Потерявшийся во времени

— Французский или наш?

— Не понял?

— Коньяк чей, французский или наш?

— Наш, я не гурман.

— А я предпочитаю водку, — неожиданно ответила Ольга.

Я с удивлением посмотрел на неё и потому спросил:

— В каком смысле?

— В прямом. Вы что думаете, одному вам бывает тошно от всей этой жизни, — она неожиданно впервые за много лет вышла из своей закрытой «скорлупы» и так откровенно ответила.

— Слушай, скажи, ведь ты такая умная, красивая женщина, — я чуть было не сказал баба, — и все одна. Не надоело?

— Надоело, только что из этого. Где они мужики-то?

— Ну, знаешь, может у тебя слишком запросы большие?

— Да какие могут быть запросы, обычные они, как у всех. Только ведь как встретишь кого-нибудь и думаешь, ну все, вот он, то что надо, и звезды на погонах, и мозги на месте и сам хорош, а вот одного не хватает.

— Это чего же, если не секрет?

— Любви не хватает. Человека-то любить надо, прежде чем замуж выходить.

— Это понятное дело. Кто же без любви замуж пойдет. Хотя, женщины порой и на такое способны…

— Мужчины тоже.

— Согласен. Все мы одной породы. Человеки, так сказать.

— Вот именно, потому-то в это все и упирается. Вот вы уже, сколько лет женаты, двадцать пять, что вас объединяет столько лет, любовь, разве не так?

— В этом я с тобой согласен, — понизив голос, произнес я, вспомнив недавний тяжелый разговор с Ириной по поводу наших взаимоотношений, которые держались исключительно на любви к дочери и иллюзорных семейных отношениях, которые таяли с каждым годом.

— Поэтому все не так просто в этой жизни. Мужчин хороших много, это я не спорю, только вот, наверное, дело не в них, а во мне. Сердцу не прикажешь, а любовь указом или распоряжением не зажжешь. Да и возраст уже не тот, чтобы этим заниматься.

— Ты это брось. Рано нас записывать в пенсионеры. Любовь не только в молодости бывает, а что касается чувств, то я хорошо знаю, что это такое. И любил и страдал и терял любимых. Все было и всегда жил с надеждой, что в жизни всегда есть место любви.

— А я думала подвигу.

Я рассмеялся, — помню, помню. Даже сочинение писали на такую тему «В жизни всегда есть место подвигу». Вот ведь времена были. Сейчас даже представить невозможно, что такое было. Беззаботное время.

— В каждом времени есть и плохое и хорошее. И потом, у каждого о нем свои воспоминания.

— Это безусловно. Просто стараешься всегда оставить в памяти хорошие воспоминания, а плохие забыть. Институт, стройотряд, отдых на море, походы. Я кстати со своей будущей женой в туристическом походе познакомился, а через неделю в любви объяснился.

— Надо же.

— Представь. Впервые в жизни пошел в поход, приятель уговорил и как говорят, втюрился.

— Или окрутила? — и Ольга потупила взор, и мне даже показалось, что прикусила губу, словно произнесла то, что совсем не хотела говорить.

— Скорее всего. Я по натуре влюбчивый человек. По молодости по девчонкам бегал только так. А вот влюблялся только трижды.

— Трижды!? — недоуменно произнесла Ольга.

— Да, трижды, — медленно растягивая слова, произнес я, мысленным взором вспоминая Татьяну и Леру.

— С первой женой мы довольно долго прожили, а потом разошлись, а вот вторую любовь потерял и трагически, до сих пор нет, нет, да и вспоминаю. Она погибла вместе с родителями в авиационной катастрофе.

— А с первой женой вы жили в гражданском браке?

— Почему нет, официально расписаны были, — произнес я, словно разговаривал сам с собой и продолжал вспоминать Татьяну и прожитые с ней годы.

— Странно, мне казалось, что вы женаты только один раз.

Я посмотрел на Ольгу, и тут до меня дошло, что затронул не совсем подходящую тему, и потому ответил:

— Да, все правильно, в гражданском. Хотели расписаться, но потом передумали. Ладно, ты завтра напомни мне перед совещанием, что необходимо решить вопросы в свете испытаний, которые провели американцы, хорошо?

— Непременно. Так я пошла?

— Иди, да и еще вот что, подготовь документы для запроса относительно того, сколько необходимо средств, для быстрого развертывания спутниковых систем, в случае благоприятных повторных испытаний, и договорись о встрече с главным разработчиком. Я хотел бы с ним лично побеседовать.

— Срок?

— Чем скорее, тем лучше.

— Поняла, — она записала сказанное мной в блокнот, и закрыв папку направилась к двери.

— Но ты все же этим делом не злоупотребляй, затянет, по себе знаю, — и постучал ручкой по рюмке.

