Крестоносец из будущего. Самозванец

Почти час он провозился с глиной, но все же вылепил пусть очень корявые, но емкие кружки с толстыми стенками.

Варить в них Андрей не собирался, так как прекрасно знал их полнейшую непригодность для этой операции. Не керамика же ведь, сырую глину обжигать надо.

Ему эти кружки были нужны для питья воды. Не стоило уподобляться лошади и пить из реки или, черпая ладонью, каждый раз становиться на четвереньки.

Да и пора самой элементарной посудой обзаводиться, хоть ложку выстругать, не ладонью же ушицу хлебать. А сварить уху для него стало навязчивой идеей — очень хотелось горячего похлебать…

Он засыпал в приготовленную ямку часть горячих углей костра и положил на них обмазанного глиной карпа, затем палкой завалил сверху оставшимися углями.

Полчаса ожидания явились для него сплошной тягомотиной, даже ерзал от нетерпения. Чтобы зря не терять времени, Андрей щедро добавил в костерок сырых веток и развел дымокур, уже для копчения.

До наступления темноты оставался еще час, и он прогулялся по рощице. На ее окраине он обнаружил до боли знакомые для него деревья — это были груши-дички.

Никитин приподнялся на носках и снял с ветки небольшой, размером с кулачок ребенка, красноватый плод.

К его удивлению, груша оказалась сочной и сладкой, и он, сняв и расстелив на траве ветхую ветровку, нарвал и положил на нее полсотни плодов. Связав трофей узлом, обрадованный новой добычей, Андрей отправился обратно к костру.

Вечер он провел уже по-царски: долго купался в теплой воде озера, а потом принялся за карпа, запеченного в собственном соку. Последние куски кое-как доел, давясь от сытости, хотя во время ужина постоянно думал о соли, перце и чесноке.

Этих трех компонентов ему не хватало для полного счастья. После рыбы настала очередь запеченных груш, после которых Андрей почувствовал себя окончательно счастливым.

Закуренная трубочка заметно улучшила его состояние, теперь он просто блаженствовал в неге, позабыв о горестях этой земной жизни.

Однако, когда Никитин укладывался в потемках спать, его стало беспокоить очень странное предчувствие, а к своей интуиции доверие у него было абсолютным. На всякий случай он наломал побольше хвороста и решил жечь костер до утра и дремать вполглаза.

Уже под утро Андрей очнулся от ощущения внезапно возникшей опасности. Вскакивать сразу на ноги не стал, так делают только желторотые солдаты первого года службы. Зато уши стали чуть ли не слоновьими, прислушивались к любым звукам.

Интуиция в очередной раз его не обманула — какой-то определенно большой зверь решил поохотиться на человека.

Благо и время удобное — перед рассветом люди обычно крепко спят. Вот только зайти на жертву хищнику было трудновато, за спиной Андрея плескалась река, сбоку озеро, а между ним и лесом еще горел неярким пламенем костер.

Неведомая хищная тварь явно не опасалась огня — он отчетливо различал ее прижавшийся к земле силуэт, хотя ему сильно мешали отсветы костра, немного слепящие глаза.

Зверюга, размером с немецкую овчарку, подползала все ближе и ближе, сантиметр за сантиметром, и вскоре плотно прижалась к земле шагов за десять до спящего человека, полностью замерев перед решительной атакой, как делают все кошки, от хозяина тайги тигра до помоечного Васьки.

Андрей с пронзительностью в душе понял, что сейчас последует мгновенный бросок неведомого хищника, но не боялся этого, наоборот, все его крепкое тело яростно требовало схватки.

Он только постарался незаметно изменить свое положение и взял в ладонь рукоять своего оружия.

Андрей успел вовремя собраться, и когда зверь прыгнул через затухающий костер, откатился в сторону. Стоя на колене, Никитин изо всех сил нанес мгновенный удар «шестопером». Дубина стремительно описала дугу и с размаху обрушилась на голову летящего в прыжке зверя.

Время застыло — он смотрел словно на замедленном режиме воспроизведения изображения. И не успел хищник развернуться на земле, как Андрей вторично его ударил.

