Звездный попаданец

  Геринг хрюкнул:

  - Зачем цистерну? Лучше целый эшелон!

  Моника ударила каблуком в стену:

  - У-у! Мордой в стену! Нам на разгон нужен эшелон! Выпить я море могу! Сколько у-у-у!

  Геринг радостно завизжал:

  - Ой, какая ты клевая! Но я кто?

  Моника рявкнула:

  - Настоящий секс-символ! Ох, ты и боров боровитый!

  Геринг произнес с пафосом:

  - А самый огромный секс-символ, это Адольф Гитлер! Адольф Гитлер - это сила! Адольф Гитлер это знамя! Адольф Гитлер - присягаем!

  Моника продолжила дурную песенку;

  Мы весь мир поставим на колени,

  Спалим в преисподней белый свет...

  Милосердье знайте ахинея,

  Подвиг мясника в стихах воспет!

  Рушим мы дома - жертв миллионы,

  Сокрушим, сломаем города!

  Сатана нам дал - поверь законы,

   Чтобы злоба в власти навсегда!

  Пожирать живьем плоть надо дружно,

  Каждый из нацистов людоед...

  Доброты и даром нам ненужно,

  Человека сварим на обед!

  Геринг рассмеялся:

  - Ну, ты певица! Настоящая Эсмеральда. Так и хочется зажать твои ножки в испанский сапог. Так чтобы ты завизжала от невыносимой боли. Наслаждаться таким визгом это - о!

  Моника заекала:

  - А что тебе мало мучить евреев? Вернее их самок! Ты Герин насколько я знаю, растягивал их на проволоке, наслаждаясь диким воем!

  Геринг крякнул:

  - А что это было! Особенно если через проволоку пропустить ток. Вот кого я уважаю из французов, так это маркиза де Сада. Его изящество в описании пыток, самых изощренных истязаний потрясающе. Единственное чего ему реально - не достает, это пыток током. Ведь когда электроразряды бегут по жилам, это такое удовольствие, просто не передать.

  Моника фыркнула:

  - О волшебный сон пытают током! До чего приятно с буйный шоком! Моя уродства вечная звезда! А значит я не буду в Рейхе никогда!

  Герин рассмеялся:

  - А ваш соотечественник Гюго, был по-своему забавен и болен эротоманией! Он была помешан на страданиях красивых девушек!

  Моника ответил:

  - Его коробило. Особенно когда женщины страдали! Это факт! Но Гюго не был эротоманом! У него на первом месте были общечеловеческие ценности!

  . ГЛАВА ? 11.

  Сталин, сделав исключение из правил все же посетил танковый завод в Горьком. Вопрос касался выбора оружия для танков. ИС-2 пока не изготовлен, в металле. Но уже готов чертеж. Чтобы не выйти за пределы веса в сорок семь тонн броня бортов и кормы, уменьшена до 90 миллиметров. Лобовая защита осталась прежней в 100.

  Цвейг объяснил Сталину:

  - Нужен более дифференцированный подход к бронированию. Учитывая, что ИС-2 будет использоваться для борьбы с танками противника на большой дистанции, то может, имеет смысл ослабить бортовую защиту.

  Верховный главнокомандующий возразил:

  - Нет! Тяжелый танк должен быть машиной прорыва, а значит держать удары с бортов. Немецкая "Пантера" не слишком хороша для данной цели. Если бы наши военные действовали более разумно, мы бы не позволили бы перемолоть наши силы в бессмысленном бодании лоб в лоб.

  Цвейг согласился:

  - Вы как всегда правы товарищ Сталин. В принципе против танков есть и минные поля и штурмовая авиация, а также артиллерия. Сами танки могут выполнять и иные функции.

  Испытания пушки, что предстояло установить на ИС-2, не вполне понравились Сталину. Целой "Пантеры" захватить, учитывая, что противник в последнее только наступал, не удалось.

  Зато стрельбища проходили по Т-4. Тут с дистанции в 1500 метров снаряд прошиб броню - произведя серьезные разрушения в башне.

  Орудие лупило с ревом и, его вой напоминал орган. И броня взяла - лопнула промокашкой. Сталин с огромным юношеским восторгом, одобрил данное испытание:

  - Вот это я понимаю... Не то, что эта 76 - миллиметровая пугалка, что так мало вредит модернизированному варианту Т-4. ИС в битве с немецкой машиной получит преимущество.

  Цвейг скромно заметил:

  - Мы еще не полностью показали мощь данной пушки. С дистанции в 2000 метров она пробивает 100 миллиметровую броню. Такое орудие даст преимущество и над "Тигром".

  Сталин по-доброму улыбнулся:

  - Над "Тигром", а как на счет "Королевского тигра"?

  Цвейг потупил взгляд. Вознесенский заметил: