Крестьянский сын, дворянская дочь (СИ)

— Порулил и хватит! Теперь дуй на весла, вечным двигателем поработай.

И мужчины принялись перелазить — меняться местами.

Небольшое происшествие вывело Наталку из раздумий. Пользуясь случаем, она поведала Николке о давнишнем разговоре с инженером, который так ее потряс. Однако, оказалось, что Николка вовсе не разделял ее опасений о судьбе России после революции. И их спутники, похоже, были согласны с ним. Даже Глаша вставила:

— Главное, скинуть царя, а что потом получиться — там видно будет!

— Но, ведь они хотят полностью уничтожить Россию, разрушить государство.

— Это еще бабушка надвое сказала. — вступил в спор Николка. — Я полагаю, что ничего у них не получиться. Даже наоборот, укрепят государство.

— Как это так? — не поняла девушка.

— А вот так! Они ведь мировую революцию организовать хотят, а для этого необходима армия. Ее надо вооружать, кормить и одевать. Для этого нужно, чтобы село работало, город производил, были обмен и торговля. Еще нужно ловить врагов, учить и лечить трудящихся. Чтобы все это сделать, необходимы организация и власть, а это и называется государством.

Тон Николки, как ей показалось, был немного снисходительным. Поэтому, хоть Наталка и не могла не признать в его словах определенный резон, она решила надуться и прообижаться всю дорогу. Девушка, склонившись над бортом, опустила в воду руку и молча смотрела на маленькие волночки, разбегающиеся в сторону от волнореза в виде дамской ладошки. Наконец Николка сказал:

— Пожалуй, вот неплохое место.

И решительно переложил руль к берегу. Не доезжая до суши буквально пары метров суденышко мягко стукнулось о речной песок. Николка спрыгнул прямо в воду босыми ногами, и, прежде чем Наталка успела опомниться, подхватил на руки и понес к берегу. Девушка склонила свою головку к его плечу, посмотрела назад и увидела, что следом за ними со своей дамой шествует Кирилл. Поймал ее взгляд, мерзавец, подмигнул:

— Своя ноша не тянет, а, Наталья Ляксандровна!

Наталка ничего не ответила хаму, отвернулась.

Осторожно опустив девушек на раскаленный песок, мужчины вернулись к лодке — за вещами. Барышни огляделись. Они стояли на песчаной отмели, а в десяти шагах от кромки воды начинался обрыв, на вершине которого росли липы и осины. Каждый год вода отвоевывала у берега несколько метров, обрыв осыпался и отступал вглубь. Деревья не сдавались, деревья боролись и отчаянно цеплялись за край земли своими корнями. Некоторые осинки на краю обрыва держались из последних сил, склонившись своими ветвями над самой водой.

— Ну что, наверх? — поинтересовался вставший рядом Кирилл.

— А, давай! — согласился подошедший сзади Николка, и, уцепившись за ближайшую ветку, стал карабкаться на кручу. Следом полез полез было Кирилл, но его остановили дамские голоса:

— А мы?

Тем временем Николка взобрался наверх обрыва и крикнул, глядя вниз:

— Давай вещи!

Вместо ответа Кирилл метнул в сторону товарища оба рюкзака, один из которых Коля поймал, а второй сбил его с ног, словно кеглю.

— Теперь барышень! — подал голос сверху оправившийся Николка.

— Я вас подниму, а вы руки держите вверх, чтобы Колян подхватил.

Первой отправилась таким образом Глаша. Следом за ней Кирилл обнял за ноги Наталку и поднял как можно выше. Помня наставления, девушка послушно подняла вверх руки, и ее ладони встретились пальцами Николки. Он крепко взял девичьи ладони в свои и, словно пушинку, вытянул ее наверх. Последним с помощью ветки взобрался Кирилл.

Прямо перед ними расстилался обширный луг. Пора покоса еще не наступила, поэтому на лугу царило зеленое буйство. Вдалеке виднелся лес, откуда раздавался голос кукушки, а прямо перед ними, за лугом угадывалась низина с заливным озером, а то и ериком. Низина вся поросла могучими ивами, из-за которых слышалось пение иволги. Зеленый луг весь пестрел желтыми и белыми точками, которые радовали глаз и оживляли пейзаж. Это была пора цветения земляники и одуванчиков.

