Чужие крылья – 2

Алчность победила. Едва старшина закрыл за собой дверь, Саблин врезал ему с правой в челюсть, добавил левой, но чуть промазал, угодив в нос. Старшина устоял, ошалело хлопая глазами, принялся разевать рот. Виктор вцепился в него и толкнул на дальнюю стену, разворачивая и снова ударил, в затылок. Голова старшины с глухим стуком врезалась в стену, он медленно сполз на пол, оставляя на фанерной обивке каптерки кровавый потек. Виктор увидел аккуратно разложенные на табурете тоненькие поясные ремни, подхватил один и накинув старшине на горло, натянул.

— Где реглан?

Старшина хрипел, царапал горло ногтями. Шея его сперва побагровела, потом начала синеть.

— Сука, где реглан? Кончу, мразь!

Он чуть попустил ремень, и старшина с хлюпаньем втянул немного воздуха. Удавка снова впилась в шею.

— Где! Реглан! Сволочь!

Старшина забулькал, захрипел и Виктор снова чуть сбавил давление.

— В шкафу, — разобрал Виктор сквозь тяжелое сипение, — в шкафу висит.

Бухнула дверь и в каптерку ворвался молоденький красноармеец — дневальный.

— Вон! — рявкнул Саблин, и красноармеец испуганно выскочил обратно.

Забрав у поверженного противника ключи, он открыл шкаф и сразу увидел свое, жадно схватил. Старшина уже умудрился подняться на четвереньки и Виктор, словно по футбольному мячу пробил с ноги в живот. Тот рухнул обратно, скорчился и неожиданно принялся блевать. Саблин хотел добавить ему еще разок, но побоялся испачкаться в рвоте. Ярость сгорела бесследно, лишь руки чуть подрагивали.

Снова бухнула дверь, и в каптерку, лапая кобуру, влетел дежуривший сегодня по эскадрилье Дронов. С ужасом посмотрел на разгром в комнате, спросил:

— Что тут происходит?

— Представляешь, — криво ухмыльнулся Виктор, — реглан мой нашелся. Вот так удача! А старшина… что-то не то за завтраком съел. Верно? — Он легонько пнул лежачего ногой. — Хотя, если тебе эту мразь не жалко, можешь доложить Товстолобову и тогда наш упитанный друг пойдет кормить вшей в штрафной роте. — Дронов скривился так, словно проглотил кислятину. На его лице огромными буквами было написано: „Но почему именно в мое дежурство?“.

— Впрочем, — добавил Виктор, — я думаю, что наш старшина все-таки чем то отравился. Да? — тот захрипел и принялся кивать.

— Вот и хорошо, вот и ладушки. Ладно, Васька, — сказал он Дронову, — я в полк и на фронт, вы тут не скучайте.

— У тебя кровь на лице, — сказал Дронов, разглядывая пытающего встать старшину.

— Это бывает, — ухмыльнулся Виктор. Недавняя вспышка ярости оставила после себя опустошенность и вялость. Он шутливо козырнул и пошел искать Шубина. На сегодня было еще много дел.

Денег не было, причем совсем, и от этого становилось очень грустно. Виктор печально поглядел на выданный старшиной сухой паек на три дня: двести грамм сахара, ржавая селедка, пара буханок хлеба и большая банка овощных консервов. Этого явно не хватало для трехдневного времяпрепровождения в компании с девушкой. Зарплата ожидалась еще не скоро, а деньги нужны были прямо сейчас, пока внезапно не оборвалась так неожиданно свалившаяся свобода.

С переформированием полка у Шубина начались какие-то проблемы, старый личный состав застрял где-то в дороге и под это дело, Виктор буквально выклянчил у командира увольнительную. Шубин долго не соглашался, видимо имел на Саблина какие-то свои планы, но, в конце концов, сдался. Теперь уже озадачился Виктор — что ему делать в городе, когда нет денег? Окрыленный радостью от предстоящего отдыха, он сходу попытался было занять денег у Шубина. Командир такую инициативу не оценил, и Виктор был послан далеко и надолго. Оставалось что-то продавать.

