Вся трилогия "Железный ветер" одним томом

Что ж, как было написано в одной из книг пришельца, «у меня нет для вас других Гинденбургов». Или «другого народа»?..

— Так кому сейчас принадлежит город? — хрипло спросил Зимников, горбясь и бережно скрещивая на груди забинтованные руки, словно защищая их. Комбат держался на последних крохах воли и здоровья, но категорически настоял на том, чтобы лично ознакомиться с новым заданием его части. Немолодой уже армейский майор воспринимал свой батальон как большую семью и тяжело переживал, что в новый бой она отправится уже без него. Басалаев не возражал — опытный военный вполне мог посоветовать что-то полезное и правильно напутствовать Таланова.

— Никому, — сообщил Борис Михайлович. — В этом-то и беда. Там нет какого-то конкретного гарнизона или соединения, с которым можно было бы связаться. Сейчас Барнум — сплошная ничейная зона, по ней бродят отдельные отряды врага, мародеры, дезертиры, сумасшедшие, «дьяволиты», гражданские, которые бегут из города, отряды самообороны, наши разрозненные части и еще черт знает кто. Приют Рюгена находится достаточно близко к центру, в районе «старого города», так просто к нему не пройти. Поэтому вы мне и нужны.

— Как скажете, — сказал Таланов, глухо, но разборчиво. — Кто такие «дьяволиты»?

— Сумасшедшие, — пояснил Басалаев. — Сектанты-апокалипсисты.

— Совет, — все так же хрипло проскрипел Зимников.

Басалаев развернулся к нему, готовый слушать.

— Что, больше никого на примете нет? — спросил Петр Захарович. — Совсем никого? Только мы?

— Никого, — качнул лобастой головой Басалаев, отмечая это «мы». Да, жаль, что комбат выбыл из строя, и притом надолго выбыл. Хороший командир.

— Людям нужен отдых. — Зимников слабо махнул руками, предупреждая готовое сорваться с уст полицейского возражение. Движение замотанных бинтами белых «варежек» было одновременно и жалким, и страшным. Басалаев осекся.

— Поверьте бывалому человеку, — продолжал Зимников. — Сейчас от батальона толку не будет. Марш, затем окапывались, потом бой. Снова бой, затем снова переход. Если всех погнать снова, то на первом столкновении все и закончится. Сейчас они не бойцы.

Зимников тяжело закашлялся, задел рукой об руку и мучительно скривился от резкой боли. Действие морфия заканчивалось, на бледном лице выступили крупные капли пота. Майор говорил все с большим трудом, делая длинные паузы между предложениями и словами.

— Да и нет смысла сейчас идти, — продолжал он. — Придется избегать главных улиц, красться по задворкам. Если все пройдет хорошо, возвращаться будете по светлому. Опасно. Дайте батальону отдых. Идите завтра, ближе к вечеру. Благо темнеет теперь рано.

— Завтра уже наступило, — автоматически поправил Басалаев, вставая. Он прошелся по классу, остановился у окна, скрестив руки на груди. Поймал себя на том, что неосознанно скопировал позу Зимникова и резким движением развернул плечи, складывая руки за спиной — пальцы в замок. Петр Захарович с печальной и понимающей улыбкой следил за этими эволюциями. Таланов все же заснул, как и сидел, лишь голова запрокинулась назад.

Канонада стала чуть слышнее. На северо-востоке, несмотря на ночную тьму, пульсировала желто-красным светом тончайшая полоска, разграничивающая небо и землю — линия фронта приближалась.

Басалаев взглянул на провалившегося в беспробудный сон Таланова, затем повернулся к окну, посмотрел на полоску света, вспыхнувшую особенно ярко. Следовало принять решение…

— Сегодня… к вечеру… — сказал он наконец через силу и повторил, словно убеждая кого-то, кроме самого себя. — Да. Отдых и выступаем. Будем надеяться, что успеем…

— Не растрать моих ребят впустую, майор, — прерывисто, срывающимся голосом произнес Зимников. — Им и так досталось…

— Как получится, — серьезно ответил Басалаев. — Постараюсь, но дело сложное, обещать не буду.

