Щит на вратах

— Вот и славно! — радостно воскликнул он. — Скажу, не тая, — это будет мое первое самостоятельное дело. И вы все увидите, с каким блеском я его проведу!

— С таким же, как указал мне постоялый двор? — усмехнулся князь.

— Ну, это была просто шутка. — Юноша невинно потупил взор. — Скажи, она удалась?

— Вполне.

Диомид, как и обещал, проводил гостя до самых ворот дворца. Хельги заметил, с каким почтением приветствует юношу стража, и задумался — кто же такая Евдокия? Так и думал всю дорогу до самого монастыря Святого Мамы. Уже светилось палевыми красками утро, нежаркое, тихое, как и всегда осенью. В прозрачно-голубом небе летели стаи птиц, звонили колокола в храмах, поспешали к утренней молитве люди, звонко предлагали свой товар водоносы.

Значит, Экзарх. Паракимомен — довольно высокая чиновничья должность для того, чтобы якшаться с ведьмами. Что за ведьма такая? Очень интересно. Жаль, не спросил Евдокию. Пригласит ли она еще? А как? Она же не знает, где князь остановился… Впрочем, разыскать его можно будет через Диомида, уж с ним-то не раз еще придется увидеться. Вот у него и выспросить поподробней и про паракимомена, и про ведьму. Интересные дела заворачиваются — можно убить одним махом двух зайцев: и выйти на черную душу друида, и отсудить конфискованный товар, что было бы очень не лишним. Деньги нужны — без них в Константинополе ни одного дела не сделаешь.

О заработке думали и «монахи» — воины из десятка Твора. Все, включая Ирсу. Кто-то звал податься в грузчики, кто-то — в носильщики, а Ждан предлагал просто-напросто пойти к морю да запромыслить рыбки.

— Ага, запромыслишь без имперской лицензии, — остудил его пыл вошедший в келью князь. — Живо заплатишь виру, а коль не найдешь, чем платить, — Пойдешь в рабство.

— Неужто так строго?

— А ты думал? Где Ирландец, не приходил еще?

— Господин Конхобар вернулся утром, — доложила Ирса. — Посейчас спит, до обеда будить не велел.

— Не велел? — Князь усмехнулся. — А мы все же разбудим.

Ирландец выглядел невыспавшимся, но довольным. Подробно поведав князю о своих приключениях, в свою очередь внимательно выслушал рассказ Хельги. Потом принялись вместе думать. Выходили пока две зацепки — градоначальник Никандр с его пропавшими неизвестно куда девками и паракимомен Экзарх с ведьмой. Обсудили и коммерческие вопросы — а как же без этого? — идея с перевозкой кедров вызвала у Хельги одобрение. В конце концов, под это дело можно было передать весточку Вятше и несколько скоординировать вялотекущую осаду. Чтобы ромеи пошли на уступки, их нужно было сильно напугать. А какой же сейчас испуг, коли в городе осады почти что не чувствуется?

Решение же вопросов, каким образом подобраться к паракимомену и эпарху, решили оставить до прихода Никифора, отправившегося куда-то еще с раннего утра. Ведь именно Никифор был ромеем и неплохо знал город и обычаи его жителей. Правда вот, запропал куда-то. И куда, в самом-то деле, делся? Хоть бы весточку оставил.

