Вся трилогия "Железный ветер" одним томом

Что же, посмотрим.

Разведка и дозор минометчиков доносили о непонятной активности противника, держащегося в отдалении от моста. Там определенно что-то происходило, слышался шум моторов, но разведка не могла подобраться достаточно близко, и сведения ограничивались сообщениями о концентрации до батальона пехоты и нескольких бронемашин неустановленного вида.

Батальон на батальон, пусть и с учетом того, что их часть теперь больше похожа на усиленную роту — это было терпимо. Зато они хоть немного окопались, а в оборонительном бою это дорогого стоит. По уму сейчас, после такого опасного пролета разведчика, следовало менять всю диспозицию, окапываясь заново, но в батальоне осталось слишком мало людей, которые слишком устали. А впереди хватало времени для нормальной потасовки, да и перспективы ночного боя никто не отменял.

Пехотного боя майор не боялся, судя по слухам и разведданным, в этом деле Враг ничем особым удивить не мог. Отменная выручка его инфантерии отмечалась всеми, но и в гвардию дураков не брали. Четыре реактивные пушки и минометы вкупе с невозможностью переправиться иначе, чем по мосту, в общем, позволяли побороться и с «броней». А вот вражеской артиллерии Зимников опасался по-настоящему.

Стало уже очевидно, что из какой бы преисподней ни выполз Враг, там было очень жарко. Майор издавна, с сержантской юности и офицерского училища, точно знал, что в современном мире большая война невозможна. Тысяча восемьсот семидесятые наглядно показали, что в столкновении индустриальных держав «победа» от «поражения» отличается очень условно. После этого наглядного и жестокого урока мировые игроки старались выяснять отношения на территориях третьих стран, не переступая порога, за которым конфликты могли бы перерасти в новое побоище.

Поэтому даже в крупнейших армиях мира, как, скажем, у России, соединения формировались главным образом исходя из соображений мобильности, быстрейшей доставки в любую точку мира морским и воздушным транспортом. Габариты, вес, бронирование — все в проектировании оружия и боевой техники подчинялось в первую очередь требованиям транспортировки — как можно быстрее загрузить, перевезти и развернуть. Наиболее распространенным калибром были стомиллиметровые пушки-гаубицы. Сто двадцать миллиметров выделялись по особым случаям, а уж про сто пятьдесят и говорить нечего. Многие военные теоретики вообще отказывали в будущем ствольной артиллерии, предлагая развивать ракетное оружие и семейство минометов.

Но Враг таких естественных и очевидных вещей определенно не знал, он готовился к какой-то совершенно иной войне. Его бригады и дивизии, иногда даже полки совершенно свободно оперировали зверскими калибрами до двухсот миллиметров. Поговаривали и о трехдециметровых мортирах, но вот в это комбат уже не верил — такие стволы могли быть только в морской артиллерии.

Очень жаль, что не удалось достать мин и побольше взрывчатки. Заминировать подступы к мосту было бы в самый раз, но взрывчатки удалось наскрести только на частичное минирование пары пролетов самого моста, а обещанное подкрепление франков, которое должно было подвезти и пушки, и мины, запаздывало.

После долгого колебания майор приказал вернуться мотоциклистам и минометчикам, которых послал к холму. Он не строил иллюзий относительно возможности по-настоящему незаметно укрыться на той стороне, теперь же, после разведывательного пролета, надеяться на чудо было и вовсе глупо. Но все равно очень жаль: вынесенный вперед опорный пункт с пулеметами, двумя пушками и наблюдателями-наводчиками минометов могли хорошо потрепать противника еще на подходе. Хотя эффективность передового охранения давно была камнем преткновения в военной науке…

Зимников снова обходил позиции батальона, самолично проверял качество земляных работ и маскировки, решал вопрос с минированием моста. Время уходило, минуты одна за другой торопливо убегали в небытие, незаметно складываясь в часы. С каждым оборотом стрелки хронометра майор нервничал все больше, впрочем, старательно скрывая это от окружающих, которые и так были на взводе. Если разведка не ошиблась и враг действительно замыслил новое наступление, то каждый мост в полосе наступления становится на вес золота, так же, как каждая минута промедления. И если враги так тянут, значит, либо у них ничего нет за душой, либо они просто очень хорошо готовятся. Но ради «ничего» не гоняют авиаразведку…

В четыре часа пополудни Зимников приказал сворачивать все земляные работы со словами «До центра земли не докопаете, а отдыхать тоже надо». Обедали концентратами, чтобы не демаскировать себя.

