Нукер Тамерлана

Дмитрий стал спускаться по откосу, по лодыжки утопая в горячем песке. Судя по солнцу, до полудня оставалось еще около часа – успей песок прокалиться в здешнем пекле, и ему пришлось бы попрыгать, а ноющее колено к активным телодвижениям не располагало. На ровном месте идти стало легче. Он внимательно смотрел под ноги, но через каждые несколько шагов все равно приходилось делать остановку, чтобы заняться неприятным, но необходимым делом: вытаскивать из подошв очередную пару колючек.

Дмитрий шел, вспугивая мелких ящериц, которые быстро удирали. А вот здоровенный песочного цвета кузнечик заставил вздрогнуть его: громко треща ярко-розовыми крыльями, насекомое вылетело прямо из-под ног и село чуть впереди. Дмитрий разглядел его на земле и махнул мотыгой, чтобы спугнуть. Кузнечик высоко подпрыгнул и вновь раскрыл розовые крылышки. Пробурчав ему вслед нелестное пожелание, Дмитрий зашагал дальше.

Огибая высокий куст с чешуйчатыми листьями в радуясь, что так много прошел без остановок, он наткнулся на производителя своего главного врага: из песчаной кочки торчало с пяток голых, сухих веток, а под ними в изобилии лежали знакомые шипастые треугольнички. На самих ветках этой гадости тоже хватало.

– Сволочь, – сказал Дмитрий сушеному кустику: он успел-таки вступить в “опасную зону” и подцепить новую порцию колючек. – Паскуда никчемная…

И тут, наклонившись, он обнаружил, что потерял передник – вероятно, плохо завязал концы на пояснице, узел ослаб, и самопальное одеяние свалилось.

Дмитрий пустился в обратный путь по собственным следам, озираясь в поисках светлой холстины. Светлых пятен вокруг хватало: белые камни, торчащие из песка, белые осколки костей – один раз ему даже попался полузасыпанный песком череп, судя по всему, лошадиный. Наружу торчали передние зубы и большая, пустая глазница, в которой возился чернотелый жук с остроконечным брюшком.

На потерянный передник Дмитрий чуть не наступил. И на большую змею, свернувшуюся на нем. Змея громко зашипела, предупреждая, и тем спасла его. Дмитрий отпрянул назад, перехватывая в руках мотыгу. Кувшин он выронил.

Змея улеглась на ткань, скрыв ее кольцами; толстое тело с цепочкой темных ромбов вдоль хребта напряглось, треугольная голова приподнялась, готовая к броску. Дмитрий застыл с мотыгой наизготовку, разглядывая ползучего захватчика. Узор на змеиной спине напоминал гадючий, но что это была за гадина, он не имел представления. Зато поза была проста и понятна: еще шаг, и я тебя цапну. Да и форма головы у змеи, словно из пособия для начинающего герпетолога: “треугольная голова, детка, – значит, змея ядовитая”…

– Ползи ты отсюда на хрен, – посоветовал Дмитрий, очень медленно поднимая мотыгу повыше. – Живой останешься… – Отступить он не мог. Змея была очень близко, она чувствовала человека и не успокаивалась. Если он дернется, она тут же атакует. – Вредная змеюка, глупая змеюка… – продолжал он бормотать, больше успокаивая себя, нежели обращаясь к напряженной змее, – у тебя даже мозгов не хватает испугаться и уползти, как делает каждое порядочное животное при виде человека. Дура. Ах… – Он резко выдохнул, ударяя мотыгой. Широкое лезвие с шелестом рассекло воздух. Колено стрельнуло болью, и Дмитрий упал на здоровую ногу, поднял мотыгу и на всякий случай ударил еще.

Части разрубленной змеи, исступленно извиваясь, исполняли предсмертный танец, забрызгивая кровью мотыгу и песок. Дмитрий обалдело взирал на дело своих рук. Порция крови досталась и ему, забрызгав грудь и живот.

– Ду-ура-ак… – простонал он, вытаскивая мотыгу из песчаного плена и отбрасывая ею еще живые змеиные обрубки. – Дурак…

Он разрубил не только ядовитую гостью, но и самодельный передник. Давая выход злости, Дмитрий обрушил мотыгу на голову мертвой змеи – та хрустнула под ударом, снова стрельнув красными каплями.

Кувшин смирно лежал на боку – целехонький, но возле горлышка темнело пятно мокрого песка. Дмитрий схватил посудину и потряс возле уха. Звонко булькнуло – вода вытекла не вся. Он отхлебнул и еще раз помянул недобрым словцом змею.