Собственно вещей для продажи у него было тоже небогато: часы, фляга и реглан. Синие бриджи уже вписали в книжицу вещевого довольствия, да и продать их не поднималась рука. Идею продажи реглана он отмел сразу. Вряд ли за него удалось бы получить нормальные деньги, а вещь эта на фронте, несомненно, нужная. Часы нужны, впрочем, как и фляга. Часы вобще вешь необходимая и статусная, командир без часов смотрелся как-то несолидно. Фляга давно стала предметом его гордости и черной зависти остальных летчиков. Он думал и так и этак но так и не смог прийти ни к какому решению, жалко было все.

Город встретил его ярким полуденным солнцем, слепящим снегом и серым дымом печных труб. Прохожие на него засматривались, а он шел неспешным шагом короля жизни и улыбался. Направляясь в увольнительную, Виктор специально оделся как можно нарядней и сейчас, в начищенных хромовых сапогах, синих командирских бриджах и реглане весьма сильно напоминал образцового летчика с предвоенного агитационного плаката, привлекая собой внимание прохожих, особенно молоденьких женщин. Немного портила внешний вид шапка-ушанка: в фуражке он смотрелся бы гораздо представительней, а в шлемофоне более героически. Но в фуражке бродить по февральскому Саратову чревато, а в шлемофоне глупо.

В этот раз он решил не терять время, рассматривая городские достопримечательности, а сходу пошел в комиссионный магазин. Пытался продать там часы, но за них предложили всего триста рублей и оскорбленный Виктор ушел. Потолкался по рынку, но там потенциальных покупателей не наблюдалось. Решил продать их позже. Благо впереди было еще три дня.

Потом, прикинув время, и расспросив у прохожих дорогу, направился к медицинскому институту. По его прикидкам Нина должна была быть там. В институт пустили без проблем. Старенький вахтер почтительно на него покосился, но ничего говорить не стал и Виктор, принялся бродить по пустым коридорам. Из-за плотно прикрытых дверей слышались голоса — шли лекции. Он зашел в деканат и, представившись братом Нины, узнал где ее искать. До конца лекции оставалось ещё полчаса и это расстраивало. В деканате он стал объектом милых улыбок уже не очень молодой преподавательницы, она даже предложила ему чаю. Виктор, на свою беду, согласился — реглан оказался не лучшей одеждой для долгого зимнего путешествия и он изрядно замерз. Расплачиваться за чай пришлось ответами на пару сотен вопросов и все это под милую улыбку собеседницы. Впрочем, эта милая улыбка только подчеркивала лошадиные зубы ее хозяйки, а взгляд ее вызывал ассоциации между детьми и мороженным. Он даже подумал, что если бы они сидели не в помещении деканата, а в какой-нибудь вечерней квартире, то быть ему изнасилованным.

В принципе, это даже радовало, означая, что уродство со временем сгладилось. А в совокупности с сединой, бородой и орденами, придавало ему в женских глазах геройский вид. Но проверять это пока не хотелось, у него уже была женщина и ему хватало.

Спасительный звонок прозвенел неожиданно и он, провожаемый очень грустным взглядом, пулей вылетел из деканата. В коридоре образовалось обилие студенток, и он даже растерялся. Нина нашла его сама, кинулась на шею, повисла, радостная, цветущая.

— Надолго прилетел? — спросила она, когда страсти немного улеглись и Нина, вспомнив о приличиях, наконец, его отпустила.

— На три дня. Отпроситься сможешь?

— Сложно будет, — задумалась девушка, — я попробую, хотя тря дня… вряд ли.

— С лекций сегодняшних уйти сможешь? — спросил Виктор. Ему хотелось, чтобы она была дома одна, без подружек.

— Еще две лекции, — Нина улыбнулась, видимо, разгадав его мысли, — со следующей никак не могу, ты извини. Семинар будет. А потом постараюсь. Ты если, что подождешь?

— Подожду.

Мимо ходили студенты и преподаватели, удивленно рассматривали Виктора, косились на его девушку. Они не обращали на прохожих внимания, торопясь выговориться. Звонок, возвещающий финал их короткого свидания прозвенел внезапно, и он вновь остался в одиночестве. Минуты текли медленно, он слонялся по коридорам, успел покурить в туалете, а занятие все не кончалось. Он даже подумал о прогулке по окрестностям института, но идти на мороз не хотелось. Как и не хотелось идти в деканат, на чай. Преподавательница тогда активно зазывала.