Ревизор Империи (СИ)

— Тогда — бутылка с горючей смесью. Проще не придумать.

— Пробовали. Рвать гусеницы пятифунтовкой Новицкого, бросать на броню бутылки с автомобильным топливом. Для этого надо подобраться очень близко к машине, которую атакующая пехота защищает, как собственную жизнь. Вот если бы научиться метать заряд саженей на пятьдесят, то — есть, на сотню метров, чем‑то простым, вроде механической пращи… Подумайте.

— Я подумаю.

— Да, и еще. Работа секретная, и от чужих глаз ее надо бы скрыть… А, вот: у Прунса в комнате есть чертежный стол, там пока и поработаете. Сам Прунс никому не скажет, он как раз ведет те самые бронеходы, которые вы вчера изволили видеть. Все, забирайте свои инструменты и начните работать немедленно.

Комната Прунса оказалась в служебной пристройке одного из цехов вагонного производства, между "голландской казармой" и танковым сараем. Виктора с порога встретил запах горячего сургуча, остывавшего на подоконнике, в банке, стоявшей на проволочных рогах стеклянной спиртовки. Что‑то странное: секретка не секретка, на конструкторский сектор тоже не похоже — один конторский однотумбовый стол, мощный, с вытертым зеленым сукном, на котором удобно раскладывать кальки и бумаги, один чертежный у окна, с неизменным высоким табуретом, несколько шкафов с висячими замками и массивный несгораемый шкаф. Снаружи, подле дверей, при тумбочке из грубо строганых, покрытых потемневшими от времени свинцовыми белилами, досок, сидел бородатый сторож с наганом на поясе и в штанах с лампасами, нечто вроде вохровца: при виде Бахрушева он встал, учтиво приподнял фуражку и разрешил Виктору пройти в помещение без всякого пропуска, а по устному приказу. Пассивный вид защиты информации от несанционированного доступа был представлен решетками на окнах из квадратного кованого прутка. Самого хозяина помещения не было видно.

"Однако, с режимностью тут… Как еще только германская разведка ползавода не сперла."

— Валерьян Игнатьевич, верно, в цеху, — пояснил Бахрушев, — с утра собирался чертежи поправить. Вы тут пока располагайтесь.

Но не успел Виктор положить на стол свою готовальню, как дверь распахнулась, и в нее вихрем влетел капитан Брусникин.

— Господа, — выпалил он, тяжело дыша, — неприятное известие. Убит инженер Прунс.

25. Волнения на расовой почве

— Как, убит? — воскликнул Бахрушев.

Виктор предпочел задать этот вопрос мысленно. Оно понятно, после стольких диалогов о заклепках и политике читатель заслуживает, чтобы в повествовании появился покойник, но в жизни… Поставьте себя в положение главного героя. Ему жмуриков сейчас только и не хватало для полного счастья. А тем более, подробностей.

— Убит машиной, — сказал капитан. — Точнее, сейчас живой, но без памяти. Я тотчас распорядился доставить его служебным авто в больницу. Доктор считает, что он скоро отдаст богу душу.

— Кто отдаст? — растерянным голосом спросил Бахрушев, нервно вытирая платком стекла очков.

— Ну, не доктор, конечно. С доктором все в порядке. Мне только что телефонировали.

"Капитан, похоже, хотел посмотреть на реакцию. Тоже мне, метод Крекера."

— И как это все случилось?

— Ходил по цеху, поскользнулся на разлитом машинном масле, ремни затянули в машину. Искалечена левая рука и пробита голова при ударе о железо. Рабочие рассказали, на этом месте он нередко останавливался. Масло пролил парень, из недавно принятых, сейчас разыскивают, говорят, будто испугался и сбежал. Иван Семенович, будет время, зайдете ко мне в кабинет в конторе, есть разговор по поводу потерпевшего.

— Вы подозреваете, что кто‑то подстроил?..

— Иван Семенович, если Вас не затруднит, то бремя догадок и вопросов возьмет на себя контрразведка. Вы кого собираетесь поставить сейчас на это место?

— Ну, вы так сразу… Я еще и подумать не успел… скорее, пока поручу эти вопросы Павлу Ильичу. Он хорошо знает производство, рабочих, ему будет проще. Виктор Сергеевич еще не вошел во все наши дела, да и сейчас для него срочное поручение.

— Секретное?

— Да. Поэтому он здесь.

— Хорошо. А к вам, Виктор Сергеевич, есть просьба совсем простая. Вы с потерпевшим не знакомы, в глаза его не видели, на месте случившегося не были. Посему в разговорах на заводе или за пределами прошу воздержаться от догадок и игры фантазии.

…Ознакомившись с бумагами из холщового портфеля, оставленного Бахрушевым, оптимизма не приносило. Обычно в таких случаях попаданец проектирует гранатомет, но о прогрессорах, выпускавший сей продвинутый девайс на паровозном заводе, Виктору слышать не доводилось. Самое паршивое, что слепить это чудо надо было на том, что есть, до закупок нового оборудования, и быстренько показать военпредам, и не макет, а чтобы можно было пострелять.

Самым простым и тупым из подобных устройств, выпущенных во вторую мировую, был советский ампуломет — труба из двухмиллиметрового листа, из которой метали стеклянные или жестяные ампулы воспламенением ружейного двенадцатимиллиметрового патрона… остальное читатель может нагуглить сам. Но расчет в три человека, как и то, что первые два образца сгорели на приемке, Виктора явно не устраивало. Потом, судя по устройству, ствол после нескольких выстрелов надо чистить от нагара, а это в полевых условиях при будущем личном составе из мобилизованных деревенских мужиков могли и забыть.

"И что у нас дальше?" — подумал Виктор. Ружейная мортирка, бутылкомет, насаживается на ствол винтовки Мосина, которую заряжают холостым патроном. Изготовить ее на заводе было вполне возможно. Однако в горячке боя вместо холостого патрона могли сдуру засунуть боевой, а на морозе стекло бутылки могло запросто лопнуть при выстреле от горячих газов.

"Не катит".

РПГ-2 и зарубежные хитроумные решения вроде PIAT (что это такое, читатель может узнать на любом военно — историческом форуме, там все время спорят, на пружине он или пороховых газах) отпадали по причине хай — технологичности и требования кумулятивной боевой части, которую прогрессор родить может, но долгими опытами. По сходной причине отпадали всякие панцершреки и базуки: готовая база для ракетного двигателя твердого топлива на заводе отсутствовала.

К концу дня в каморке появился Самонов.

— Печально, печально… пробормотал он, разбирая бумаги. — Телефонировали из лечебницы, передали — скончался. Тут, как на грех, и неурядицы у него были с Иван Семеновичем…

— А что за неурядицы?

— Да непонятно что за неурядицы, на пустом месте, можно сказать. Самолюбие задетое. Прунс решил, что его затирают, и что он может руководить бюро не хуже Ивана Семеновича, того раздражало, что покойный начал выходить на начальство через его голову. Скандалы меж ними последнее время выходили, и Иван Семенович не знал, как от своего подчиненного избавиться — доступ к этим бумагам, знаете ли, не каждому…