Тревога, усталость, ожидание скорой схватки нависли над позициями гвардии. И все то же небо, скрывающее солнце, надежно прикрывающее землю серым угрюмым панцирем…

Комбату было сложнее всех — он не мог, подобно другим, позволить себе ежесекундно смотреть на хронометр, показывая тем самым нервозность и тревогу. Время стало тягучим, словно американское изобретение под названием «чуинг-гам», оно уже даже не плелось, а тянулось, спотыкаясь и хромая на каждом шагу.

Пошел дождь. Скорее даже не дождь, просто в воздухе повисла мелкая морось, осаживающаяся на любой поверхности бисером крошечных капелек. Зимников выругался, несколько часов такого недодождя, который разведет сырость, плюс ночевка под открытым небом при обычных здесь плюс десяти, и батальонному медику — хирургу Поволоцкому — будет чем заняться.

Из соседней траншеи, где заняло оборону первое отделение второго взвода, доносились тихие голоса, один солдат рассказывал товарищам:

— …и морды у всех такие… характерные! Вот какие. Обмундирование не то чтобы с иголочки, видно, что стираное, но не ношеное. Самое то для разного десантного брата. Чуть ли не каждый при пулемете. Я подхожу к одному и говорю: «Браток, огнем и дымом не разодолжишь?»

— И чего? — хрипло спросил другой.

— Разодолжил! — довольно ответил первый голос. — Во, зацените.

После короткого шуршания бумаги о бумагу легко щелкнула зажигалка. Зимников придирчиво скосил взгляд, но дураков, приманивающих вражескую пулю на огонек сигареты, в батальоне не было. Курили «в кулак», прячась поглубже в землю.

— Знатные цигарки, — отозвался третий.

— А то ж! — самодовольно ответил первый. — И вместо пачки у него портсигар, не серебряный, но и не штамповка. Я и думаю, вроде рядовой, а сигареты не копеечные, да при портсигаре. И спрашиваю так осторожно, дескать, откуда и куда. Но так, вроде и не выведываю, а то кому охота в контрразведку загреметь? Доказывай потом, что не морской зверь спрут.

— И чего? — спросил хриплый.

— Да ничего… — В голосе рассказчика явно прорезалась печаль. — Глянул так нехорошо и говорит, с расстановкой так говорит: «Вот, возьми еще пару сигареток да иди себе, добрый человек, меньше забот будет».

— И чего? — снова повторил хриплый.

— А чего… Взял и пошел.

Негромкий, сдерживаемый хохот заглушил осеннюю капель.

— Видел я их, — вступил в разговор новый участник. — Не простые ребята, вроде как армейские, но вооружены куда как получше, а самое главное — при собственном «летуне». Они на дозаправке были. Спецчасть какая-то, поди, еще специальнее нас…

— Рисковые парни, — заметил хриплый. — В такое время на экраноплане близ линии фронта ошиваться… Спешили, видно, очень спешили.

— Когда мы на перекрестке застряли, я там парой слов перекинулся с местными, из дорожной полиции, франкский хорошо понимаю. Они сказали, на рассвете нелюдь какой-то «пузырь» свалила. Выскочил едва ли не из-за угла «визгун», низко так, едва ли не по верхушкам деревьев, и отработал всеми ракетами, сколько у него их там, прямо по фюзеляжу. И все.

— Мир праху… — негромко произнес хриплый голос. — А дай-ка, брат, еще цигарку, про запас, коли не жалко.

— Жалко и не дам, — немедленно откликнулся хозяин дорогих сигарет.

— Отож жмот! — с чувством, но беззлобно сообщил неудачливый курильщик.

Разговор утих.