Нихт капитулирен!

Рим, Палаццо дель Квиринале

Король Италии и Албании, Император Абиссинии, Виктор Эммануил III задумчиво вертел между ладонями чашечку с почти остывшим кофе.

– Скажите, Бенито, – наконец вымолвил он, – отчего наш МИД занял в сложившейся ситуации столь неопределенную позицию? Неужели вы ожидаете, когда свою позицию озвучит Германия?

– Разумеется, нет, Ваше Величество! – ответил дуче. – Однако прежде чем мы определим наш курс в изменившихся условиях, необходимо понять, насколько далеко готовы зайти Франция и Англия в противостоянии с СССР. Да и действия Советов тоже представляют интерес. Если они объявят войну Турции, чтобы добраться до Ближнего Востока, нам волей-неволей придется выступить против них, чтобы взять под свой контроль черноморские проливы.

– Да, – задумчиво ответил Виктор Эммануил, – в Средиземном море и так хватает боевых кораблей, советские вымпелы тут не нужны.

– Я тоже так считаю, Ваше Величество, – сказал Муссолини. – К тому же необходимо понять серьезность намерений англо-французов. Если этот их авиаудар и посылка экспедиционных сил в Финляндию означает настоящую, полномасштабную войну, это одно. А если это всего лишь фикция? Вспомните, государь – мы предлагали защитить от немцев Австрию – и что? Ничего, кроме пустой демагогии с их стороны. Мы предлагали совместную защиту Чехословакии, и опять, кроме болтовни с их стороны, ничего не дождались. Что нам оставалось, кроме заключения «Железного пакта»? Да, Гитлер, конечно, недоумок, но он недоумок деятельный, а Даладье и Чемберлен просто трусливые ничтожества. Да и дружба с немцами уже принесла свои плоды. Сказать по чести, никогда бы не подумал, что в Ливии есть нефть. А они ее разыскали.

– И навязали нам совместную ее разработку, – вздохнул король. – Впрочем, лучше половина от добычи нефти, нежели совсем нисколько, тут вы правы. Меня настораживает иное. Зачем Гитлер стягивает войска к польским границам? Зачем это делают коммунисты я понимаю – Польша союзник Франции, и свои войска те вполне могут высадить и там. Но Гитлер…

– Тут возможны два варианта, – ответил дуче. – Либо Гитлер окончательно сошел с ума и намерен вторгнуться в Речь Посполитую – а это автоматически означает войну Германии с англо-французским альянсом, либо он намерен наступать вместе с поляками. Не оттого ли и был нанесен воздушный удар по советским нефтяным месторождениям?

– Чтобы СССР не мог оказать достойного сопротивления немцам и полякам?

– И чтобы нефть не досталась немцам, – ответил Муссолини. – В любом случае, Чиано вылетел в Берлин для консультаций с Риббентропом. Какие-никакие, но немцы наши союзники.

– А вы не рассматриваете вариант поддержки Гитлером СССР? – Виктор Эммануил наконец поставил чашечку на столик.

– Это крайне маловероятно, Ваше Величество, – покачал головой дуче. – Гитлер, безусловно, сумасшедший. Даже бесноватый. Но не настолько.

– И все же? Какова будет наша позиция при таком варианте?

Москва, Наркомат Иностранных Дел

– Здравствуйте, товарищ Народный Комиссар, – вежливо поприветствовал Литвинова японский посол Того, входя в кабинет.

– Конищи-ва, Сигэнори-сан! – устало улыбнулся гостю Максим Максимович, и указав на небольшой столик у стены, за которым стояло два кресла, добавил. – Прошу присаживаться, господин посол.

Когда и хозяин кабинета, и его гость, сели, наркоминдел требовательно поглядел на японского посла.

– Вы просили о встрече, – произнес он.

