Цвет сверхдержавы - красный 2 Место под Солнцем(СИ)

— Предварительные расчеты и компоновки проводили, Никита Сергеич, но для работы по двум направлениям сразу пока мало людей и денег, — ответил Иевлев.

— Деньги дадим. Людей подбирайте. Через Игоря Васильевича держите связь, если что, он меня предупредит, я подключусь, — сказал Хрущёв. — Газофазный реактор — вещь перспективная, но сложная, чем раньше начнём, тем дальше продвинемся.

— Спасибо, Никита Сергеич, — ответил Иевлев. — Я, собственно, вот что хотел сказать. Если наша работа будет продолжена, будет должное финансирование и поддержка со стороны ЦК и Совета Министров, я сделаю двигатель, который отвезёт наших космонавтов на Марс. Тем более — на Луну. Сейчас главное — не останавливать работы, вести их планомерно. Тогда всё получится.

— А вот если наша марсианская экспедиция обнаружит на Марсе что-то, ради чего стоит основывать там постоянную базу, тут уже можно будет подумать об «Орионе».

— Но для начала нам надо сделать модульный носитель на кислороде и водороде, грузоподъёмностью тонн на 30, чтобы иметь возможность выводить на орбиту крупногабаритные блоки орбитальных станций, — продолжил Иевлев. — Я несколько залезаю в область компетенции Главного Конструктора, но, раз уж его тут нет, позволю себе чуть продолжить.

— Ещё нам понадобится аэрокосмическая транспортная система, так сказать — воздушно-космический самолёт, чтобы эти орбитальные станции обслуживать, доставлять на них космонавтов и расходные материалы. Такой самолёт будет многоразовым, в отличие от нынешних ракет-носителей, а значит, стоимость вывода на орбиту килограмма груза можно будет ощутимо снизить.

— А построив орбитальную станцию, — заключил Иевлев, — мы затем можем пристыковать к ней топливные баки и разгонный блок с ядерным двигателем, и превратить её в тяжёлый межпланетный корабль для полёта к Луне или Марсу.

Смелость предложения Иевлева Хрущёву понравилась.

— Спасибо, очень интересное предложение. Впечатлили, Виталий Михалыч. Мощно.

— В этом варианте, Никита Сергеич, мне нравится то, что результаты каждого этапа по отдельности могут быть полезны для обороны или народного хозяйства в целом, — заметил Курчатов. — Тяжёлый носитель нам явно понадобится, орбитальная станция — тоже. Ну, я, конечно, не специалист по космосу, это с Главным конструктором обсуждать надо, но перспектива исследовать Солнечную систему уже в этом столетии, мне представляется, того стоит.

— Смело, — произнёс, Хрущёв. — Очень смело. Построить долговременную орбитальную станцию, по сути дела — завод в космосе, попутно создав тяжелый носитель и межпланетный корабль…

— Ну, не тяжёлый, скорее, средний носитель, — поправил Иевлев. — Тяжёлый — это тонн на сто и больше, такой нам сейчас не потянуть.

— Да-а… — Хрущёва все никак не отпускало. — Этот вопрос я с Главным конструктором буду обсуждать. И вас, товарищи, приглашу, — обещал он Курчатову и Иевлеву.

— Какие у нас ещё там перспективные направления наметились? — спросил Хрущёв у Курчатова.

— Реактор-ускоритель, Никита Сергеич, — напомнил Курчатов. — Очень интересная и перспективная разработка, а главное — реализуемая уже на данном этапе. (http://rnd.cnews.ru/news/top/index_science.shtml?2010/08/31/406847)

— Нужно лишь построить ускоритель элементарных частиц, синхрофазотрон. Его всё равно будем строить, скорее всего — в Дубне, в новом Объединённом институте ядерных исследований. (В реальной истории там и построили, в 1957 году) К нему надо пристроить реактор, в котором поток протонов из ускорителя будет облучать тепловыделяющий элемент из тория.

— Опять торий? Я смотрю, всё в него упирается, — удивился Хрущёв.

