Лёд (ЛП)

Как сломать такой шифр? Количество комбинаций, которое нужно проверить, это 26 умноженное на 26, умноженное на 26, умноженное на 26… Столько раз умноженное, сколько букв в ключе. Отбрось надежду всякую, не знающий. Даже если бы путешествовать вокруг света, времени бы и то не хватило.

Я-оно стиснуло нос у основания. Пальцы, что касались сосуда с насыщенной тьмечью солью, давали на коже между глазами то же самое впечатление: влага, холод, мелкие иголки, вонзающиеся в тело, несильная, но жгучая боль. Довольно приятная — словно лед на раскаленной коже. Потом по коже осторожно побежали мурашки.

Открыв окно, закурило папиросу. Бумаги на столе зашелестели и сорвались в полет. Собрало их в одну стопку и прижало чернильницей. Экспресс мчался над руслом какой-то высохшей реки; возможно, это был какой-то исключительно длинный овраг, мелкий распадок. Шрам, особый знак на гладком, если не считать этого, лице Азии. Ветер, то есть, воздух, вталкиваемый вовнутрь движением поезда — был удивительно теплым, сухим. Опустило папиросу. Неужто это уже запах степей? Тук-тук-тук-ТУК, тук-тук-тук-ТУК. Распадок закончился, снова анонимные шири океана трав. Может что-нибудь на небе, профиль горы, птица, гроза с молниями — нет, ничего, лишь все те же мегалитические облака, словно известняковые гробницы архангелов.

Солнце било в глаза, взгляд стекал к тени, а в тени выделялся светлый прямоугольник бумаг. Письмо пилсудчиков оставалось сверху. Сбило пепел за окно. Тук-тук-тук-ТУК, еже день-два, и даже сердце станет бить в ритм вагонных колес. Эта регулярность может довести до сумасшествия, безумие — это как раз вредная привычка преувеличенной регулярности, жажда и голод преувеличенной регулярности. Глянуло еще раз. CAR. CAR. Царь! OREE. REE. ORE. Я-оно склонилось над секретером. Что это означает? И означает ли что-либо? Определенные последовательности букв повторяются. Подняло с ковра карандаш, зачеркнуло идентичные места.

Имелось пять повторений. АВТ и через 56 букв снова АВТ. ORE, а через 32 буквы дальше — OREE, через еще 156 букв — REE. JCAR — еще 32 буквы и JCAR. YRG, еще 44 буквы — YRG. Все отделены друг от друга на парное число знаков. Все отделены на количество, делящееся на 4, но уже не на 8.

Что это означает? И означает ли что-либо? Я-оно затянулось дымом. Может ли это быть случайностью? Может. Все равно, это маловероятно. Мы же ставим на то, что банально и обыденно. Ключом является слово из четырех букв. Письмо зашифровано в соответствии с четырьмя перемещениями. Буквы под номерами 1, 5, 9, 13 и далее — передвинуты на первую букву ключа; буквы с номерами 2, 6,10, 14 — в соответствии со второй буквой; номера 3, 7, 11,15 — в соответствии с третьей; номера 4,8,12,16 — четвертой.

Вот только сам ключ все еще остается загадкой. Я-оно уселось на кровати. По крайней мере, известно количество комбинаций, которые следует проверить: 496976. Если каждой попытке посвятить четверть часа… Захихикало под носом. Безумие.

Сообщение состоит из 222 букв. По 56 букв передвинутых с первым и вторым правилом, по 55 — в соответствии с третьим и четвертым. Потушило окурок. 55 букв, которые вытаскиваются из текста с каждого кратного четырем места. Нет, винегрет случайностей. Тут никакой регулярности уже не найти.

Глянуло на машинописную страницу работы Альфреда. А ведь это же неправда: регулярность имеется, невооруженным глазом видно, что в тексте, написанном на польском языке, буквы типа А, Е, I выступают значительно чаще, чем J или G, не говоря уже про X или Q. А для статистики нет значения, берешь их все по очереди или же каждую четвертую.

