Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ)

В потрескавшиеся губы уткнулось горлышко жестяной фляги, и кислая живительная струя принесла невероятное облегчение – Гудериан жадно глотал вино, чувствуя, как все его изможденное тело возрождается к жизни. Будто в русской сказке о «живой воде».

– Спасибо, товарищ…

Майор с трудом оторвался от горлышка и взглянул на своего спасителя – обычный славянин, с пронзительно голубыми глазами, в которых отражалось лазурное русское небо, с русыми, слипшимися от пота волосами на грязном лбу. Улыбка этого солдата была такой же доброй, почти отцовской – понимающей и одобрительной.

– Эй, камерад! Ком цурюк! Помоги товарища командира в лазарет дотащить!

На громкие крики русского в воронку вскоре скатился щуплый немец в изорванном мундире цвета «фельдграу» и без каски. Косая черная челка прикрывала узкий лоб, заляпанный грязью, под острым, как у голодного галчонка, носом топорщились щеточкой черные квадратные усики, безобразные до омерзения в сочетании с бегающими горящими глазами.

– Кто такой, товарищ?

Гудериан удивился своему голосу – слабому, слова еле выдавливались из горла, и куда подевалось знаменитое рычание, которое прекрасно ставили в имперской армии. Солдатик сразу опознал в нем бывшего офицера и четко ответил, даже дернулся встать, но живо сообразил, что делать это в воронке под пулеметным огнем сродни безумию.

– Посыльный от командира штурмового батальона товарища Кригера ефрейтор Адольф Гитлер.

– Судя по говору, ты австриец?! Кем был до службы? Воевал?

Вопросы из майора посыпались градом. По мягким интонациям в голосе Гудериан сразу же опознал уроженца бывшей «двуединой» монархии, а из них, в отличие от урожденных пруссаков, таких, как он, солдаты плохие. Не воины они, мало злости, да и бездельники поголовно – то скрипки мучают, то стишата сочиняют, то вообще дурью маются.

– Проживал в Вене, художник. Здесь и воевал, награжден «Железным крестом», герр офицер!

– Господ нет, я товарищ…

Гудериан поморщился, скривив губы. Так и есть – бездельник, картинки мазал, наверное, такие же пошлые, как и его мерзкие усики. Потому в посыльные попал, ибо из него настоящего штурмовика, что с «колотушками» и кинжалами в руках ужас на французов наводят, никогда не выйдет. Плохие солдаты из бывших подданных Франца-Иосифа, хуже их только итальянцы. Недаром говорят, что последние существуют лишь для того, чтобы было, кого бить австрийцам.

– Камерады, я не понимаю, о чем вы говорите! И зря языками треплетесь! Тебя, командир, в лазарет нужно не мешкая доставить. Поможешь товарища нести? Хотя нет, слабоват ты, парень!

Русский прервал разговор немцев совершенно бестактно, но Гудериан не обратил на такое нарушение субординации внимания – он считал себя обязанным ему за спасение. И тут земля под ним ощутимо задрожала, но нет, не от взрывов, тут было другое. Майор приподнял голову и окаменел от восхищения перед развернувшейся картиной.

По изрытому воронками полю лавиной шла кавалерия большой массой, невиданной им прежде. В прорыв, сделанный его танками, русский усатый командарм бросил всю свою армию – всадники скакали тысячными массами, плотно друг к другу.

Разделяя колонны, неслись пулеметные эскадроны – тачанки немилосердно трясло, но они лихо шли вперед вместе с орудийными запряжками конно-артиллерийских батарей.

По паре уцелевших дорог, которые специально не обстреливали, урча моторами, пылила длинная колонна грузовиков, над бортами которых возвышались солдаты в касках. То тут, то там виднелись угловатые бронеавтомобили – из их круглых башенок угрожающе топорщились орудийные и пулеметные стволы.

Вот только небо было хмурым, с придавленными облаками, и то было хорошо – слишком велико было преимущество французов в аэропланах. Хотя ситуация уже стала меняться в лучшую сторону – германские заводы снова развернули военное производство, и пусть самолетов и бронемашин было пока еще очень мало, но ведь русские недаром постоянно говорят, что «лиха беда начало».

