Триумф блицкрига

— Бригадир Николсон должен держать Кале насколько это возможно, — Уинстон Черчилль пыхнул сигарой, выпустив клуб дыма. Ситуация складывалась чертовски пренеприятная, но энергичный потомок герцогов Мальборо, несмотря на изрядную полноту, пока не видел в ней трагедии.

— Ни в коем случае не капитулировать или попытаться вывезти гарнизон. Иначе армия Горта потеряет поддержку с тыла… Вот тогда действительно будет плохо! Немедленно радируйте об этом в Кале.

Адъютант молча наклонил голову и тут же вышел из кабинета, а Черчилль в очередной раз пыхнул сигарой и задумался: «Чертовы немцы — ну кто ожидал, что они пошлют свои танки через лесистые Арденны, местность ведь самая неподходящая для движения моторизованных колонн». Но они прошли и вышли к Каналу, так англичане привыкли называть Ла-Манш.

Сейчас Черчилль думал о главном — война может быть проиграна. Хотя лично он надеялся, что на берегах Соммы или Сены французам удастся остановить ненавистных им «бошей». Но тут премьер-министр усмехнулся — второй раз чудо вряд ли произойдет, уж слишком велика разница в силе. Вернее, в умении ее применять. Блицкриг оказался страшнее, чем рассчитывали английские и французские генералы с политиками.

Стремительные танковые прорывы, германские самолеты, что постоянно висели над полем боя, великолепное взаимодействие между ними, артиллерийская поддержка — все это вместе сломило уверенность у союзников.

Черчилль понял это два дня тому назад, когда отдал распоряжение начать выводить из Дюнкерка тыловые подразделения британской армии. Чутье политика его не обмануло — отчаянные атаки британцев на Бапом оказались безрезультатными — прорваться за Сомму и соединиться с главными силами французов они не смогли.

Теперь выбора не оставалось — если дивизии генерала Горта задержатся у Арраса и Лилля, то они неизбежно будут отсечены от побережья и погибнут в окружении. Чертов Гудериан, его танки уже у Кале, до Дюнкерка один рывок. И тогда произойдет катастрофа!

Черчилль еще раз пыхнул сигарой, он осознал, что решение необходимо принимать без промедления. Французы потерпят поражение, пусть даже агония Четвертой республики затянется еще на несколько недель. Нет, с ними все кончено. И никто не поможет, как в той, первой войне, когда русские начали наступление в Восточной Пруссии, погубили два корпуса, но спасли Париж. Нет, Сталин так не сделает, зачем ему выручать Антанту?!

Он уже поделил с Гитлером Польшу, в ближайшее время полностью заглотнет прибалтийские лимитрофы, а потом на очереди будут румыны и неуступчивые финны. Тем достанется от большевиков во второй раз, не стоит обольщаться. Нет, Францию уже ничто не спасет!

Черчилль тяжело поднялся с удобного кресла — решение окончательно пришло. Англия не может потерять свою армию на побережье! Другой у нее просто нет. Она не должна остаться беззащитной, когда судьба Франции предрешена, а будущее британской короны под страшной угрозой германского вторжения. Нет, нет и еще раз нет!

Глава вторая

«Пустить им кровь»

— Доброе утро, мой фюрер!

— И вам того же, Геринг! — Андрей старался держаться в соответствии с фильмами и кинохроникой, когда там показывали Гитлера, и теми скудными описаниями или романами, которые он прочитал о Второй мировой войне.

Глядя на фельдмаршала, не удержался от мысленной ухмылки — это был не боров, а здоровенная свиноматка с обвисшим брюхом, огромная и расплывшаяся, намного крупнее, чем он считал раньше.

А может, все дело в его новом теле — Гитлер был просто худым доходягой, и хоть чуть выше Андрея, но доставал макушкой командующему люфтваффе только до подбородка. И тощ — дистрофик какой-то!

«Вроде проскочило. Не дождешься, хорек оплывший!» — брезгливо подумал Андрей, поймав оценивающий взгляд Геринга, который тот бросил на перебинтованную голову и налившиеся фиолетовыми переливами синяки. Но с утешениями или расспросами о здоровье никто не лез — он дал понять, что сейчас не в духе.

