Наследники по прямой. Книга первая.

Гурьев посмотрел на часы - уроки в 10 "Б" заканчивались через несколько минут. Он спустился по лестнице, подошёл к двери классной комнаты, где шло последнее занятие. Двух ребят оставлю, подумал он. Надо строить защитную цепочку. Завтра разберёмся повнимательнее. Никак не соберусь с Макаровой к её знакомцу отправиться… Мне тоже нужно время, чтобы всё прокачать, я же не Господь, Бог Воинств, в конце-то концов.

Он вошёл буквально за несколько секунд до звонка, коротко извинился перед Цысиным, удивлённо посмотревшим на него, и улыбнулся школьникам - всем сразу:

– Сомов, Остапчик, Чердынцева. Задержитесь, пожалуйста, на несколько слов.

Прозвенел звонок. Ребята покинули класс - все, кроме тех, кого назвал Гурьев. Двое парней и девушка остались на своих местах. В глазах - ожидание, удивление, интерес. А у Даши… Он снова улыбнулся:

– Фёдор, Степан, подождите в коридоре. Я вас позову, - и, когда ребята вышли, наставил колючий взгляд на Дашу: - Давай, дивушко, начистоту. Ты мне сказала, будто никого из наших пляжных знакомцев совсем не знаешь. А вот они, похоже, тебя знают, и неплохо. Четвёртого дня я за собой "хвост" срисовал.

– Что?!

– Слежку, Дарья. Слежку. Дилетантскую, но настойчивую. Я слушаю тебя.

– Я ничего не знаю, Гур. Честное слово.

– Мы ещё в школе, - Гурьев растянул губы в подобие улыбки. - Ты обещала.

– Извини…те. Я честное слово ничего не знаю.

– Тогда давай думать, Дарья. Угадывать давай. Что такое это может быть.

– Я ни с кем из них не водилась, - нахмурилась Даша. - Никогда.

– Ну, допустим. Отшила кого-нибудь из них не очень вежливо?

– Нет, - упрямо вскинула подбородок девушка. - Никогда я ни с кем из них близко не сталкивалась. Я не знаю.

– Я тебе верю, дивушко, - мягко сказал Гурьев. - Верю. Но я беспокоюсь, и не без оснований. Потому что эта публика на тебя определённо нацелилась, и нацелилась весьма конкретно. Ты подумай, пожалуйста, почему. И, как надумаешь, сразу скажи мне.

– А Федю со Стёпкой зачем…

– Ребята крепкие, будут провожать тебя в школу и из школы вместе с Денисом Андреевичем. Пока я не распутаю эту пинкертоновщину.

– Вот ещё! Я…

– Цыц, - ласково сказал Гурьев и так посмотрел на Дашу, что ей расхотелось возражать. - Ты обещала не мешать мне работать. Устав учила?

– Учила, - Даша чуть-чуть неуверенно улыбнулась и убрала выбившуюся прядку солнечных волос за ухо, - таким безнадёжно знакомым жестом, что сердце у Гурьева метнулось, как птица в силках.

– Выполняй, дивушко. И подожди в коридоре, а ребят сюда пригласи.

Парни вошли снова в класс, замялись.

– Присаживайтесь, ребята, - вздохнул Гурьев. - Дело такое.

К концу своей недлинной повести Гурьев в который раз убедился: нинсо [34] - полезнейшая наука. Иногда - так и вовсе незаменимая. Обоих ребят совершенно правильно он вычислил. Парней просто распирало от гордости за оказанное доверие:

– Да мы эту шваль, Яков Кириллыч!…

– Пусть только сунутся!

– Ну-ну, спокойствие, бойцы, спокойствие. Скорее всего, кулаками махать не придётся. Но на всякий случай мы сейчас всей командой спустимся в спортзал к Денису Андреевичу и проведём короткий ликбез по самозащите.

– С Боцманом?! Ой.

– Со мной, - усмехнулся Гурьев. Смотри-ка, угадал я с прозвищем, подумал он.

Они вошли к Денису, посмотревшему на них удивлённо:

– Дополнительные занятия?

– Факультатив, - кивнул Гурьев. - Сначала с юношами. Вы можете заниматься своими делами, Денис Андреевич. Даша, посиди, посмотри, тебе полезно будет.

– Я тоже посижу. Если разрешите, - расплылся в ухмылке Шульгин.

– Ну, как знаете.

Гурьев заставил ребят снять обувь и разулся сам:

– Показываю сначала быстро, потом медленно и по частям.

Через четверть часа Фёдор со Степаном сделались красные и запыхавшиеся. Гурьев расстроенно покачал головой:

– Да, с дыханием совсем плохо. Завтра продолжим. Ребята вы ничего, но заниматься придётся всерьёз.

– А вы-то и не устали совсем, - завистливо пропыхтел Остапчик.

– Это службишка, не служба, - Гурьев, улыбнувшись, чуть наклонил голову к левому плечу. - Идите, ополоснитесь, я пока с Дарьей позанимаюсь. Иди сюда, дивушко.

Когда Даша подошла к нему, он спросил, прищурившись:

– Знаешь, какое у человека мужчины самое больное место?

– Знаю, - кивнула Даша.

– Сразу туда бей, - тихо сказал Гурьев. - Не думая и не сомневаясь. Коленом, изо всех сил, а ещё лучше - два раза подряд, потому что нужно обязательно попасть, а это далеко не всегда получается. Давай. Сейчас проработаем.

Гурьев уронил Дашу на пол стремительной подсечкой. Не на жёсткие доски - на мат, но всё равно это было чувствительно. И боковым зрением увидел вскочившего Дениса. Ох, боцман, выдержки у тебя ни на грош, опечалился Гурьев, придётся и тебя наставлять на путь истинный. Увидел, как девушка стукнулась головой, увидел изумление в её глазах, мгновение спустя сменившееся страхом. У него всё внутри ныло от жалости, но он знал - надо. Надо! Даша инстинктивно сжала колени, а Гурьев уже был сверху. И таким движением разломил ей ноги… И прорычал:

– Бей. Ну?!

– Я… не могу… - прошептала Даша. Глаза её наполнились слезами, она закусила нижнюю губу. - Не могу…

– Бей!!! - рявкнул Гурьев. Так рявкнул, что Даша, зажмурившись, ударила.

Он ушёл от её удара - легко. Встал сам, протянул Даше руку, помогая девушке подняться:

– На первый раз сойдёт, но! Плохо, дивушко. Очень плохо. Это не я, понимаешь? Злость должна быть обязательно. Злость, но не ярость. Ярость мешает, а злость помогает. Голова должна оставаться холодной. Страх, если научишься с ним правильно обращаться, удесятеряет силы и стимулирует высшую нервную деятельность. Ещё раз.

Снова стремительная подсечка, Гурьев над Дашей, вскочивший Шульгин. На этот раз Даша ударила без напоминаний.

– Лучше, Дарья. Почти нормально. Руки освобождаем вот таким способом, - он продемонстрировал выход из блокировки, заставил девушку повторить несколько раз. - Ну, ничего, ничего. А теперь, когда руки свободны, вот так, - он взял руки Даши в свои, поставил её пальцы у себя на лице в нужное положение, зафиксировал: - Это называется - "болевые точки". Если на них давить, человек от боли перестаёт соображать и начинает вопить так, что собаки в радиусе пяти километров сходят с ума от собственного лая. Поняла?