Заградотряд времени

— Готов? — осмотрел меня майор.

— Давно.

— На этапе перехода через фронтовую полосу ты — старший группы, потом подчиняешься «товарищу Иванову».

— Так точно.

— Тогда — на передовую, там знают о вашем переходе и ждут.

Поправив снаряжение, «Иванов» с «Сидоровым» направились было к выходу.

— Стойте!

Все трое удивленно воззрились на меня.

— Попрыгайте!

Начштаба не на шутку разозлился:

— Товарищ старший сержант, вы что себе позволяете?

Однако оба моих попутчика добросовестно попрыгали на месте. Ничего не стукнуло, не звякнуло, из чего я сделал вывод, что такие вылазки им делать не впервой.

Мы направились к передовой. Начштаба все время нервно поглядывал на часы. Причину беспокойства я понял несколько позже. Едва мы прибыли в траншеи, как к нам навстречу поспешил командир роты, явно оповещенный заранее.

— Пройдемте на правый фланг, там местность удобнее для перехода.

Ротный подсветил часы:

— Сейчас начнется!

В нашем тылу послышались выстрелы пушек, потом подключились минометы. Били прицельно, по пулеметным гнездам гитлеровцев. На несколько минут земля на позициях вздыбилась, пехотинцы попрятались в окопы и траншеи.

— Пора! — Майор посмотрел на «Иванова». Он согласно кивнул.

Вот почему начштаба так нервно поглядывал на часы! Он, зная о предстоящем артиллерийском обстреле, спешил к назначенному времени.

— Спасибо, Николай Иванович. — «Иванов» протянул руку, прощаясь.

Мы выбрались из траншеи и по-пластунски поползли к немецкой передовой. К моему удовольствию, колючая проволока во многих местах была порвана взрывами.

Я полз первым, «Иванов» и «Сидоров» — цепочкой позади.

Заглянув немецкую траншею и не обнаружив там солдат, я перемахнул ее и дождался, пока переберутся эти двое. А потом — снова на животе, до второй линии траншей. Полежали, прислушиваясь. Не слышно разговоров, не тянет сигаретным дымком.

Я заглянул в траншею. Глаза уже адаптировались к темноте. У изгиба увидел темную фигуру. Как не вовремя! Отползать в сторону — потерять время, да и неизвестно еще, вдруг и там окажется часовой?

Убить втихую, ножом? Пожалуй, придется. Одно плохо — немцы при смене караула обнаружат убитого, причем не пулей или осколком, а ножом. Сразу поймут — разведка проходила. Вот только не сразу поймут — в их тыл пробираются или к нашей передовой? В войсках у немцев сыскных собак не было — по крайней мере, я об этом не слышал.

Очень осторожно я подполз по брустверу к изгибу траншеи, прислушался. Вдруг их двое? Нет, все-таки, похоже, один — сопит, покашливает даже. Я упал на него сверху, придавил своим телом и дважды ударил ножом. Немец обмяк.

Я вернулся по траншее к месту, где лежали разведчики, и махнул рукой. Надо мной мелькнула одна тень, вторая… Следом и я выбрался из траншеи.

Мы ползли еще метров сто, потом поднялись и короткими перебежками стали удаляться от передовой. Потом уж, когда в рощу вошли, поднялись во весь рост.

Я припомнил, как не так давно вел здесь свою группу, и шел уверенно. Прислушивался, приглядывался, принюхивался. За прошедшие дни немцы в своем тылу могли расположить новую часть, и потому приходилось быть осторожным.

Мы перешли грунтовку, изрытую гусеницами бронетехники. Дальше глухомань пошла, потому двигались быстро, стараясь уйти как можно дальше от передовой. Слава богу, «языка» брать не надо, иначе чего бы нам забираться в немецкий тыл так далеко?

Память меня не подвела. Через три с небольшим часа, почти не петляя, мы вышли на место бывшей немецкой батареи. Бывшей, потому что гаубиц на позициях уже не было — увезли немцы. Но блиндажи-то остались!

— Привал, передохнем немного, — распорядился я.

Попутчики с облегчением попадали в траву. Я сперва думал, что выдохнутся они — я все-таки значительно моложе, однако оба держались неплохо, были в хорошей физической форме. Я задрал ноги на ствол дерева — так они быстрее отойдут. Глядя на меня, то же самое сделали и мои спутники.