* * *

Толпа, которую углядел с обрыва Дмитрий, состояла из одних мужчин. Они были уже настолько близко, что ему даже показалось, будто он узнал давешнего кладбищенского знакомца. Причем шли все не с голыми руками – каждый нес палку. Дмитрия палки насторожили, но не настолько, чтобы последовать примеру могильщика: он вполне представлял себе, чего тот мог наплести, когда примчался к дому.

Дмитрия тоже заметили – он приветственно помахал мотыгой и кувшином и заторопился навстречу. Однако на его жесты никто не ответил. Толпа в молчании рассыпалась, охватывая Дмитрия полукругом.

– Да не убегу я, не убегу, – буркнул он, наблюдая за их маневрами.

Внезапно вырвавшийся вперед низкорослый, почти квадратный мужик с кривыми ногами воинственно завизжал пронзительным фальцетом и поднял палку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся такой же мотыгой, какую Дмитрий вытащил из незаконченной могилы. Вслед за ним заорали и заулюлюкали остальные. Среди нападавших и впрямь был недавний знакомец – вместо позорно брошенной мотыги теперь он держал вилы. Воображение Дмитрия тут же услужливо нарисовало неприглядную картинку: острые зубья вил, с хрустом раздирая кожу и мясо, пропарывают ему живот.

А хлеба-соли что-то не видать…

– Стоять! – во всю мочь легких заревел Дмитрий, вздымая окровавленную мотыгу.

Дурацкая ситуация: ему нужна помощь, а не драка.

Хотя он был на две головы выше любого из аборигенов, однако шансы выбраться из переделки без больших потерь представлялись мизерными. Рвать монеты на потеху девочкам – это одно, а драться с полутора десятком человек – другое. Да и не собирался он с ними воевать. Воинственно настроенную толпу необходимо было остановить, пока не поздно.

И он остановил. Что было тому причиной – воздетая над головой заляпанная змеиной кровью мотыга или исторгнутый им рев, – Дмитрий не задумывался. Главное – дело сделано. Аборигены замедлили шаг, а затем и вовсе остановились метрах в двадцати. Видя, что бежать Дмитрий не собирается, они заосторожничали – похоже, боялись, невзирая на явный численный перевес.

Ждать, пока к ним вернется былой боевой задор, Дмитрий не собирался: главное сейчас воспользоваться заминкой и переиграть ситуацию на себя. Он бросил мотыгу себе под ноги так, чтобы подхватить ее снова было секундным делом, и поднял пустые руки вверх.

– Салям алейкум! – крикнул он, будучи уверен, что это приветствие должен понять любой житель Востока. – Я русский! Раша! Ищу помощи. Мэйдэй! – У него мелькнула мысль, что орать: “Мэйдэй!” – идея неудачная, и он поправился: – Хэлп ми! – Еще он был уверен, что парочку английских словечек знает даже горилла из африканского заповедника. В довесок к словам Дмитрий широко улыбнулся.

Его выкрики сделали свое. Господа мусульмане о чем-то заспорили, а Дмитрий получил возможность рассмотреть их. Компания была на редкость живописная: линялые разноцветные халаты, белые, заляпанные желтой глиной, штаны; кто в чалме, кто в нелепых шапчонках из непонятной сивой материи. Рожи смуглые, озадаченные и испуганные. Кроме одного. Крепкий, круглоголовый и широкоплечий – еще шире, чем тот, кривоногий, – мужик поглядывал в его сторону без робости. И держал он не мотыгу, не вилы, а… Копье? – озадаченно подумал Дмитрий. На то похоже. Широкоплечий перехватил его взгляд. Дмитрий улыбнулся так, что чуть губы не треснули. Широкоплечий смотрел на него с мрачноватым интересом, постукивая по песку древком этого то ли копья, то ли неизвестного восточного сельскохозяйственного орудия. Его взгляд не сулил ничего хорошего. Мужик шагнул вперед.

Толпа снова заулюлюкала и завизжала, размахивая мотыгами, и вновь стала надвигаться. Но уже не столь быстро, как раньше. Его прогоняли. Больше всех бесновался недавний знакомец. Молчал только широкоплечий с копьем – он мерно вышагивал впереди, не сводя с Дмитрия пристального взгляда.

Дмитрий растерялся. Ему нужна милиция, черт возьми, телефон…