Раздался треск и громкий визг — «шестопер» сломался, а зверь волчком крутился по земле, оглушенный и частично парализованный вторым ударом, который пришелся по хребтине.

Давать ему время для передышки было бы сплошным безумием, и он нанес несколько ударов кистенем, целя по голове. И яростно бил до тех пор, пока зверь не застыл окончательно, распластавшись на земле.

Дрожащими пальцами Никитин плотно набил трубку табаком и раскурил ее от уголька. Несколько минут он отходил от пережитого в этом ночном бою, глотая дым пересохшим ртом.

Докурив, выбил трубку, медленно встал и подошел к мертвому зверю. Тот представлял собой симбиоз волка и крупной рыси — имел кошачьи лапы с острыми когтями и кисточки на маленьких ушах.

Все остальное было волчьим, кроме верхней пары клыков, при взгляде на которые его прошиб ледяной пот. Острые пики выдавались далеко вниз, как у давно вымершего саблезубого тигра.

— Ни хрена себе зверек, — задумчиво сказал Андрей, рассматривая свой законный охотничий трофей. — И долгонько ты здесь уран кушал, раз в такого мутанта превратился? И жрать тебя стремно, воняет, как от помойки. Однако придется мне новый «шестопер» делать…

ГЛАВА 3

Настроение у Никитина было бы прекрасным, если бы не одежда да обувь. Старые китайские кроссовки не выдержали дневного марш-броска и полностью развалились.

Попытка переделать их в шлепанцы оказалась неудачной — резиновая подошва настолько истерлась об острые камни, что рвалась теперь, как туалетная бумага.

Результат был налицо — лучше идти без обуви, чем заниматься бесконечным ремонтом, сидя сиднем на одном месте.

Штанины трико находились в еще более кошмарном состоянии и напоминали содранную кожуру перезревших бананов.

В несколько лучшем положении находились тельняшка и ветровка, но у первой ткань сопрела и стала потихоньку рваться, а куртка уже имела несколько здоровенных дырок.

Лишь синтетические плавки и носки были в хорошем состоянии — Андрей их просто снял перед длительной ходьбой.

Но последние вещи никак не заменяли ему порванной одежды. Трагическое положение объяснялось тем обстоятельством, что супруга хотела эти вещи давно выбросить или пустить на тряпки, но Андрей специально оставил их для рыбалки — не жалко рвать в клочья.

Пришлось наскоро приводить свой гардероб в порядок. Трико было обрезано и превращено в шорты.

Кроссовки почили вечным сном под камнями, оставив от себя на память два шнурка на «шестопере» и кистене. Из тельника была сделана безрукавка, а из двух отрезанных рукавов один пошел на торбу, а второй на полотенце.

Горы на этом месте немного раздвинулись, и долина в ширину раскинулась на версту, не меньше. Вдали было видно, как горушки стали потихоньку превращаться в высокие холмы, а значит, скоро перейдут в равнину, и он выйдет к людям. Не может же их здесь не быть — климат мягкий, чудесный, природа щедрая.

Странно другое — Андрей отмахал добрых два десятка верст по берегу этой удобной для хозяйствования речки, но не увидел ни малейших следов человеческой деятельности.

Да и фауна была здесь хоть скудная, но не пуганая. Разных птах было превеликое множество, но как он ни кидал в них камни, успеха не добился.

Сгоряча Никитин себя выругал за лень — можно было бы научиться и из пращи орудовать. Нет же, зачем знание каменного века, когда под рукой автомат! А здесь это древнее искусство помогло бы здорово — взял кругляш, прицелился, раскрутил ремень, и всё — четыре с боку, все дела.

К вечеру Андрей обошел стоянку по большому кругу и сделал два чудесных открытия. У небольшой скалы он увидел второго четвероногого, небольшую косулю на этот раз, склонившуюся к земле.

Слюнки сразу потекли, как у лучшей собаки академика Павлова. Однако отчаянный бросок булыжника метров с двадцати дал промах, и жаркое быстро ускакало.

Хотел было Андрей уйти обратно к стоянке, чтобы не травить свою душу горестным созерцанием убежавшего ужина, но решил посмотреть, зачем эта косуля лизала камни.