Но время текло неумолимо.

Развернув планшет, я зажег фонарик. Так, теперь наш путь лежал на юго-запад. Не бывал я в этих местах, придется медленнее идти.

— Подъем!

Эти двое шли молча, не курили и, что мне понравилось, не наступали на сучки. Чувствовалась подготовка. Разведчик или диверсант в тылу врага ногу высоко не поднимает — сначала носок ноги над землей несет, отодвигая в сторону сухие ветки, чтобы не хрустнули. Поставил одну ногу, потом — таким же манером — другую.

Чем дольше я видел своих попутчиков, тем сильнее убеждался — ох, непростые это мужики. И, пожалуй, навыков разведчика у них не меньше, чем у меня.

К рассвету мы вышли к какой-то деревушке — почти на середине пути.

— Привал.

Оба улеглись на землю и блаженно прикрыли глаза. Я же расположился на опушке — понаблюдать. Вдруг местные в лес пойдут грибов-ягод набрать — с едой-то туговато — или сушняка набрать для печи. Не хватало только, чтобы нас сонными обнаружили… или, хуже того, немцы в деревне окажутся.

Рассвело. Я наблюдал в бинокль. Похоже, немцев нет, а живут только в двух избах, да и то старики. Вот дед вышел во двор — ворот колодезный заскрипел.

Скорее всего, с приближением немцев те, кто помоложе, ушли на восток. А там уже кого куда: мужиков забрали в армию, женщины встали к станкам, на лесопилки, а то и рвы противотанковые рыть.

Отметил про себя — сороки не трещат в округе, звуков моторов не слышно. «Кажется, пора бы нам и подхарчиться», — пришла неожиданная мысль. Ведь всю дорогу шли, устали, есть охота.

Вернулся я к месту нашей лежки и сразу за автомат схватился. В центре полянки стоял немец, натуральный — в полевом кепи, униформе, сапогах с широкими голенищами. И стоял он ко мне спиной. Вот и хотел я ему в спину очередь дать, да на ствол автомата рука легла. Скосил глаза — «товарищ Иванов». И тоже в немецкой форме — офицерской. На каждом погоне — по два квадратика, на поясе — «Парабеллум» в кобуре.

— Тихо, не паникуй — свои.

Повернувшийся ко мне немец оказался «товарищем Сидоровым». Твою мать — могли бы раньше предупредить, несчастье могло случиться.

— Ты извини, взводный. Ночью возможности не было сказать, а сейчас ты появился так внезапно, что я тебя едва перехватить успел.

Оба моих попутчика выглядели как заправские немцы. Сколько я на них ни смотрел, какого-либо несоответствия в форме или оружии найти не мог. У рядового — автомат на плече, у офицера — пистолет на поясе. Уж чего-чего, а на немцев я насмотрелся. А у «Сидорова» за плечами не рация, как я сначала думал, а немецкий ранец оказался — добротный, из телячьей кожи.

Если они дальше хотят продолжать движение в таком виде, то им язык знать надо. А может, знают? Только как это будет выглядеть со стороны — два немца, вооруженных и в форме, и с ними — старший сержант РККА. Не только у полевых жандармов вопросы возникнут — были у немцев такие, нечто вроде военной полиции, с изогнутой, на цепи, бляхой на шее. «Наверное, дальше без меня пойдут, — предположил я, — языка немецкого не знаю, гитлеровской формы на мне тоже нет».

Видя мое недоумение, «Иванов» успокоил:

— Не удивляйся, взводный. Он и язык хорошо знает — лучше меня. Задание у нас секретное, потому в полку сказать ничего не могли — даже начальнику штаба. Дальше идем вместе, по ночам. А форма — она только в конце нам нужна будет. Спать ложись, сержант, отдохни. Сейчас «Сидоров» часовым побудет, потом я его сменю.

Уговаривать меня не пришлось. Похрустел немецкими трофейными галетами да и спать улегся. Известное дело: во все времена солдат спит — служба идет.

Мне показалось — только уснул, как меня толкнули в бок. Едва открыв глаза, я увидел «товарища Иванова». Он держал палец у губ — тихо, мол.

«Сидоров» покопался в ранце, достал бляху, накинул цепочку на шею — вылитый фельджандарм. Я не переставал удивляться этой парочке.

«Иванов» наклонился к моему уху:

— Немцы в деревне.