И так начало подсчитывать частоту проявления букв. Сначала посчитало, сколько раз каждая буква была использована на первых десяти страницах статьи Альфреда Тайтельбаума о «Принципе противоречия у Аристотеля», округляя, в соответствии с латинским алфавитом. Первенствовали I, А, К, R, оставляя G и Н позади. Потом посчитало частоту появления букв в каждой четвертушке письма. И начало подставлять: самые частые под самые частые, наиболее редкие — под наиболее редко встречающиеся. Тут уже в игру входило не более 30 комбинаций. Некоторые из них исключал сам характер языка. Поляк не произнесет ни RGRH, ни WCFZ; некоторые же комбинации в польском языке были даже слишком очевидными. Выплывали первые осмысленные соединения. NIE. CIE. PIE. WIE. NIA. ТАК. ТАК. Я-оно закурило очередную папиросу. Слишком много смысла, чтобы оказаться случайностью. Первая буква ключа: В. Вторая буква ключа: J. Третья буква ключа: А. Четвертая буква ключа: Н. Снова какая-то ерунда. Но вот расшифрованное в соответствие с этим ключом письмо — оно содержало конкретный смысл. [87]

Я-оно переписало письмо на чистом листке. Глаза раз за разом пробегали текст, отмечая целые слова и предложения, знакомые уже на память; но нарастала растерянность. Отцу после многих его лет в Сибири писали пепеэсовцы из Королевства [88] — ЗДРАВСТВУЙ — писали старые революционеры воспитаннику морозников — ЗАЩИЩАЙ ЛЮТОВ — писали они в командном тоне — ПАРТИЯ ПРИКАЗЫВАЕТ — как будто отец был в силах выполнить все это — РОССИЯ ПОДО ЛЬДОМ — ОТТЕПЕЛЬ ДО ДНЕПРА — писали они ему шифром, чтобы сын, Боже упаси, не узнал их планы — ВСЕ СРЕДСТВА — а это, черт подери, что должно означать?!

Ноготь уже был совершенно обкусан, взялось за кожицу большого пальца. Что там говорил тот одноухий социалист? Что у них не было контакта с отцом? И это первое за пять лет сообщение для него от них? Врал чахоточный, это точно. Про отца они узнали вовсе не от людей с Медовой. Скорее всего, они сами послали его к лютам. Желают использовать Лед для того, чтобы начать революцию, ради триумфа социализма или воскрешения отчизны, какая там фракция сейчас… Хлопнула дверь, сквозняк захватил все бумаги в купе, я-оно вскочило, чтобы закрыть окно.

— Пан Бенедикт!

— Ну, и что ты тут устраиваешь!

— Пан Бенедикт, я его вычислила!

— Ты топчешься по моему паспорту.

Елена не слушала. Схватила за рукав, потянула, чуть шов в пиджаке не пустил.

— Что это за дела! Даже жандармы вежливее себя ведут!

Я-оно оскорбленно выпрямилось.

Девушка радостно улыбалась, бледный румянец расцвел на, обычно, мелово-белых щеках; три-четыре черных локона освободилось из кока, для панны Мукляновичувны — неслыханная небрежность.

— Так?

Снизила голос до шепота, придвигаясь еще ближе.

— Филимон Романович Зейцов.

— Тот коммунист?

— Ага.

Я-оно пригладило волосы, глянуло на Елену искоса — та была чрезвычайно горда собой.

— Почему Зейцов?

— А вот так. Я взяла деньги у тети, пошла подкупить правадников и стюардов. И…

— Что с Пелкой?

— Ничего с Пелкой, — фыркнула девушка. — Проснитесь же, пан Бенедикт! Разве Фогель не говорил, что ледняки сунули своего человека в самый последний момент? Они не могли знать до тех пор, пока доктор Тесла не решил, то есть — пока панна Филипов не решила, впрочем, билеты приобретались на фальшивое имя. Правда? А имеет пан Бенедикт понятие, какие очереди и записи на эти билеты Транссиба? Месяцами нужно ждать! — Она снова цапнула за полу пиджака; я-оно отступило под стену, но на сей раз Елена не отпустила. — Вы еще успеете на поздний обед, Зейцов всегда приходит под самый конец, ест сам, вы подсядете — он должен выдать себя!

— Но…

— Выдаст, выдаст! Правадники мне рассказали: билет он выкупил перед самым отъездом из Санкт-Петербурга, у какого-то купца-меховщика, за полторы тысячи рублей. Полторы тысячи! Буржуй-коммунист! Ха! Это он!

Елена протянула руку за спину, нажала на дверную ручку. Я-оно беспомощно осмотрелось по купе. Ковер, секретер, кровать — повсюду валялись бумаги, десятки листков, покрытых комбинациями букв, испытываемых в ходе криптоанализа, на первый же взгляд — записки безумца, ничего иного.