Смело мы в бой пойдём…

Алексея словно ударили. Он бросил взгляд туда, откуда раздалась русская речь. За столик усаживались двое: высокий молодой человек с холеным, очень живым лицом и мужчина постарше, с выправкой и манерами кадрового офицера, заметными несмотря на штатский костюм. Они горячо спорили о чем-то, ветерок доносил до Алексея лишь обрывки фраз. Но самые слова и даже самые звуки этого языка были для него невыносимы. Ведь стоит только прикрыть глаза и…

… Улица горит. Вдоль домов частым горохом сыплет пулемет. В конце улицы — баррикада, на которой развеваются два знамени: красное и белое с синим щитом Давида в середине. У нее сгрудились немногочисленные защитники. Среди них человек двадцать — из службы охраны банка, столько же бойцов из отряда еврейской самообороны и человек шесть — боевики из местного отделения партии большевиков.

Алексей осторожно выглянул из-за поваленного телеграфного столба. Над головой его свистнули пули. Но он все-таки успел кое-что разглядеть в дальнем конце улицы. И то, что он разглядел, ему очень не понравилось.

— Слушай, Соломон, — Алексей толкнул в плечо того, кто был командиром на баррикаде, сына местного раввина, — уходить надо. Они там окопную пушку выкатили. Я на такие в 25-ом насмотрелся. Маленькая, зараза, а как начнет гранатами садить, так сразу большой становится.

— Как это, уходить? — Соломон смотрел на него не то с удивлением, не то — с укором. — Куда уходить? Там же наши. Вещи пока пусть соберут, ну там еще чего, а потом, когда они уйдут, тогда и мы пойдем.

— Тогда прямо сейчас начинайте пачками бить по этой мелкой гадине. — Ковалев с сомнением покачал головой. — Может быть повезет — прислугу выбьем…

Соломон выкрикнул короткую команду на идиш, и баррикада опоясалась вспышками выстрелов. Алексей оценил выгоды от участия в бою банковской охраны. Хотя у большинства охранников были американские гладкоствольные карабины, рассчитанные на охотничьи патроны, но у двоих имелись настоящие пистолеты-пулеметы Томпсона — «томми-ган» — громоздкое, но исключительно скорострельное оружие. Артиллеристы сумели произвести только один выстрел — их вымела свинцовая метла.

— Извини, Соломон, может я и поторопился с отходом, — сказал Ковалев, убедившись, что пушка молчит.

— Ничего, — ухмыльнулся командир баррикады, — эти гои еще кровью умоются…

Договорить он не успел. Мощные взрывы перед самой баррикадой сотрясли ее всю, до основания. В воздух взлетели булыжники, обломки дерева и металла. Ковалев увидел, как открывается рот Соломона, но слова расслышал только спустя несколько секунд:

— Это что?! Это что?! — дико кричал Соломон с исказившимся бледным лицом. — Это что?!!

— Бомбомет! — крикнул в ответ Алексей, — Теперь — ВСЕ!!!

Он помнил, как тогда, в Петрограде, батарея бомбометов за минуту разметала отряд штыков в триста, подходивший на помощь осажденным на верфи. Путиловский шестидюймовый миномет, бьющий трехпудовыми минами — это страшно. Нет, даже не страшно — смертельно…

Следующий залп лег за баррикадой, и воздух наполнился свистящими осколками металла, несущими смерть защитникам. Крикнув «Назад!», Ковалев устремился через небольшую площадь, держась подальше от стен домов, с которых, как он знал, при обстреле летят куски кирпича, обломки крыш и всякие другие тяжелые предметы, могущие нанести тяжелую рану, а то и вовсе убить неосторожного.

До следующей баррикады он добежал минут через двадцать. Его подхватили крепкие руки и перетащили через импровизированную стену из старой мебели, мешков с песком, каких-то тюфяков и матрасов и кусков забора. Эта баррикада была укреплена куда как серьезнее: в узкую амбразуру смотрело небольшое горное орудие, из окон соседних домов, также заложенных мешками с песком и землей, торчали тупые рыла пулеметов.

Кроме Алексея, до баррикады добежали Соломон, еще трое из охраны банка и двое большевиков. Больше никого не было.

— Может быть, они в другую сторону побежали? — неуверенно предположил молоденький гимназист Мендель, заглядывая в глаза Соломону.

Соломон молча отвернулся. Мендель закрыл лицо руками, плечи его затряслись.

— Брат у него там. Был… — тихо сказал кто-то из охранников. — В нашем банке служил. Очень умный. Молодой, а уже отдел кредитования возглавлял…

Ковалев подошел к командовавшему на этой баррикаде высокому сутуловатому еврею со странной фамилией Крик.

— Товарищ Крик, вот какое дело — Алексей поманил его к себе поближе. — У них бомбометы и артиллерия. Надо бы вперед выслать наблюдателей. И стрелков получше, чтобы прислугу у орудий выбить. Я сам могу пойти…

Крик перебил его слегка насмешливо:

— Товарищ? — но тут же махнул рукой, — а, впрочем, все мы немного марксисты. Говоришь послать стрелков? — Крик обернулся и выкрикнул что-то на идиш.

По аналогии с немецким, Ковалев понял, что командир принял его предложение. Человек шесть с винтовками ушли за баррикаду. Крик пояснил, что Алексей слишком знающий в военном деле человек, чтобы рисковать им попусту. Он оставил Ковалева при себе чем-то вроде военного специалиста…

…Они отбили один за другим два штурма. Вначале на них пошли дружинники. Несмотря на то, что у дружинников не было тяжелого оружия, им почти удалось взять баррикаду. Лишь в последний момент, выстрелив из пушки, которая в свое время каким-то неведомым путем оказалась в доме крупного торговца Шнеерсона, им удалось отбить штурм. Потом появились солдаты. Они засыпали баррикаду градом пуль и мелкокалиберных снарядов. Но все же защитники держались. И когда солдаты поднялись в атаку, они встретили их огнем из уцелевшего пулемета и частой стрельбой из винтовок и пистолетов. Алексей видел, как падают убитые, как, корчась, пытаются отползти раненные. Защитники баррикады расчетливо добивали тех, кто упал, стараясь уменьшить число будущих противников.

— Ну, где твои бомбометы? — весело хлопнул по плечу Ковалева Соломон. — Здесь мы еще долго будем отбиваться, а?

Алексей хотел ответить, но в этот момент послышался какой-то странный, неестественный лязг и грохот. Лицо Соломона побледнело, на крупном пористом носу повисла капелька пота.