Господин советник, – тяжело уронил Ветлугин, бросив мимолетный взгляд на Расторопшина, который безмятежно изучал завиток потолочной лепнины и явно не собирался приходить ему на помощь, – спасибо, конечно, за ваши предостережения, я принял их к сведенью. Но в моей экспедиции я решаю, кто голубенький, а кто нет, ясно?!

– Кстати, о голубизне, – продолжил Шелленберг, ничуть не обескураженный этим афронтом. – Возможно, вам будет небезынтересно… Нынче ночью произошло еще одно любопытное событие: в Петербурге объявился некий Арчибальд Фиц-Джеральд, капитан штаба Бенгальской армии – вы, возможно, помните эту фамилию по вашим кавказским приключениям. Интересно, что здешний Фиц-Джеральд, если верить описаниям его внешности, оказался совершенно непохожим на того, которого мне доводилось знавать на Востоке – а вот на ротмистра Расторопшина он, напротив того, смахивал весьма и весьма. А самое любопытное, что он объявился не где-нибудь, а в «Эфиальте» – закрытом клубе для содомитов из высшего общества. Имея при себе прелестного мальчика, разбившего сердца многих членов клуба…

– Так вот почему… – простонал он с надрывом, сделавшим бы честь любому провинциальному трагику, – вот почему ты охладел ко мне, Паша!.. Понимаю: я слишком стар для тебя!..

– Нет-нет, Гриша! – мгновенно принял подачу молодчина-ротмистр. – Это совсем не то, что ты подумал, клянусь! Я тебе всё объясню!..

– Негодяй! – всхлипнул Ветлугин. – Противный… Убирайся прочь! нет, постой!.. Спасибо вам, господин советник: вы сорвали пелену с моих глаз! – Шелленберг, как отметил он с удовлетворением, слегка изменился в лице – что для этого чемпиона покера, похоже, соответствовало «отвисшей челюсти». – Вот, значит, что ты удумал: сплавить меня за океан, а самому остаться здесь, развратничать с малолетками!..

– Простите нам эту безобразную семейную сцену, господин советник! – обворожительно улыбнулся Расторопшин.

– Пожалуйста-пожалуйста, ни в чем себе не отказывайте, – замороженным голосом откликнулся тот; всё он, конечно, уже понял, – но не станешь же орать: «Прекратите этот балаган, я ведь отлично знаю, что вы не…» Первоначальный сценарий разлетелся вдребезги, а домашней заготовки на такое развитие событий у него припасено не было…

Тут дверь распахнулась (как отчего-то показалось Ветлугину, неожиданно для самого советника), и в кабинет валкой моряцкой походкой вошел его хозяин.

– Прошу простить за опоздание, компаньерос… господа. Господин Ветлугин? господин Расторопшин? – послу перевалило за семьдесят, но рукопожатие его было мощным и стремительным; «Аз есмь Следователь добрый!» – тихо, но отчетливо пробормотал ротмистр. – Наслышан, наслышан о ваших кавказских приключениях! Так теперь вы, значит, собрались к нам, и непременно à deux*?

-------------------------------------

-------------------------------------

– Так точно, ваше превосходительство, непременно à deux! Жить теперь друг без дружки не можем! Да вот хоть у советника и спросите.