Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

От Евсевия принимают эстафету три историка, творившие почти одновременно. Первым из них можно назвать Сократа Схоластика (V в). С одной стороны, Сократ несколько сочувствует новатианам, а с другой – его писания характеризуются римофильскими тенденциями. Например, в числе прочего, он утверждает, что Вселенский Собор без соизволения римского епископа состояться не может, поэтому Сократа весьма любят римо-католики Он также очень высоко ставит Оригена, выставляет его врагов в неприглядном свете и крайне негативно относится к его осуждению.

После Сократа церковную историю писал Ермий Созомен. Созомен свою историю во многом заимствовал у Сократа, хотя и написал ее гораздо более изящным слогом и внес в нее много дополнений и добавок, а также сильно ее "воцерковил". Интересно, что на Сократа он не ссылается вовсе. Это довольно типично для древних авторов, которые часто заимствовали друг у друга целые куски и не считали нужным давать ссылку. Тогда было совсем другое отношение к "интеллектуальной собственности". Такого понятия вовсе не существовало, и любой человек, согласный с мнением какого-либо автора, считал это мнение в равной степени и своим и мог вставлять его писания в свои сочинения. С другой стороны, в древности были весьма распространены так называемые "псевдоэпиграфы" – сочинения, надписанные не именем их настоящего автора, а именами великих древних. Таким образом сочинитель хотел придать своим произведениям больший вес, и это вовсе не было подлогом: автор мог вполне искренне считать, что, живи тот человек, чьим именем он подписал свое сочинение, в его время, он и сам принял бы это сочинение как свое. Один из самых известных псевдоэпиграфов, о котором мы будем говорить в свое время, – это корпус сочинений, подписанный именем Дионисия Ареопагита.

Последняя история этого периода принадлежит перу блаженного Феодорита Киррского. Он был представителем антиохийской богословской школы и, следовательно, весьма критически относился к Александрии и всему из нее исходящему. Поэтому те сведения, которые он сообщает об александрийских событиях, следует воспринимать с определенной долей осторожности. О блаженном Феодорите, его жизни и деятельности мы будем говорить весьма много в контексте несторианских и монофизитских споров V в., и тогда та позиция, с которой он повествовал о происшедшем, станет для вас гораздо яснее.

Вот основные церковные историки, чьи имена мы будем постоянно упоминать, говоря об истории древней Церкви. По ходу нашего повествования мы ознакомимся и с гражданскими историками и хронистами. Упомяну двух из них.

Прокопий Кесарийский – один из самых ученых людей своего времени – был придворным историком императора Юстиниана. Его перу принадлежат две группы сочинений: одна из них – это придворная история царствования Юстиниана, написанная в самых хвалебных тонах, а другая – так называемая "Секретная история", которую он писал "в стол", – собрание всевозможных сплетен и самых грязных подробностей о жизни Юстиниана и его жены Феодоры. Очевидно, что полного доверия нельзя оказывать ни той, ни другой стороне наследия Прокопия и что истину нужно искать где-то посередине.

Другой пример – это "Алексиада" – сочинение, написанное дочерью императора Алексия Комнена Анной Комненой, повествующее о царствовании ее отца (X в.). Это чрезвычайно ценный источник, написанный умной, наблюдательной и очень образованной свидетельницей, находившейся в центре событий. Но Анна, обожавшая своего отца, в силу ряда причин ненавидела своего брата – будущего императора Иоанна. Поэтому в ее повествовании Иоанн практически не упоминается, хотя он и играл в событиях чрезвычайно важную роль. Следовательно, труд Анны Комнены нужно использовать с поправкой на это.

Чрезвычайно важные для нас хроники, написанные крестоносцами, как правило, называют византийцев причиной всех своих неудач и приводят различные "доказательства" того, как "греки" предали христианство. Это тоже нужно учитывать и относиться к этим "доказательствам" соответственно.

Мы видим, что очень часто историк должен играть роль судьи, сравнивающего между собой показания всех свидетелей, чтобы выстроить достоверную картину происшедшего.

III. Две родины Церкви

Литература: Шмеман прот. Александр. Исторический путь Православия. Париж, 1989; Walker W.F. History of the Christian Church. N.Y., 1959; Chadwick H. The Early Church. N.Y., 1967; Meyendorff J. The Orthodox Church. N.Y., 1981.

1. Апостол Павел пишет: "Когда исполнилась полнота времен, Бог послал Сына Своего единородного" (Гал.4:4).

Полнота времен – очень важный термин. Господь воплотился, когда человечество "созрело" для того, чтобы принять благую весть, когда для этого сложились все необходимые условия. Мы поем в рождественской стихире, что Христос родился, когда на всей земле было единое правление августа:

"Августу единоначальствующу на земли / Многоначалие человеков преста,

И Тебе, вочеловечшуся от Чистыя, / Многобожие идолов упразднися.

Под единем царством мирским грады быша, / И во едино владычество Божества языцы вероваша".

Церковь не забыла, что ее начало совпало по времени с решительным моментом мировой истории – завершением создания универсальной по духу и замыслу Римской империи. Никогда ранее (и, кстати, никогда более) эти громадные территории, обнимавшие все, что обычный человек того времени знал о цивилизованной жизни, не находились в сфере единой культуры, единой экумени – вселенной. За ее границами он знал лишь дикие или, в лучшем случае, полуцивилизованные племена. Причем римская государственность сложилась не на пустом месте. Благодаря походам Александра Македонского большая часть территорий, вошедших в Римскую империю, уже была объединена единой культурой – культурой эллинизма – и единым международным языком (по крайней мере, для представителей образованного класса) – греческим.

Объединяющим элементом Империи были обязательная для всех верность единому императору и подчиненная ему единая военная система. Римская армия, хотя и относительно небольшая по сравнению с военными силами современного милитаристского государства, была достаточной для поддержания порядка и сохранения знаменитого римского мира – pax romana. Благодаря этому миру процветала торговля, прекрасные дороги и безопасные моря весьма облегчали путешествия, а единый международный язык способствовал интеллектуальному обмену. Именно в этой Империи, несмотря на то, что многие ее правители были весьма далеки от идеала, а чиновники – коррумпированы, было обеспечено хоть и грубое, но правосудие, в степени, никогда ранее не виданной в мире. Жители Империи гордились ею и ее достижениями.

Тем не менее при всем имперском единстве и при всем военном контроле Рим никогда не стремился уничтожить местные институты. Во всех локальных делах обитателям провинций предоставлялось самое широкое самоуправление. Все местные религиозные верования, правила и обряды уважались и сохранялись. Народы говорили на своих языках и придерживались своих обычаев. Местным правителям, чьи земли входили в Империю, предоставлялась значительная автономия, как, впрочем, и в империях нового времени (например, правление Британской империи в Индии); зачастую сохранялись местные княжества. Именно таким княжеством в составе Империи была Палестина во времена Христа. Жизнеспособность Римской империи во многом была результатом уважительного отношения к местным правам и верованиям. Это разнообразие Империи, не менее поразительное, чем ее единство, чуть ли не более всего было явлено в области религиозной мысли.

Христианство не явилось в пустой мир: здесь уже были сложившиеся понятия вселенной, религии, греха, наказания, искупления и вознаграждения; христианство должно было принять их во внимание и ответить на них. Церковь не могла возводить свой храм на пустом месте. Концепции, существовавшие в мире до ее появления, она использовала при создании тех форм, в которые она облекала свое Священное Предание.