Впрочем, народу в бункере было немного — кроме них, еще стройный пожилой генерал Кейтель в монокле, с хорошей прусской выправкой, второй генерал почти такого же облика, прям под копирку сделан, только помоложе.

Главный военный адъютант Шмундт и адъютант от люфтваффе фон Белов скромно притулились в углу за столиком. Был еще и адъютант Йодля, но он, расстелив карту, немедленно вышел.

Родионов уже разобрался, где он находится, но вылезать на поверхность земли в штабной барак, что служил и столовой, сейчас не намеревался. Еще не пришло время показывать себя народу, часов десять можно было потянуть. Но вот вечером придется — в ставке «им» лично было назначено совещание всего военного руководства рейха.

— Докладывайте обстановку, генерал, — тихо буркнул Андрей, бросив короткий взгляд на Йодля, того самого, что повесили в Нюрнберге. Вернее, еще повесят, но тогда и ему самому в новой шкуре придет кирдык. От таких мыслей у Андрея ум за разум заехал в очередной раз.

— Мой фюрер, операция идет в соответствии с графиком. Вступившие в Бельгию англо-французские армии рассечены, до 30 дивизий отрезаны в районе Кале — Дюнкерк — Аррас — Лилль. Генерал Рундштедт докладывает, что англичане энергично ведут подготовку к вероятному наступлению на Аррас. На данный момент сложилась следующая обстановка…

Андрей внимательно смотрел на карту, почти не слушая Йодля, который монотонно, скупым военным языком перечислял номера дивизий и показывал что-то на карте короткой указкой.

«Если уничтожить английскую армию полностью, до последнего солдата, то на проклятом острове с обороной станет туго. Регулярную армию из необученных резервистов сразу не создашь, потребно полгода, не меньше. А потому терять время нельзя, момент очень удачный. Британцы свои острова защищать будут отчаянно, и немцы серьезные потери понесут, что нам и требуется. — Андрей нахмурился. — Надо пустить им кровь, и немцам, и британцам. Хорошо пустить, чтоб обессилели и озлобились друг на дружку. Тогда уж точно не сговорятся, если меня расколют… — Мысли начинали потихоньку оформляться в более-менее нечто складное. — Ага! Товарищ Сталин их по загривку ледорубом враз ударит, как проститутку Троцкого, искушения не выдержит. И я ему тем поспособствую, чего не хотелось бы. Достали меня эти коммуняки еще в той жизни, со своими „ГУЛАГами“ и „славой КПСС“. Пусть со всеми в мире живут — страна большая, лучше ее обустроить, хоть в магазинах для народа что-то появится. Вот веселье будет, праздник живота!»

— Генералу Рундштедту необходимы два дня для приостановки наступления, чтобы перегруппировать войска…

— Нет, генерал. Нельзя терять не только два дня, но даже часа. Промедление смерти подобно. Вы же знаете, что прорыв не терпит перерыва! — Андрей заговорил таким сварливым голосом, что тут же сам удивился. Наверное, от «прежнего» передалась такая манера. — Нужно уничтожить их всех, они не должны увести на остров даже роты. Пусть Рундштедт наступает всеми силами, а танки Гудериана должны с боем занять Дюнкерк до прихода туда главных сил британцев. И держать его любой ценой! Это единственный оборудованный порт, ведь Булонь и Кале почти в наших руках. И эвакуация сорвется…

— Англичане тогда не станут увозить войска, мой фюрер. Они сейчас наступают на Аррас. Если британцы прорвут наши дивизии, которые вытянулись тонкой цепочкой, то отбросят танки Клейста и соединятся на Сомме с французами. Корпус Гудериана будет полностью отсечен и разгромлен, ведь он зарвался. Нужно время на перегруппировку…

— Нет, Йодль, и еще раз нет. Пусть Рундштедт поторапливает отставшую пехоту, а танки должны наступать. Англичане не пойдут на прорыв, я в этом уверен, они начнут эвакуацию из Дюнкерка!

«Я не только в этом уверен, я это знаю!» — мысленно добавил Андрей и посмотрел на Йодля. Тот покорно наклонил голову, выражая этим согласие, но тут встрял Кейтель: