Палач. Нет милости к падшим

Лазуренко проводил Президента до его резиденции, заехал к себе в управление, передал дело Труварова Гондалеву, которого на время своего отсутствия назначил старшим, связался с представителем в Благовещенске, предупредил его о своем приезде, взял «тревожный чемодан», вызвал машину и выехал в аэропорт. Дорога много времени не заняла, правительственный самолет резко взмыл в воздух, и утром следующего дня Феликс Игоревич уже приземлился на благодатной земле Приамурья, которая все еще числилась частью российской территории, но на самом деле уже несколько лет полностью контролировалась китайскими властями. У трапа его встречали руководитель миссии и резидент службы безопасности, которые приехали на служебном автомобиле с дипломатическими номерами в сопровождении китайской полиции. После короткого приветствия гость и встречающие разместились в уютном салоне машины, которая под эскортом все тех же китайцев медленно тронулась с места. Глазам Лазуренко во всем своем великолепии предстал аэропорт, на фасаде которого красовались огромные иероглифы.

— И что означает эта надпись? — спросил Лазуренко.

— Добро пожаловать! — спокойно ответил полпред, прекрасно владеющий китайским языком.

— А почему не по-русски? — с плохо скрываемой досадой поинтересовался Феликс Игоревич.

— Первая поправка к местному закону о государственном языке: для скорейшей адаптации местных жителей к цивилизационным ценностям Поднебесной все надписи и обозначения должны быть выполнены на китайском языке.

— И что? Помогает адаптации?

— А кому помогать-то, если все местное население сидит в резервациях?

Машина выехала на шоссе, ведущее в город. Километров через пять неожиданно, с какой-то малоприметной проселочной дороги, перед ними выскочила видавшая виды «Нива», которая стала удаляться, медленно набирая скорость. Сопровождавшие представительскую машину полицейские на мотоциклах пришпорили своих «железных коней» и моментально настигли нарушителя. Остановив «Ниву», они бесцеремонно открыли двери, выволокли водителя и двух пассажирок, дубинками загнали их на обочину, минуты две избивали, после чего прокололи у машины колеса, сели на мотоциклы и заняли свое место в кортеже.

Лазуренко при виде этого безобразия весь напрягся, не в силах сдержать негодования, на что резидент отреагировал:

— Третья поправка к закону о регистрации: граждане, не владеющие языком Поднебесной и не способные служить образцом поведения, не имеют права без разрешения соответствующих органов протектората покидать места своей постоянной регистрации. В случае нарушения данного пункта виновные караются штрафом до 1000 юаней и сроком заключения до года. Так что, проблемы этих бедолаг избиением не закончились, — и как бы в подтверждение сказанного им навстречу с оглушительным воем пронеслась полицейская машина.

— Если знают, почему нарушают? — Лазуренко задал этот вопрос как человек, привыкший повиноваться закону.

— А как не нарушать? Китайские наместники сами подталкивают их к этому: занимаются вымогательством, насильничают, безобразничают. Вот нервы у людей и не выдерживают. Может, и эти несчастные пытались таким образом до города доехать да жалобу подать в надежде хоть на какую-то справедливость. Не повезло им.

— А что, есть такие, которым везет?

— Случается, говорят. Но все это больше — из области легенд и преданий. На самом деле контроль очень жесткий. Да и бежать мало кто хочет. Ведь в резервациях жизнь в основном сытая и пьяная. Работать необязательно, в поле корячиться не надо: дошел до сельсовета, получил китайскую ханку и еду — и свободен!

— И ничего не нужно делать? — Лазуренко в принципе знал, что происходит на этой когда-то русской земле с русскими людьми, но видел все это впервые.

— Ну, как же! Нужно! Песни петь, хороводы водить перед туристами. Водку жрать стаканами и ими же закусывать, медведей демонстрировать, дивчин гарных в национальных нарядах искателям приключений предлагать. Так что, дел вроде как много. Непослушных гноят в специальных ямах, где они сидят без воды и пищи в собственном, и не только, дерьме. Так что выбор у наших невелик — быть пьяным и довольным или трезвым и несчастным. — Резидент говорил монотонным голосом, стараясь скрыть свои эмоции от начальника.