Никифор объявился почти сразу после вечерни, которую отстоял в храме Святой Софии вместе с одним из ученых-монахов — иноком Ксенофонтом, с которым познакомился на диспуте. Ксенофонт оказался человеком умным, но мнительным и, сойдясь с Никифором поближе на почве общего увлечения древними рукописями, предупредил нового знакомца о том, чтобы тот держался подальше от отца Евтихия и его напарника Харитона — того некрасивого монаха, что провоцировал на антиправительственные выступления экзальтированных юнцов. Евтихий с Харитоном, помимо своих обычных дел, еще имели дела тайные, о которых никто и не догадывался, как они думали. Однако град Константина хоть и большой, а все же слухи ходят здесь резво, особенно среди своих. Как под страшным секретом поведал новому знакомому брат Ксенофонт, Евтихий и Харитон втихую промышляли работорговлей, занятием, в общем-то, банальным, если бы не одно странное обстоятельство — сие коммерческое предприятие не приносило им никаких видимых выгод. Жили оба клирика бедно, даже можно сказать, в нищете, если сравнивать со многими деятелями церкви, а ведь торговля людьми должны была бы приносить им верный доход. Что ж они, на старость себе копили? Причем оба любили гульнуть за чужой счет и ничуть этого не скрывали. И скупыми-то их нельзя было назвать — вот в чем дело! Когда подворачивались некие суммы, расставались с ними не глядя. Странно все это… Ксенофонт хорошо знал обоих монахов, какое-то время даже жил в одной келье с братом Харитоном, из общения с которым вынес стойкое убеждение: Харитон — натура жуткая и даже не вполне христианская, даже, скорее, больше схожая с древними языческими жрецами. Однажды перед заутреней Ксенофонт, к ужасу своему, увидел, как спрятавшийся в кустах за монастырской церковью Харитон, что-то шепча, отрубил голову белому петуху. Что это, как не языческая жертва? Ксенофонт уж так рад был, когда Харитон покинул обитель, и вот вдруг увидел его на диспуте вместе с Евтихием. Евтихий тоже был книжник, только весьма избирательный — собирал книги на арамейском языке — пророчества древних магов. Никто про это не знал, кроме Ксенофонта, как-то раз указавшего Евтихию на одну из подобных книжиц. Так что та еще парочка была — Евтихий с Харитоном!

— Так-так, — выслушав Никифора, усмехнулся князь. — Значит, еще и эти…

Подкомит Филимон Варза нарисовался к вечеру следующего дня. Как и условились, они встретились на площади, прилегающей к церкви Апостолов, подальше от дворца. На встречу Конхобар привел с собой Хельги, которого, не особо погрешив против истины, рекомендовал как своего компаньона.

— Компаньон, так компаньон, — кивнул чиновник, на сей раз одетый еще более неприметно, чем прежде, — в бежевый видавший виды талар и темно-серую, явно поношенную, мантию. — Условия прежние — пополам. Завтра к вечеру мои люди договорятся с русами. Тогда же узнаете и точное место с товаром. Как его вывезти, проблемы по-прежнему ваши.

— Вывезти-то вывезем, —задумчиво протянул князь. — А куда?

— Есть одно место. — Филимон усмехнулся. — Влахернский дворец, рядом со стеной Константина.

— Дворец?!

— Ну, это он так только называется. Вообще-то там одни развалины… есть куда прятать. И вот еще что. — Чиновник потеребил бородку. — Сделать всё нужно как можно быстрее, может быть, даже завтрашней ночью. Сдается мне, о сделке проведали люди эпарха. Есть у него некий Овидий Тселл, гад, каких мало.

— Не беспокойся, все сделаем в лучшем виде, — успокоил приятеля Конхобар Ирландец.

— Еще бы, — нервно усмехнулся тот. — Тем более что это большей частью ваши проблемы.

— Ты сказал, нам может помешать эпарх? — озадаченно переспросил Хельги. — Хотелось бы узнать хоть немного про него и про Овидия Тселла.

Филимон оглянулся по сторонам.

— Узнать? Ну, идемте. Провожу вас до Амастридского форума, по пути и расскажу, что знаю.

Резкий порыв ветра приподнял край чиновничьей мантии, понес по улице сухую желтую пыль. Похолодало, и небо ощерилось тучами — в благодатном Константинополе наступала осень.

Как поведал Филимон Варза по пути к Амастридскому форуму, эпарх Никандр принадлежал к некогда древнему, но обедневшему роду, неожиданно возвысившемуся после убийства императора Михаила Исавра. Ходили слухи, что еще во время правления Михаила Никандр оказал большую услугу Василию Македонцу, организовав устранение его врага — кесаря Варды. А когда Василий стал базилевсом, Никандр получил завидную должность эпарха. Находясь у такой хлебной кормушки, теряться не стал, быстро обзавелся несколькими особняками в Константинополе и кое-какой недвижимостью в Никее и Фессалониках. В самой столице эпарх почти открыто жил на три дома, в одном — у форума Феодосия — с женой и детьми, в двух других — у церкви Апостолов и на площади Аркадия — с любовницами. Кроме того, как выяснил по своим каналам Филимон, существовал еще и четвертый домик, неприметный особнячок где-то на окраине, у ворот Силиври. Похоже, туда-то и вели следы исчезнувших дев, не все из которых исчезли, некоторые, говорят, объявились среди куртизанок, рассказывая какие-то страшные вещи о жутких оргиях, тайно устраиваемых высшими сановниками империи.