Сон, пусть и короткий, отчасти вернул Таланова в мир живых. Новый инструктаж, состоявшийся днем в той же школе был не в пример предыдущему — конкретен и сухо-деловит. Он проходил уже без Зимникова, которого Поволоцкий пообещал отправить в госпиталь силой, если майор не прекратит придуриваться и играть в несгибаемого героя.

В поход на Барнумбург могли выступить тридцать пять человек, менее половины от штатной численности роты. С учетом самого капитана и хирурга, наотрез отказавшегося покидать свою часть, — тридцать семь.

Басалаев настоял на том, чтобы собрать всех: ответственное задание следовало донести до каждого гвардейца, и класс снова стал похож на школьное заведение. Только теперь вместо детей и подростков за партами сидели угрюмые, неразговорчивые люди в потрепанных маскировочных комбезах, при оружии, а вместо пеналов на партах громоздились купола касок и прочая армейская снасть.

За ночь сражение еще приблизилось, теперь изредка, когда стихал ветер, в гуле канонады можно было расслышать даже отдельные залпы.

Виктор на ходу провел оперативное переформирование подразделения, взяв за основу свою роту, наименее пострадавшую в предыдущих боях. Он разделил ее на три взвода по десять человек плюс отдельный минометный взвод. Назначил взводных командиров взамен выбывших, провел инвентаризацию матчасти. Личного оружия хватало, некоторые гвардейцы пользовались трофейным, предпочитая те самые укороченные винтовки-пулеметы под малокалиберный патрон. Также батальон-рота располагал семью ручными пулеметами, тремя станковыми, калибра 12.7, и двумя легкими минометами (один удалось починить). Оружия было гораздо больше, чем людей…

— Вот этот человек. — Майор отправил по кругу фотографии, большие черно-белые прямоугольники достаточно скверного качества. — К сожалению, лучше нет, это копии с его паспортных документов. Я не могу рассказать вам, кто он и зачем нужен Империи, сами должны понимать, это строго секретно. Но могу сказать, что этот человек знает очень много о нашем противнике. Очень много! — с нажимом повторил Басалаев. — Поэтому его нужно найти и доставить в тыл любой ценой. Любой.

— Позвольте? — комвзвода-два Алишер Гаязов привстал и первым задал вопрос, который вертелся на языке у каждого десантника. — Это шпион? А то странно — знает, но не спешит рассказать.

— Скорее ученый, немного не от мира сего, — пояснил Басалаев. — Иногда совершает очень странные поступки. Поэтому с ним надо быть очень осторожным и, может быть… жестким. Главное — вытащить его оттуда живым.

Майор окинул взглядом присутствующих и повторил, обращаясь ко всем сразу:

— Только живым. Его ценность в его знаниях. От мертвеца пользы уже не будет.

— Господин майор, есть вопрос, — сообщил комвзвода-три прапорщик Олег Крикунов, достаточно вежливо, но не вставая, даже слегка развалившись, насколько позволял небольшой стул. Прапорщик словно демонстрировал, что майор из контрразведки если и указ армейским, то относительно и отчасти. Таланов мог бы одернуть подчиненного, но промолчал, внимательно всматриваясь в лицо Бориса Михайловича, оценивая его реакцию.

— Слушаю, — разрешил Басалаев в том же тоне, прикидывая, как сразу и надолго обломать нарождающуюся фронду. Недовольство армейской гвардии новым непонятным заданием и верховенством «сатрапа» было понятно и объяснимо, но позволить этому вредному настрою разрастаться было нельзя.

— Допустим, его там не окажется. Ну, пустой приют. Может, ушел. Может, убили. Что тогда? — продолжил Крикунов.

— Тогда, господин прапорщик, — заговорил Басалаев, негромко, веско, глядя прямо в глаза оппонента, — мы будем искать, пока не найдем его или его тело. И если окажется, что тело не то, мы вернемся и снова будем искать.

Он сделал паузу, по-прежнему сверля прапорщика тяжелым немигающим взглядом, и продолжил короткими, рублеными фразами:

— Вы, господа, похоже, так и не поняли суть дела. Этот человек должен быть найден и доставлен в Россию. Его ценность не просто огромна, она неизмерима. И это — приказ лично Императора. А я — ответственный за его исполнение. Мы вернемся с ним, это будет хорошо. Или с его трупом, это будет очень плохо. Или не вернемся вообще.