— Не обязательно торий. Но начинать проще с него. А вообще такой реактор может перерабатывать ядерные отходы, — пояснил Курчатов. — Там есть одна загвоздка: ускоритель элементарных частиц сам потребляет для разгона протонов очень много электричества. Но выход энергии из такого реактора тем не менее, заметно превышает энергозатраты. А главное — такой реактор работает, только пока идёт облучение протонным потоком. Стоит опустить рубильник — и реакция прекращается. Никакой самоподдерживающейся реакции, после выключения реактора охлаждать его надо не несколько месяцев, а гораздо меньше.

— Так это же замечательно! — вставил Хрущёв. — Гораздо безопаснее уранового реактора.

— Да, — согласился Курчатов. — При этом такой реактор может работать как бридер, нарабатывая оружейный плутоний. Радиоактивных отходов при такой реакции также образуется значительно меньше.

— Ещё лучше! — заулыбался Никита Сергеевич.

— Кроме того, есть информация, что положительный энергетический выход в таком реакторе можно получать, облучая нерадиоактивные элементы, например, свинец или ртуть. — сказал Курчатов. — Энергии протонного потока хватает, чтобы их атомные ядра делились с образованием большого количества высокоэнергетических нейтронов. Но это надо подтвердить экспериментом.

— Очень интересно, Игорь Васильевич, — поблагодарил Хрущёв. — Кто в Дубне может заняться этой темой?

— Владимир Иосифович Векслер, полагаю, — ответил Курчатов. — Он будет строить ускоритель, ему и карты в руки.

— Никита Сергеевич, — сказал Доллежаль. — У нас ещё вот какая проблема — очень нужна дистанционно управляемая техника, позволяющая работать в зонах высокой радиоактивности. Не только для ликвидации аварий, но и для проведения регламентных работ. Я знаю, что сейчас активно развивается электроника и телевидение. Это как раз то, что нужно для создания такой техники.

— Так вам, Николай Антонович, что конкретно нужно? — уточнил Хрущёв. — Я ведь не специалист, для меня попроще объясняйте.

— Скажем, очень бы пригодились механические руки, оснащённые телекамерами, — пояснил Доллежаль. — Как стационарные, так и на гусеничном шасси.

— Гм... Это целая отдельная отрасль промышленности намечается... — задумался Хрущёв. — Но делать надо... Подумаем. Вы составьте подробный список того, что нужно.

— Никита Сергеич, у меня по этой части есть кое-какие идеи, — намекнул Курчатов. — Давайте потом предварительно обсудим, прежде чем выносить на общее обсуждение.

— Хорошо, — согласился Хрущёв.

Обсудив основную часть повестки дня, Хрущёв распустил совещание, попросив задержаться только Курчатова.

Игорь Васильевич ожидал, что Первый секретарь захочет подвести итог совещания, но Хрущёв заговорил о другом:

— Теперь по тематике управляемой термоядерной реакции. Вы, Игорь Василич, лучше меня изучили всю информацию оттуда. И сами знаете, что за 60 лет гора родила мышь. Нихера не получилось ни на этих «токамаках», ни на стеллараторах. Денег в эти исследования вбухана чёртова уйма, а реактора с положительным и устойчивым энергетическим выходом и в 2012 году как не было,так и нет. Можно предположить, что магнитное удержание плазмы в земных условиях — путь тупиковый и на техническом уровне даже 2012 года — нереализуемый.

— Вы хотите закрыть исследования по термояду? — помрачнев, спросил Курчатов.

— Ни в коем случае! — покачал головой Хрущёв. — Не закрыть. Реорганизовать. Ваш недавний доклад в Харуэлле фактически сделал вас знаменитостью. Лицом советской атомной физики. К вам прислушиваются специалисты мирового уровня. Поэтому, Игорь Васильевич, а напишите-ка вы статью… Нет, лучше, открытое письмо! Да, открытое письмо в ведущие мировые газеты, с предложением создать международный центр по исследованию термоядерной реакции.

— Гм!... — Курчатову идея явно понравилась. — А почему бы не вести такие исследования в нашем Объединенном институте в Дубне?

— Потому, что я хочу привлечь к финансированию этих исследований ведущие капиталистические страны, — пояснил Хрущёв. — Пусть они вкладывают миллиарды в исследования, о которых мы точно знаем, что в ближайшие 60 лет с них результата не получить.

— Это не совсем так, Никита Сергеич... Были достигнуты очень важные результаты, к примеру, по физике плазмы...