Антинюрнберг. Неосужденные...

Когда же в 1899 г. в Чехии начался процесс против Леопольда Хильснера, обвиненного в ритуальном убийстве чешской девочки-подростка — Масарик без раздумий встал на сторону защитников еврея-убийцы. Суд вынес Хильснеру смертный приговор, но Верховный суд в Праге отменил его. Через год Хильснер вновь ритуально убил чешскую девочку — и вновь Масарик выступил в защиту убийцы.

Дело Хильснера, кстати, очень напоминает “дело Бейлиса” в Киеве и “дело Дрейфуса” в Париже — очевидно, что подобными «делами» Мировая Закулиса отсеивала преданных и верных ее делу автохтонов, готовых во имя разного рода льгот и преференций наплевать на интересы и своих стран, и своих народов.

А что касается “младшего партнера” пана Масарика, Эдуарда Бенеша, то он никогда и не скрывал, что все свои планы и надежды связывает с Западом.

“Отношения СССР и Чехословакии всегда были и всегда останутся второстепенным вопросом, который зависит от Франции и Великобритании. Нынешние связи Чехословакии с Россией целиком вытекают из франко-русского договора, и если Западная Европа потеряет интерес к России, то и Чехословакия его также потеряет.

Чехословакия всегда будет придерживаться Западной Европы, и будет всегда связана с ней, и никогда не будет связана с Восточной Европой. Любая связь с Россией будет осуществляться лишь при посредничестве Запада и с его согласия, и Чехословакия воспротивится тому, чтобы превратиться в инструмент русской политики ” — это слова Бенеша.

Надеюсь, ни у кого после этого не осталось иллюзий относительно «русофилии» тогдашнего руководства Чехословакии?

И Масарик, и Бенеш были патентованными «демократами» «общечеловеческой» ориентации — для которых интересы Хозяев мира всегда были на первом месте; действия Бенеша во время “Мюнхенского сговора” говорят об этом лучше всяких слов…

Таким образом, можно утверждать, что идеологией межвоенной Чехословакии был отнюдь не панславизм (и уж тем более не русофилия) — хотя довольно большое количество русских постреволюционных эмигрантов в 1923–1924 гг., по решению президента Масарика, обрело твердь под ногами на чешской земле (а генерал Войцеховский даже стал одним из руководителей чехословацкой армии).

Чехословакия Масарика-Бенеша была либерально-космополитическим государством с авторитарным стилем управления — сиречь, никакой «демократией» она не была, как бы ни утверждали обратное записные “борцы с нацизмом”. А все рассуждения о «демократическом» характере чехословацкого режима разбиваются об очевидные факты.

По “Питтсбургским соглашениям” между лидерами чешского и словацкого национального возрождения, подписанным в разгар Первой мировой в США, Словакия должна была стать частью вновь создающегося ФЕДЕРАТИВНОГО государства Чехословакия — тем не менее Масарик «продавил» через парламент конституцию, в которой ЧСР объявлялась УНИТАРНОЙ республикой — недовольных же этим словацких политических деятелей официальная Прага незамедлительно объявила «сепаратистами» или «шпионами» (свои пятнадцать лет профессор Войтех Тука получил именно за “шпионаж в пользу Венгрии”).

Все поползновения немцев Судет на автономию подавлялись силой оружия и запретами на политическую деятельность.

А уж о подкарпатских русинах и говорить не стоит! В 1919 г. Антанта приняла решение о том, что Подкарпатская Русь войдет в состав ЧСР лишь в том случае, если почти вся власть в крае будет принадлежать Краевому парламенту (не от хорошей жизни, конечно, было принято столь революционное решение — за Карпатами бушевали Советы, и обещать русинам меньшее означало своими руками толкнуть их в объятья большевиков) — и что же? Ни о каком самоуправлении для русинов до самого конца Первой республики ни разу не зашло и речи!

Правда, Прага, надо отдать ей должное, не загоняла недовольных русинов в лагеря (как это делала Польша со своими украинскими “сепаратистами”) и даже открыла Украинский свободный университет и сельскохозяйственный институт — но это делалось, по большей части, в пику недружественному северному соседу. Образование русины и украинцы в ЧСР получали, а вот участвовать в управлении собственными землями им запрещалось.

