В третью стражу. Трилогия (СИ)

   Забавные в своей непосредственности, американские леди быстро согласились с предложением "милого баронета Гринвуда" показать им дорогу до ближайшей приличной гостиницы и, в свою очередь, предложили сначала доставить его до ворот поместья со снастями. И подождать пока он переоденется, согласившись на "это быстро" и посулив в пункте назначения угостить его милой беседой и рюмочкой "чего-нибудь горючего".

   День обещал быть интересным. Более того, когда он перерос в интересную, во всех отношениях, ночь, Степан почему-то не удивился. У него даже не возникла мысль, а с чего это две милых незнакомки столь раскованно себя ведут? И попытку Майкла "встрять" с параноидальными воплями о возможной "медовой ловушке" Матвеев задавил в зародыше... иначе - какое удовольствие, если подозреваешь даже тех, с кем собрался переспать?

   Через несколько рюмок бренди и одну сигару после обеда, Мардж сославшись на головную боль, удалилась отдохнуть в спальню гостиничного номера. Морти, ещё через несколько рюмок, просто подошла вплотную к сидевшему в кресле Матвееву и посмотрела на него

такими

глазами, что Степан без лишних вопросов привлёк её к себе, посадил на колени, и начал познавательный процесс изучения нового женского тела органолептическими методами, совмещая его с экскурсом в женский повседневный костюм середины тридцатых годов двадцатого века.

   Сказать, что процесс углубления знакомства стал обоюдным, значить, не сказать почти ничего. Когда через двадцать минут Мортиция со сладостными стонами уже равномерно раскачивалась, перегнувшись через спинку кресла и угрожая его целостности, открылась дверь и вошла полуобнажённая Марджори. Степан не готовился к такому повороту событий, но встретил его с достоинством и невозмутимостью потомственного аристократа.

   Дальнейшие несколько часов слились и сплелись, как тела на широкой постели в спальне, в чередование стонов и влажных касаний возбужденной плоти всех троих участников столь увлекательного процесса. Если профессора Матвеева что-то и могло удивить, то Майкла Гринвуда вряд ли. Мысли о "шпионках с крепким телом" оставил даже он, полностью отдавшись происходящему.

   Мардж и Морти менялись ролями, помогая друг другу ощутить всю проникновенность момента, не забывая при этом и о своём британском знакомом. Казалось, счастье - оно для всех и никто не уйдёт обиженным...

   Напоследок, выпив пару бутылок шампанского, они сыграли в "злую госпожу, развратную горничную и весёлого молочника", причём Матвееву еле-еле удалось отказаться от роли злой госпожи, потратив на это массу усилий, ироничного красноречия и развеяв попутно миф о некоторых, не вполне естественных с его точки зрения, наклонностях местной аристократии.

   "Укатали сивку крутые тёлки, - не без удовлетворения подумал он на следующее утро, лениво потягиваясь в постели. - Зато спермотоксикоза не будет. Теперь действительно можно вернуться к нашим

мелким и кривоногим

баранам. Как это я придумал вчера? Красные и голубые? А что, это идея! Если не выгорит, то хотя бы дверью хлопну перед тем как "в тину" уйти. Громко. На всю Европу".

***

   "Джентльмены чужих писем не читают...-

заезженная до стирания смысла, сентенция крепко засела в голове Матвеева. Её нужно было перебить чем-то не менее сильным, драматизировать, в крайнем случае, довести до абсурда.

- Джентльмены чужих писем не читают. Угу. Они их пишут..."

   Два дня назад всё было замечательно: возвращение к родным букам, рыбалка, чудесная ночь с Морти и Мардж, снова возвращение в поместье.

Слегка ощипанный, но непобеждённый

, Степан смог даже выдержать полный укора материнский взгляд. - "Конечно же, ей всё уже доложили, -

думал он, улыбаясь без тени раскаяния, как довольный мартовский кот.

- Неудивительно. Мы своими воплями мешали спать не только одной провинциальной гостинице, а, пожалуй, целому кварталу. Ну и пусть. Я уже не мальчишка. Я вполне самостоятельный человек с профессией и положением в обществе, и могу себе позволить многое... Кто? -

Матвеев чуть не поперхнулся, и хорошо, что в этот момент рядом уже никого не было.