Наталка упала в траву ничком, закрыла глаза и вдохнула в себя ароматы луга. На душе стало покойно и хорошо. Глаша с Кириллом стали, смеясь, гоняться друг за другом, когда Наталка решилась приоткрыть один глаз и увидела Николку, сидящего рядом на корячках. Юноша задумчиво жевал травинку и внимательно смотрел на нее.

— Как тебе пришелся Кирилл?

Девушка пожала плечами как можно равнодушнее.

— Это же твой друг.

— Не нравится он тебе. — истолковал Николка.

Наташа решила все выложить начистоту:

— Пустой фат и бабник, к тому же недалекий. — пусть не будет у них недомолвок и он знал, как она относится к его нынешнему кругу. — А, собственно, почему он должен мне нравиться?

— Да хотя бы потому, что он оказался верным товарищем и без разговора вместе с Глашей кинулся меня спасать. — с жаром воскликнул Николка. — Если это для тебя что-то значит! Ведь мы теперь вместе, я правильно понял? — и он с надеждой посмотрел на девушку.

Наталка смутилась, как всегда ее милый друг оказался правым:

— Да, ты прав. И твои друзья — мои друзья.

— Понимаешь, — Николка с трудом подбирал слова, стремясь как можно доходчивее выразить свою мысль, — Ты тоже права, Кирилл и был таким до встречи с Глашей. Что на самом деле твориться внутри человека не знает никто. Однако после встречи с Глашей он изменился. Прежний Кирилл никогда бы не пошел меня выручать. Кстати, ты знаешь, что он почти не ест, работает как угорелый — копит деньги, собирается выкупить Глашу, жениться и увезти в другой город?

Ответить девушка не успела — приближались, держась за руки, разгоряченные бегом Кирилл и Глаша — но она определенно была поражена: заурядная, в ее глазах, интрижка завзятого ловеласа оказалась чем-то большим.

— Коль, что стоишь как пень, давай из наших барышень русалок делать? — еще на подходе сказал Кирилл.

— Как это? — не понял Николка.

— Ты поглянь, сколько цветов вокруг, — Кирилл обвел рукой луг, весь усыпанный одуванчиками, — Нарвем для них цветов на венки.

Девушкам идея так пришлась по душе, что они захлопали в ладоши:

— Хотим цветы! Хотим венки!

Николка не возражал, поэтому мужчины, расстелив предварительно одеяла, разошлись по разные стороны луга, каждый стремился нарвать побольше цветов для своей любимой.

Пока кавалеры отправились за цветами, девушки, устроившись на покрывалах, принялись сооружать стол для завтрака: достали посуду, термические фляги и бутылку вина. Затем приступили к нарезке овощей, отваренного мяса и сооружению здоровущих бутербродов из всего этого. Между делом завели и неспешный, но важный для обеих разговор. Недавно посвященная в тайны интимной близости Наталка, окольными путями пыталась выведать у подруги, как было в первый раз у нее. Глаша сразу раскусила интерес своей наперсницы, поэтому, ожесточенно намазывая кусок булки горчицей, отрезала:

— Не помню! А если и помню, то хочу забыть. Мерзко было и больно.

Оторвавшись от своего занятия, посмотрела на подругу и увидала, что уголки ее глаз как-то странно блестят, оттаяла.

— Это было настолько гадко, что всю себя пришлось ломать. Жить не хотелось! Мне кажется, что этот козлобородый упырь мне всю жизнь во снах являться будет. А еще тела, тела… Мужские тела: потные, грязные, жирные и худые, дряблые и волосатые. Противно все это…

— Расскажи, выговорись. — предложила Наталка. — Я же подруга! Кому как не мне?

И то правда! Глаша вспомнила, как ей не хватало их, Николку с Наталкой, как сотню раз в голове она представляла себе это объяснение. Как нужно ей, в конце концов, если не оправдание, то понимание в глазах той девочки, которая сидит напротив, той, что для нее была младшей сестрой. И она стала рассказывать, рассказывать ничего не скрывая с той памятной минуты, когда они, сидя в старом сарае, невольно подслушали разговор родителей. Пришли кавалеры и бросили к ногам своих дам целые охапки цветов. Но занятые разговором барышни лишь отмахнулись от них и, сунув им в руки по бутерброду, отправили за валежником для костра. Глаша рассказывала внешне спокойным ровным голосом, склонив низко голову и не глядя на подругу, хотя внутри все разрывалось от душевных терзаний. А когда осмелилась поднять голову и взглянуть в глаза Наташи, то не увидела в них ни осуждения, ни, самое страшное, равнодушия и безразличия.