Поэтому к 1938 г. Чехословакия подошла предельно разобщенной политически и национально, межэтнические противоречия усиливались день ото дня. В Судетах все лето шли перманентные стычки между местными боевиками и чешскими полицейскими и жандармами — а учитывая, что протяженность границ республики с Германией составляла 1545 км, можно с уверенностью утверждать, что наличными силами пограничной охраны гарантированно контролировать ее (пресекая любые попытки контрабанды оружия и подрывных материалов) было невозможно, и судетский фрайкор, безусловно, имел возможность получать из-за границы необходимую помощь.

В Словакии ситуация была еще хуже — несмотря на то, что основатель Словацкой народной партии отец Глинка в августе умер, его дело развивалось и крепло. К кризисной осени 1938 г. “Глинковской гвардии” удалось накопить внушительный нелегальный арсенал в шесть-семь тысяч стволов, в том числе даже ручные и станковые пулеметы.

Боевые отряды «народников» де-факто стали властью в сельских районах Словакии. Вот как писал о «Радобране» в августе 1938 г. один из современников:

“Это были молодые сильные ребята, все в черном, чувствовавшие свою полную безнаказанность и считавшие, что делают богоугодное дело. Они были опасной силой в городах и фактической властью в сельских районах, где разъезжали верхом под огромными знаменами с шестиконечными крестами, мертвыми головами и ликами католических святых…

Они не боялись ни полиции, ни жандармов, с которыми были запанибрата…

Без пощады хватали и били всех, кто был против Тисо, оскорбляли чехов «свиньями» и «тыквоголовыми», издевались над евреями, а люди только смеялись и угощали их сливовицей”.

То есть власть официальной Праги в Словакии была уже более чем номинальной, а в восточных сельских районах этой страны — и вовсе призрачной.

Чехословакия не могла более существовать в формате унитарного государства, в котором главенствовали чехи, вернее — чешская космополитическая и либеральная верхушка.

В стране, в которой на семь миллионов чехов приходилось три миллиона шестьсот тысяч немцев, три миллиона словаков, семьсот тысяч венгров, четыреста тысяч русинов, около двухсот тысяч евреев и сто тысяч поляков, не велось никакой взвешенной национальной политики — которая заменялась системой запретов, угроз и полицейского насилия. Ни к чему хорошему это не могло привести по определению…

*

В начале осени тридцать восьмого взорвался, наконец, судетский нарыв — 12 сентября началось восстание тамошнего фрайкора, руководимого Генлейном. Чехам, хоть и с трудом, но удалось подавить открытый немецкий бунт в Хэбе, Стришбро, Марианске-Лазне и других населенных пунктах Судетской области. Тяжелые бои шли в Краслице и Варнсдорфе. В боях активно применялись танки и артиллерия — армия широко задействовала свою мощь в операциях против немецких сепаратистов в Южной Богемии, особенно в Чешском Крумлове.

Первая кровь пролилась; с этого момента ни о каком мирном завершении конфликта уже не могло быть и речи…

Но кровопролитие это было бесполезным — западные союзники приняли решение о невозможности дальнейшего пребывания немецкоязычных районов Чехословакии под юрисдикцией Праги. К тому же правительство Венгрии в августе 1938 г. потребовало передачи ей чехословацких районов с венгерским национальным меньшинством, а 21 сентября польское правительство денонсировало польско-чехословацкий договор 1925 г. о национальных меньшинствах и официально потребовало передачи Тетина и Спиша, где проживали 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов.

Президент Бенеш столкнулся с необходимостью отвечать за свои ошибки двадцатилетней давности, которые стоили теперь его стране так дорого.

И он пошел на признание всех территориальных требований своих соседей — ибо ничего другого он сделать не мог; его Хозяева решили признать законными требования Берлина, Будапешта и Варшавы, а также согласиться с претензиями на автономию со стороны Братиславы и Хуста…