Хрен знат (СИ)

Первый же порт захода, для буфетчицы оказался последним. Ее списали в Мезени "за профнепригодность".

В кадрах девчонку отечески пожурили и наказали "впредь не отлынивать от работы".

- Да я... - Верка поперхнулась от возмущения.

- Идите! - сказал кадровик. - Идите оформляться в резерв.

Долгих три месяца она проработала прачкой в детском саду, за восемьдесят процентов оклада. Без северных и валютного допинга, на шестьдесят рублей себя прокормить трудно. Но Верка сдюжила. Экономя на всем, сумела и приодеться, и обзавестись косметикой.

Следующий рейс тоже был каботажным. Судно шло к Новой Земле, везло для вояк какие-то грузы. Капитан закрылся в каюте и беспробудно пьянствовал один на один со своим отражением в зеркале. Похмелье переходило в безудержное пожирание водки и заканчивалось битьем казенной посуды.

О том, что он, какой-никакой мужчина и должен иметь влечение к женскому полу, бравый моряк вспоминал только перед тем, как упасть. Так что, с его стороны Верке ничего не грозило. В каюту, пропахшую спиртом, она приносила закуску и несколько раз в день, выгребала оттуда мусор.

Как-то, накрывая на стол к вечернему чаю, буфетчица невольно услышала такой разговор:

- Хреноватый у нас повар, - сетовал старший механик. - Жратвы за столом остается прорва, и все уходит за борт, рыбам на корм.

- Нам бы поросеночка завести, - предложил второй штурман. - Это ж чистая экономия!

- Идея хорошая, - одобрил старпом, отвечающий, как за расход продуктов, так и за чистоту, - только где держать то его? Где изыскать подходящее помещение?

- В капитанской каюте, - мрачно сказала Верка. - Им вдвоем веселей будет!

Кто-то донес. Стоит ли говорить, что после этого рейса буфетчицу снова списали.

Голодный "резерв" опять продолжался три месяца. В стране насаждался прогрессивный "щекинский метод". Лишних людей выявляли повсюду, кроме высоких начальственных кабинетов и, "с большим личным удовлетворением", сокращали. Кем только ей не довелось поработать! И прачкой, и грузчиком, и подсобным рабочим на стройке, и мойщицей в пароходской столовой. Денег, правда, стали платить больше. Веркин оклад впервые помножили на первый процент "северных".

Жила она, как и все иногородние, в гостинице моряка, на Ванеева 36. Платила двадцать копеек за кровать в четырехместке с одной тумбочкой на двоих. Соседки по номеру, прожженные судовые буфетчицы, долго в гостинице не задерживались. Отгуляв на югах положенный отпуск, ожидали "вызова по запросу". Каждая на свой пароход, под бочок к "своему капитану". Удивляли не только подобные термины, но и то, что деньгами они сорили, на ужинать шли в ресторан, наряжались в заграничные шмотки. С хорошеньких пухлых губ, измалеванных французской косметикой, запросто срывались знакомые по книгам названия: Антверпен, Гамбург, Валенсия, Савона. Глядя на них, Верка казалась себе серою мышью.

Своей угловатой соседки морские волчицы не стеснялись нисколько. Уж эта-то им точно не конкурент! Иногда, крепко поддав, обучали ее премудростям жизни. Их веселила ее наивность и стремление к справедливости.

- Главное, Вера, во время лечь, взять капитана "на пузо" и выйти за него замуж. Тогда у тебя все будет.

- Как это лечь?! У него же семья! - краснела она, уже понимая, что именно кроется за этим бесстыдным словом.

- На всех пароходах буфетчицы спят с капитанами. Прими это как данность и считай за основную работу. А семья не стена. Ее не трудно и отодвинуть. Знаешь сколько девчонок вышли замуж за капитанов? Нужно только все правильно рассчитать, и выждать момент.

И Верка легла. Получив назначение на ледокол, ворвалась в каюту "кэпа", бросила на стол направление и, молча, нырнула в постель. Строгий "дядька" лет сорока заглянул ей в глаза, ласково потрепал по щеке и спросил, по-местному окая:

- Бедный ребенок! Что, неужели все в твоей жизни так плохо?