Ольга повернулась и ответила:

— Вы тоже, мужчины народ более слабый в этом отношении, чем женщины, — и вышла из кабинета, не дождавшись ответа.

— А ведь чертовски хороша баба, — подумал я про себя, — эх скинуть бы годков двадцать, ну хотя бы десять. А впрочем, что годы, они вовсе не причем. Я всегда в разговорах с Ольгой в первую очередь думал о делах, а не о жизни, вот и просмотрел в ней интересную женщину. Сегодняшний разговор неожиданно задел во мне душевные струны и заставил совсем иначе посмотреть на неё. Странно, почему никогда не заводил с ней разговора о жизни, все о делах и делах?

Я посмотрел на часы, было начало десятого. Пора было собираться домой. Вызвав по селекторной связи секретаря, сообщил, что собираюсь домой.

Машина стояла уже у подъезда. Дверь была распахнута. Усевшись на заднее сиденье, я заметил, как отъехала машина охраны, а вслед за ней тронулись мы. Позади нас ехала вторая машина. Я невольно скривил гримасу и подумал, как все же странно устроен мир. В одной жизни ты можешь быть на самой вершине пирамиды, а в другой у её подножия, а в третьей где-то по середине. Бред, если бы это было не на самом деле.

Мы ехали по пустынным улицам Москвы. Город выглядел сумрачно и уныло. То и дело встречались здания с почерневшими от взрывов оконными проемами. В одном месте и вовсе взорванный дом был огорожен временным забором. То и дело встречались патрульные машины и бронетехника. Совсем скоро должен начаться комендантский час. Его сроки сдвинули, но все равно с двадцати четырех до пяти утра на улицу без специальных пропусков выходить было нельзя. Редкие прохожие спешили домой. Жизнь постепенно затухала до утра.

Машина остановилась у глухого забора. Ворота распахнулись, и машина въехала на территорию правительственных зданий на Воробьевых горах. Старые, еще пятидесятых годов постройки, после реконструкции, стали пристанищем всех членов Совета. У каждого был свой дом, в котором жили домочадцы, а порой семьи детей с внуками. Когда машина остановилась под навесом крыльца, я вышел и направился в дом.

Ирина сидела в гостиной, склонившись над толстенной книгой, лежащей перед ней.

— Что за фолиант изучаешь? — поинтересовался я.

— Медицинская энциклопедия. У меня второй день болит палец на ноге, пытаюсь выяснить, что это может быть.

— Не проще ли поговорить на эту тему с Галиной Яковлевной. Она врач, посмотрит, если надо, пропишет мазь или процедуры.

— Твоя Галина Яковлевна, только ОРЗ лечить в состоянии. Если уж и идти к кому-то, то только не к ней.

— Напрасно, она прекрасный врач.

— Это тебе так кажется. Тебя послушать. Так все кто тебя окружают, прекрасные люди. Что врачи, что повара, ну просто ангелы, а не люди.

— А чем, собственно говоря, она тебя не устраивает? Все у неё лечатся, и никто не жалуется, — начал заводиться я.

— Ну конечно, одна я всем недовольна.

— А разве нет? — устало произнес я и, повернувшись, направился в кабинет.

— Вот, вот, когда сказать нечего, ты всегда спасаешься бегством в своем кабинет, ссылаясь на то, что у тебя дела. Тебе вообще нет до меня никакого дела. Только дела, дела, и дела. Я устала от всех этих дел.

Я повернулся и спокойно, но жестко произнес:

— Я никого не держу. Если ты устала от меня, то ведь и я тоже устал от тебя. Если тебе что-то не нравиться, ты можешь найти себе что-то или кого-то взамен, кто тебя устроит.

— Ах, вот как ты ставишь вопрос. Конечно, когда ты достиг всего, когда я денно и нощно, не жалея сил двигала тебя по служебной лестнице вверх, я была тебе нужна. Выслушивала твои плаксивые речи по поводу того надо или не надо сделать тот или иной шаг, а ты мямлил и не знал, как поступить в той или иной ситуации, тогда я была нужна. Ну как же. Кто-то должен был приголубить, обласкать, наконец потрахаться, чтобы ты снова чувствовал себя мужиком, а не рохлей. А теперь зачем я ему. Он король, он на вершине мира, кто я и кто он. Дудки. Ничего у тебя не выйдет. Это я достигла всего, чего я хотела. Слышишь, я, а не ты. Я построила этот мир и сделала себя и тебя таким, каким ты без моей помощи не стал бы никогда. Слышишь, ни-ког-да. Потому что ты тюфяк, только сопли распускать можешь и философствовать на тему, быть или не быть. Ах, надо было так поступить, ах зачем мы то-то не сделали. Тьфу, смотреть тошно. Как баба. Да если бы не я, кем бы сейчас был? Инженером первой категории, или заведующим сектором, в лучшем случае.