– Верно, товарищ Ритвинов, – в японском языке, как известно, отсутствует буква «л», и даже проведший долгое время в Москве Того Сигэнори, не избавился от привычки заменять ее в разговорах на букву «р». – Японское правитерьство присраро мне новые инструкции в связи со вчерашним… Инцидентом на Черном море и Кавказе.

«Присраро – это нельзя точнее и выразить. Присрать вы нам всегда горазды», – подумал Литвинов, изображая неподдельную заинтересованность. Видимо, на лице Максима Максимовича отразилась какая-то тень его истинных мыслей, поскольку посол поспешил вспомнить летние события.

– Нет нужды вспоминать о прискорбных разнограсиях, приведших к сторкновению у Номон-Хана наших вериких стран. Как это говорят у вас: «Кто старое помянет, тому граз вон».

«А кто забудет – тому два», – мысленно закончил пословицу Литвинов, но Того, судя по всему, продолжения не знал.

– Тэнно Сёва искренне верит, что те прискорбные события не смогут омрачить дарьнейшие взаимоотношения между нашими державами, товарищ Народный Комиссар. Вместе с тем, тэнно возмущен вероромным нападением на СССР и спешит заверить советское правитерьство, что Япония готова оказать вашей стране рюбую разумную поддержку в борьбе с агрессорами.

– Заверьте Его Императорское Величество в нашем всемерном почтении, и передайте ему нашу искреннюю благодарность за теплые слова, – кивнул Максим Максимович, едва удержавший челюсть от падения. Такой поворот в японской внешней политике был удивительнее давешнего немецкого миролюбия.

Еще сильнее он бы удивился, если б узнал, что во время прошедшего вчера, поздно вечером, совещания кабинета министров Японии, император Хирохито нарушил старинный протокол, и напрямую обратился к своим министрам с требованием прямо изложить военные планы. Премьер-министр Коноэ, первым отошедший от изумления по поводу попрания традиции императорского молчания, смог убедить Хирохито пообщаться с Министром Армии и Министром Флота, а также их офицерами, отдельно.

В воспоследовавшей беседе генералитет, жаждущий смыть с мундиров хасанский и халхин-гольский позор, настаивал на поддержке франко-британцев и войне с СССР. Моряки же, напротив, предлагали выступить с Советами единым фронтом. Финал спору положил барон Хара Ёсимити, президент Императорского совета и представитель императора, произнесший: «Выступив против Англии и Франции мы можем получить и честь, и добычу. Выступив вместе с ними, мы получим только честь, а, зная этих западных варваров и их повадки, еще и долги, скорее всего».

Хирохито потребовал от своего кабинета установить максимально возможные дружеские отношения с СССР, и более не вспоминать о войне с ним. Присутствовавший при этом глава ВМС Японии, адмирал Осами Нагано, чрезвычайно опытный бывший военно-морской министр, позднее записал в своем дневнике: «я никогда не видел, чтобы император делал выговор в таком тоне, его лицо покраснело и он почти кричал».

– Наскорько мы понимаем, – меж тем продолжал вещать Того, – первейшим доказатерьством наших дружеских намерений в отношении Советского Союза будет стабиризация обстановки вокруг вашей страны, в связи с чем просим СССР быть посредником в установрении мира между Японией и Китаем. Соответствующую просьбу тэнно направит в брижайшие дни, есри это принципиарьно возможно.

«Вот те раз», подумал Литвинов.

– Также мы предрагаем штабам Японского Императорского и Советского Тихоокеанского фротов выработать пран совместных действий, на сручай вступрения Японии в войну.

«А вот те два…»

Балтийское море, борт U-61

Геббельса разбудили сигнал боевой тревоги, громкие команды офицеров и топот матросских ботинок по палубе.

– Что случилось? – ухватил он несущегося мимо Йогана.

– Быстро, быстро, всем занять места согласно боевого расписания! – разнесся голос старпома.

– Война, Карл! Мы вступили в войну! – выдохнул Арндт, и как был, полуодетым, рванул в двигательный отсек.

Часть III. Drang nach…