- Стоп! Откуда эти мысли... Риторический вопрос, - конечно же, от "реципиента". Живучий, за-р-раза. С этим "партизаном" надо что-то делать, а то ненароком в дурку загреметь можно".

   "Принять ванну, выпить чашечку кофе, что ещё нужно молодому аристократу? -

Настроение Степана, без всякого сомнения, было сегодня на подъёме.

- Да и старому профессору водно-гигиенические процедуры не помешают. Тем более что в ванной, в нерушимом законном одиночестве, можно подумать... А это что у нас? Радиоприёмник? Очень похож на небольшое надгробие. И его прихвачу, розетка вроде была, какая же ты тяжёлая, ламповая, блин, техника. Новости послушаю, заодно и помоюсь... Хе-хе".

   Мягко засветилась круглая шкала настройки, по которой вполне можно было изучать географию "цивилизованного" мира.

   "Интересно: Лондон, Париж, Варшава, Бейпин, Нью-Йорк, Стокгольм, даже Мехико-сити... а Москвы нет как нет. И тут происки мировой буржуазии". - Пока прогреваются лампы, можно скинуть одежду, она хоть и в относительном порядке, но всё-таки носит следы вчерашнего разгула. Подкрутив верньер, Матвеев, в чём мать родила, присел на край ванны и стал с интересом слушать уверенный, безупречный до отвращения голос диктора БиБиСи.

   Новости, почти не вызывали отклика в мыслях Степана, но, будучи пропущенными через "фильтр" восприятия Майкла, представали более выпуклыми что ли. По крайней мере, вызывали не только недоумённый интерес.

   - Как сообщает наш корреспондент в Праге, политические круги и общество Чехословацкой республики крайне взбудоражены произошедшим накануне жестоким убийством основателя и лидера Судето-немецкой партии Конрада Гейнлейна, - голос диктора оставался невозмутимым.

   Степана будто подбросило. Не обращая внимания на наготу, он подбежал к сваленным в беспорядке вещам и выудил оттуда портсигар и спички. Прикурить удалось с третьей попытки.

   "Как же так, - думал он, - я отчётливо, правда, чёрт знает, откуда, помню, что Генлейн покончил с собой в плену у американцев, сразу как война кончилась".

   Диктор продолжал, не меняя интонации: "Сторонники покойного политика уже потребовали от властей Праги найти и наказать причастных к кровавой трагедии, угрожая в противном случае массовыми акциями неповиновения и требуя отделения Судетского района от Чехословакии. Манифестации судетских немцев пока носят мирный характер. Комиссар пражской полиции, по телефону сообщил нашему корреспонденту, что предполагаемый убийца, погиб на месте преступления из-за собственной неосторожности. Сейчас его личность устанавливается, но есть все основания считать его германским агентом".

   Дальнейшее было неинтересно. Биографическая справка по Гейнлейну, история движения судетских немцев за автономию или воссоединение с Австрией, воспринимались Матвеевым на уровне скорее периферийном, чем целенаправленно. Не давал покоя вопрос: Кто из двоих? В том, что произошедшее связано с его друзьями, он не сомневался.

   "Неужели Олег? Не выдержал, сорвался в Прагу. Прикончил эту падаль и погиб сам. Нет. Стоп. Гнать лошадей погодим. Не Витька. Точно. Тот собирался "пощупать за мягкое" какого-то чекиста-нелегала. Значит, Олег. Непохоже на него. Он всегда был везунчиком. И в танке не сгорел, и вообще... Остановимся пока на этом. Будем считать, что все живы и началась "Большая игра". Без предупреждения".

   "

Когда я начну - не скажу. Настоящая война всегда начинается вдруг

".

   "Олежка, Олежка... что ж ты так. Решил грех на душу в одиночку взять. Понял, что неизбежно каждый вступивший в бой с Драконом сам превратится в рептилию, - тут в глазах у Степана защипало, и он резко сморгнул, взяв ещё одну сигарету, - и методы изберёт соответствующие. Ты решил начать этот путь один. Ланселот грёбаный. Ассасин-любитель, вперехлёст тебя через коромысло, за ногу и об угол".