Последний шанс (СИ)

   В этой связи я предлагаю максимально активизировать нашу агентуру в России. Нам срочно нужна информация по всему, что там происходит. Необходимо даже с риском провала, но организовать постоянное наблюдение за базой этого непонятного УЗОРа. Мы обязаны знать, что там происходит. Кроме этого, необходимо послать в Москву группу наших братьев высокого уровня посвящения. Не вмешиваясь ни во что, они должны на месте прощупать досконально магический фон и выяснить природу странных всплесков энергии. По крайней мере, последнего. Сэр Питер, займитесь. - Маленький человек с седой шевелюрой на голове, занимавший скромный пост советника премьер-министра, молча кивнул головой.

   - Также мы в самое ближайшее время проведем особый коллективный ритуал вызова Повелителя, на который он обязательно должен отреагировать. На этом у меня все. Есть дополнения или возражения?

   Собравшиеся молча покачали головами в знак полного согласия.

   - Тогда, господа, прошу перейти в столовую. Наш повар обещал побаловать нас сегодня какой-то необыкновенной телятиной по собственному рецепту.

Глава 23. Философские беседы.

   После того, как при моем непосредственном участии был разработан общий план действий на период до предполагаемого начала мировой войны, а затем я еще и передал всю необходимую для этого информацию о противнике, моя активность в работе команды, отвечающей за всю операцию, на данном этапе резко пошла вниз. Не мне дилетанту из расслабленного времени начала 21-го века было конкурировать с этими зубрами аналитики и планирования тайной войны. Хотя какие-то мои "наработки", подхваченные из популярных политтехнологий будущего по одурачиванию народных масс оказались очень даже востребованы. Например, идея широкого использования западной прессы для раздувания встречных громких скандалов и публичной войны компроматов пришлась ко двору и была одобрена всеми, включая Сталина. Он даже потом как-то наедине особо заметил, что такими средствами любого разумного человека можно довольно быстро превратить в совершенно бездумного козла.

   А в целом у меня временно появилось большое количество свободного времени, которое я с огромным удовольствием проводил в обществе академика Вернадского. Сначала наш контакт не совсем заладился. Уже более, чем семидесятилетний всемирно признанный ученый искренне не понимал, о чем уме стоит беседовать с двадцатилетним юнцом. Но когда с согласия Сталина мне удалось приоткрыть завесу собственной тайны, диалоги стали по-настоящему интересными и познавательными. Надеюсь. Для обеих сторон. Да и очень живая, иногда бурная реакция Владимира Ивановича на некоторые мои мировоззренческие заявления говорила о том, что мои предположения на этот счет совершенно не лишены оснований. Кстати, Сталин сначала очень сильно сопротивлялся моему "раскрытию" перед Вернадским. Он по своей природе очень недоверчиво относился ко всем, кто проявлял независимость суждений, и влиять на которых ему было крайне затруднительно. Но в конце концов мне удалось убедить его, что академик Вернадский, обладающий огромным авторитетом во всем мире может сыграть очень большую роль в послевоенный период, когда настанет время вырабатывать единую парадигму развития человечества. И Сталин в итоге уступил, хотя и попросил быть осторожным в высказываниях.

   С этого момента начались наши полноценные диалоги с Вернадским. По такому поводу, окончательно представившись, для бесед с ним я выбирал образ умудренного старца под стать ему самому. Это позволяло нам не отвлекаться на периодические вопросы о моей крайней молодости. Подробности мира будущего в бытовом или даже технологическом плане ученого заинтересовали лишь ненадолго. А вот обилие различных философских теорий, напротив, вызвало живой интерес. Еще больше его интересовал мой опыт общения с Высшими силами.