«Все правильно – танки должны быть очень хорошо забронированы, чтобы с ходу рвать любые позиции. А за ними, уже в «чистый» прорыв, устремляются подвижные войска со своими средствами усиления и саперами. И с воздуха должна быть постоянная поддержка, а не как сейчас. Вот тогда будет настоящий блицкриг!»

Копенгаген

– Дыхание войны и здесь ощутимо…

Адмирал Колчак прошелся по мостику флагманского крейсера «Олег», задумчиво поглядел на вечерний Копенгаген – сумерки уже укутали старинные дома под черепичными крышами, прикрыли торчащие остроконечные шпили и вычурные жестяные флюгера.

Серенький такой город, невзрачный, как одеяние скупого бюргера. А ведь всего две недели назад столица Датского королевства была украшена флагами, в ней царило неприкрытое веселье. Еще бы, вдовствующая российская императрица Мария Федоровна, супруга «миротворца» Александра III и мать замученного большевиками Николая II, в девичестве датская принцесса Дагмар, отплыла на английском линкоре «Эрин», что ушел в сопровождении двух маленьких крейсеров в далекий Севастополь.

Вот такой прихотливый зигзаг вычертила в очередной раз судьба! Два года тому назад императрица покинула берега Крыма на борту линкора «Император Индии», а возвращалась домой, да-да, именно домой, уже на русском корабле. Ведь сразу по приходу в Ахтиарскую бухту «Эрин» сменит свое имя на «Синоп» – именно в гавани этого черноморского порта в Крымскую войну русская эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова одержала блестящую победу над турецким флотом, обратив вражеские корабли в пылающие развалины.

Этот британский линкор строился по заказу Османской Порты как «Решадие». Однако началась война, англичане конфисковали корабль и теперь не знали, что с ним делать. «Эрин» хотели было пустить на слом, но тут подвернулся покупатель в лице России.

Конечно, линкор бы не продали, если бы не ряд обстоятельств – экстренная нужда в помощи белых, ведь фронт на западе трещал по швам под натиском красных, и главным образом весьма настоятельное ходатайство заокеанских заимодавцев, стремящихся урезонить нарастающий аппетит японцев. Но, как всегда, чужими руками, которыми легче всего таскать каштаны из огня, – на этот раз русскими.

Сыграло свою роль и то, что греческий флот, воюющий супротив турок за английские интересы, понес просто катастрофические потери. Колчак знал из рассказа Арчегова, что в той войне жуткое поражение потерпела как раз армия эллинов, но здесь все произошло с точностью до наоборот. Сухопутные войска королевства быстро заняли территории с греческим населением в Смирненском округе, а также оккупировали зону проливов Босфор и Дарданеллы и продолжали торопливо укрепляться на новых позициях, успешно отбивая редкие и спонтанные турецкие атаки.

Флот за один роковой день марта потерял сразу два бывших американских броненосца, купленных по дешевке у вовремя подсуетившихся янки (ибо приобретать устаревшие корабли никто в мире сейчас не желал), – «Киликис» подорвался на мине и перевернулся, разделив судьбу флагмана адмирала Макарова под Порт-Артуром.

Его собрат «Лемнос» нарвался на подводную скалу и пропорол днище, что в штормовом море стало фатальным. Третий, и последний, крупный корабль, оставшийся у греков, броненосный крейсер «Георгий Аверов», погиб еще в феврале, так же как любимый линкор самого Колчака, – по неизвестной причине взорвался носовой погреб, и в огненной вспышке греческий корабль разделил судьбу несчастной «Императрицы Марии».

– Черт бы их побрал вместе с их островом!

Колчак выругался, поминая британцев самыми нехорошими словами в русском военно-морском лексиконе, не запечатленном словами в уставе. Те поступили как прожженные дельцы – продали за хорошие деньги предназначенные к слому линкор и парочку относительно новых быстроходных крейсеров типа «Аретуза».

В то же время категорически не желали усиливать русских, считавшихся в Сити вековыми врагами, и потребовали надежных гарантий, что корабельный состав русского Черноморского флота не увеличится – и это имея в Мраморном море эскадру из пяти мощных линейных кораблей, способных играючи разгромить любого гипотетического противника.