— Что делаете для пресечения всех этих безобразий? — уже требовательно спросил Лазуренко у главы представительства.

— Мы не сидим сложа руки, Феликс Игоревич. Но мало что можем сделать. Напоминаю просто, что у нас здесь весьма шаткий статус: мы не являемся посольством, а всего лишь временной дипломатической миссией при правительстве протектората, которое, замечу, сплошь состоит из русских. Правительство это опирается на Законодательное собрание, состоящее из тех же русских, которые и принимают все эти поправки к законам. Так что де-юре в этой стране правят русские, опирающиеся на русский же парламент. А то, что они в свое время заключили ряд «взаимовыгодных» договоров с КНР, которые привели к дискриминации местного населения — огрехи этой же власти, которые она и должна была бы исправить. Но кто и что будет исправлять, если у всех местных чиновников счета в китайских банках, дети учатся в китайских частных школах и вузах, недвижимость тоже там, а на своих людей им, по-простому говоря, глубоко наплевать. Да и повязаны они коррупцией по рукам и ногам. Попробуй только пикни — сразу же под суд пойдешь за дачу взяток представителям китайских властей. А это уже подрыв мощи Поднебесной, что карается смертной казнью. Так что все под «вышкой» ходят. Оттого и не рыпаются.

Ответ полпреда ничего нового Лазуренко не открыл. Он все это уже знал из докладов своей резидентуры. Больше ему говорить ни о чем не хотелось. Да и не стоило этого делать в служебной машине, которая наверняка прослушивалась китайскими спецслужбами. Так что серьезный разговор о цели его визита можно было начать только за прочными стенами миссии, с соблюдением всех норм конспирации и включенным генератором «белого шума».

— Ну, что скажете? Почему такая срочность? — Они сидели втроем в кабинете резидента, наиболее безопасном с точки зрения прослушки.

— В течение последнего месяца китайский МИД через свои структуры в Благовещенске активно демонстрирует свое расположение к нашей миссии и ко мне лично, — начал полпред. — Мы получаем приглашения на такие мероприятия, к которым нас раньше на пушечный выстрел не подпускали, нас включили в мидовскую рассылку, где содержится много данных конфиденциального характера. Лично я уже трижды обедал с китайским генконсулом, и каждый обед о многом говорил.

— Поясните, — Вежинский явно не все понял.

— В китайской культуре отношение к еде носит сакральный характер. Для китайца показателем богатства и процветания всегда был роскошный стол. Причем изобилие этого стола и гостеприимство хозяина демонстрируют не деликатесы и особо изысканные блюда. Настоящий китайский обед — это совершенно четкая последовательность острых, кислых, горьких, сладких кушаний, которые призваны показать гостю расположение и симпатию хозяина. По китайскому столу я могу безошибочно определить, как китайцы ко мне относятся.

— И…?

— И мне абсолютно ясно, что в отношении китайцев к Уральской республике произошли изменения, причем инспирированные на самом верху руководства КНР, что и было высказано вчера без обиняков во время торжественной встречи с ветеранами КПК, прибывшими сюда в инспекционную поездку. Возглавляющий делегацию бывший секретарь ЦК долго беседовал со мной, выражал восхищение достижениями нашей республики, выразил надежду на встречу с Тимофеевым. Я, естественно, ничего конкретного сказать не мог. Вчера же доложил обо всем в наш МИД. Те информировали Ивана Николаевича. Вот, пожалуй, и все, — полпред с облегчением откинулся на спинку кресла. Формально Лазуренко не был ему начальником. Но его статус и положение в иерархии уральской власти были хорошо известны этому опытному дипломату, и поэтому он немного волновался во время своего короткого доклада.