   Хотя до момента начала полноценного общения нам пришлось провести немало времени, вырабатывая общий понятийный аппарат

   Причем, нам обоим нашлось чему удивляться. Еще в своем мире, лишь слегка прикоснувшись с идеей ноосферы, разработанной с подачи этого гениального ученого французом Леруа, я поразился, насколько близко Вернадский подошел к понятиям, которые и в мое время еще являлись более, чем спорными. Например, он четко формулировал неизбежность образования единого человеческого разума, как естественного пути эволюции индивидуального сознания. Это было очень близко к моему собственному понятию Родового разума, как неизбежного этапа развития из человека Творца. Но одновременно с этим теория ноосферы оставляла множество вопросов и скрытых противоречий. Например, ученый сначала замялся на мой провокационный вопрос о том, как в мире может существовать единый разум, несущий в себе сразу два начала. Но очень быстро нашелся. Оказалось, что этот вопрос его тоже волновал. Он прекрасно видел дуалистичность человеческого мышления. Теперь, освоившись с моим понятийным рядом, он стал объяснять, что суть животной и растительной природы в своей основе инфернальна. Жестокость естественного отбора, в результате которого раз за разом выживают самых сильные, хитрые и сообразительные, является тому лучшим подтверждением. И даже известные факты любви животных к своим детям, привязанность домашних животных к своим хозяевам этой истины отменить не могут. А потому разум человека в единой системе ноосферы, в которой человечество не существует само по себе, а становится управляющим элементом всей планеты, должен быть в противовес этому преимущественно просветленным, основанным на энергии Любви. Только тогда система человечество-Земля окажется полностью сбалансированной. Тогда я зашел с другого бока. Почему сейчас мы не видим устойчивой тенденции человечества к Свету, а, наоборот, видим скорее обратное. На что получил почти мгновенный ответ в духе убежденного коммуниста. Социализм, построение справедливого и равноправного будущего в нашей стране и есть перелом этой ситуации. И совершенно не случайно, что происходит это именно в России. Что это особая миссия русской цивилизации в рамках всего человечества, указывающая ему общее направление пути. С понятием "русский космизм", разделяемым моим собеседником я тоже был знаком лишь понаслышке, но на каком-то глубоко внутреннем уровне сам ощущал нечто подобное. Столько бед и страданий, сколько выпало на мою Родину за последнее тысячелетие, невозможно с чем-либо сравнить. Это не может быть случайностью или простым капризом Рока. Как не может быть случайным и крайняя степень ненависти к России со стороны Западного мира, существующая с тех времен, как Батый прогулялся по Европе. А то и намного раньше.

   В свою очередь Вернадского очень заинтересовало мое собственное мировоззрение, особенно на счет того, что единственной разумной целью развития человечество это путь превращение его в Бога, Творца новых вселенных. Причем, то, что в качестве такового я видел не отдельного человека, а весь его Род, оказалось ему очень близко. Получалось, что идя совершенно с разных сторон, мы практически пришли к одному и тому же. Ведь ноосфера тоже не могла быть конечной целью развития. Не сразу, но мне удалось ему объяснить, почему я считаю энергию Инферно так же необходимой для человечества-Творца. Он понял, что одной любви, основанной на единении без различения полномочий недостаточно. Творец - соборная личность, состоящая из многих Разумов. Объединяет их все именно Любовь, но помимо этого для решения конкретных задач Творения постоянно требуются структурированные сообщества личностей, объединенных отношениями главенства-подчиненности, проистекающими из разной ответственности. А это способно дать только Инферно.

   С не меньшим интересом ученый воспринял мою собственную идею о необходимости множественных балансов сил на всех уровнях того, что понимается под единой системой. И хотя это входило в противоречие с его собственными взглядами, было видно, что мысль его зацепила. Особенно после того, как я поведал о своем общении с двумя знакомыми мне сущностями, благодаря которым и оказался в этом времени. Несмотря на свой более, чем почтенный возраст Владимир Иванович оказался человеком потрясающе живого ума и крайне любознательным. Я рассказывал ему все, что накопилось у меня в голове из области философии и мировоззрения. Многое ему было известно, кое-что казалось наивным, но было и такое, что он воспринимал с большим интересом и явно готовился продолжить свою собственную работу в этом направлении. Например, когда я нарисовал ему простейший ромб, присутствующий на большинстве древнерусских узоров, и рассказал, что я понимаю его именно как графическое изображение пути от человека до Бога, и как именно вижу этот путь, он совершенно искренне удивился и обрадовался простоте и гармоничности этой идеи. Особенно долго смеялся над понятиями "ловушка сознания", которыми я в равной степени считал библейские рай и ад.