С Васей она прожила пятнадцать счастливых лет. Об этом союзе знали даже в парткоме, но принимали его как факт, который осудить невозможно. Уж очень эта любовь походила на самую настоящую.

Василий Богданов был вдовцом при живой жене. Супруга его, директор магазина "Помор", страдала алкоголизмом в необратимой стадии. Сидя на колбасе, в годы тотального дефицита, спиться немудрено. Банкеты по поводу и без повода низвели работящую, умную бабу до животного уровня. Хлопнув "на ход ноги" грамм четыреста "беленькой", она ехала на работу и там отбывала номер, пока рука водила пером по бумаге. В трезвом виде это было капризное, несносное существо. В легком подпитии - блестящая светская дама. В момент перебора - мычащий кусок дерьма.

В доме, пропахшем сивухой и несвежим бельем, Василий все чаще чувствовал себя квартирантом. Как то утром, собравшись побриться, он не нашел в шкафчике свой лосьон. Пустой пузырек валялся на кухне, рядом с пустым стаканом. Он ничего не сказал. Бросил в сумку кое-что из одежды и тихо ушел из ее жизни. Так тихо, что она этого не заметила.

До суда и развода Богданов не опустился. Делить кастрюли и шмотки - это не по-мужски. Казенная каюта на ледоколе стала его постоянным домом, а Верка - хорошей и доброй женой.

Жила она там, где положено по штатному расписанию. Работу буфетчицы исполняла так, будто не было у нее особого положения. Крадучись, по ночам, пробиралась Верка к своему Васе. Так, чтоб никто не заметил, чтобы не было лишнего повода для людских пересудов.

В этом мире ничто не вечно. Особенно счастье. Богданов умер в порту Дудинка от сердечного приступа. На судно пришел другой капитан. Привез с собой молодую буфетчицу. А Верку назначил матросом-уборщиком.

Она не роптала. Только слишком резко обабилась, раздалась в корме. На внешность вообще махнула рукой - для кого?! Ходила она теперь в застиранной робе и резиновых сапогах. С ранней побудки до позднего вечера, от юта до полубака, громко гремели ее трехэтажные матюги. Когда море штормило, и судовые бабы валялись пластом, Верка управлялась за них. Подавала на стол, мыла посуду, делала уборку в каютах. Готовила иногда. Не хуже иного повара.

Внешне она сильно сдала. Только душа ее оставалась такой же наивной, как и в неполные девятнадцать.

- Мальчики, какое кино будут сегодня показывать?

- "На дне".

- А это про что?

- На морскую тематику.

- Ой, как интересно! Обязательно посмотрю!

Были, конечно, у нее мужики. Как же без этого? Вася умер, а мертвые не ревнуют. В каюте со свечкой никто не стоял, но ледокольщики верят в приметы. А они таковы: выросло у матроса уборщика заметное пузо, а после короткого отпуска, его, вдруг, не стало...

Верка, короче, обещала придти, взглянуть и на это кино. Сам виновник грядущего торжества о грядущем визите знал, но не подавал признаков радости, а молча, грустил в уголочке дивана. Обиделся. Ему не наливали. Не с прицелом на будущее, а просто прикалывались. В то, что между мужчиной и женщиной может что-то произойти после столь мимолетной встречи, мне, лично, не верилось. Не верилось и всем остальным. Да и не пьянка это была, а так, баловство. Собрались мужики в своем клубе по интересам, поболтали, на гитаре потренькали, развели стакан спирта на всю толпу. По-нашему это называлось "спилить веточку с дуба". Напиваться в Арктике неразумно по причине нехватки в тамошнем воздухе кислорода. Двадцатилетнего пацана наутро карает так, будто бы он алкаш с двадцатилетним стажем.

Мы только успели налить по второй, когда появилась Верка, источая запах шампуня и польской косметики. Оглядев свысока честную компанию, спросила, с присущей ей хрипотцой:

- Ну, где тут у вас знаменитый хахаль? Подайте его сюда!

Естественно, даму усадили на самое почетное место, а Вовку

стали пихать локтями под бок. Но он продолжал тупить. Вел себя, как капризный ребенок. Даже от налитой рюмки отказался. А на Верку, вообще, ноль внимания.