Бесконечное лето: Не чужие (СИ)

— Идиотизм какой-то, — пробормотала Ульянка. Ей выдали самый маленький размер броника, но и он ей был великоват. — Вот сдохнем мы тут, положим, и кто будет укрепрайон пилотировать?

— Активисты уличные, кто ж еще, — мрачно сказала Алиса. — Славным отпрыскам алкашей и проституток нужно выпустить пар, сказано же.

— Разговорчики! — резанул холодом голос Слави. Она мельком глянула в окно. Идем уже по шоссе, скоро высадка. Стройся к выходу.

— Кто, блин, помер и сделал тебя командиром? — поразился я, но дальше спорить не стал, потому что голос у Слави стал уже совсем жестким и звучал нехорошо. Непохоже на нее. Нервничала, как бы и не больше, чем все остальные.

Грузовик резко остановился, по входной двери кто-то заколотил. Славя потянула вниз ручку, и дверь неожиданно быстро вывалилась на петлях наружу — там, с непривычки, было как-то по-киношному светло и ярко, и маячили неясные черные силуэты

— Добрались… инвалидная команда, — Иван Фомич выглядел как-то даже слишком для него серьезно с автоматом и в новеньком шлеме-сфере. Он горбился и явно чувствовал себя неуютно. — Стройся.

— Между прочим, инвалидами первоначально назывались ветераны войн, — поучительно сказал я, занимая место в строю. Строй был преступно короткий, а черные силуэты — теперь это было понятно — представляли собой крупных парней в каких-то незнакомой форме и обвесе без знаков различия и родов войск. На нас они глядели безо всякой симпатии. — Герои былых времен, можно сказать.

— Я как раз это и имел в виду, — пояснил командир. — Давай, не задерживай.

Автопоезд и БТР запарковались в хоздворе местного завода сверхмощных трансформаторов — «Супера» в просторечии. Местечко выглядело мрачным — в одну сторону тянулась бесконечная автостоянка, в другую хмуро высились разновысокие заводские корпуса, позади было широкое и плоское, как камбала, складское вроде бы помещение, и только слева, далеко и едва заметно, зеленели за решетчатым забором упрямые елки.

— А они ничего, да? — пробормотала Алиса. — Молодые, крепкие ребята, нижние чины. Группа поддержки… или почетный конвой?

— Разговоры!

Не знаю, зачем это все задумывалась, но придумка была так себе — строй только показал то, что и так было всем понятно. На фоне четверых здоровенных лбов наша компания не то, что проигрывала, а терялась. Фомич это почувствовал, его усы печально обвисли.

— Вольно! — резко скомандовал он и еще больше сгорбился. — Товарищи! — поправился: — Ребята. Приказ вам известен, обсуждать его не будем. Незачем. Вы разбиты на две тройки. Первая, штурмовая, прочешет по первости склады, вон они. — Он махнул рукой перед собой, нам за спины. — Вторая…

— Это основываясь на чем такие указания? — поинтересовалась Славя. — Агентурные данные, мощная интуиция, или как обычно — искусная разведка с беспилотников?

Фомич некоторое время молча на нее смотрел.

— Все вместе, — решил он. — Значит, вторая тройка поднимается по запитанному специально для вас лифту — завод-то третью неделю стоит, если не знали — на крышу. И контролирует оттуда. А эти ребята, — он показал на охламонов без знаков различия, — будут вас прикрывать и обеспечивать безопасность. Вопросов нет? Я так и думал. Разойдись!

— Есть вопрос…

— Отставить. Разойдись!

Под навес складов мы зашли очень вовремя — снаружи принялся накрапывать противный дождь, его шепот по кровельной жести звучал приятно, почти интимно, но мокнуть снаружи — нет уж, разрешите увольнительную. В помещении было сухо и довольно светло — хорошим, теплым светом, а не этим дурацким люминесцентом, от которого даже живые люди становятся похожи на мертвяков, а уж мертвяки…

Мандраж, подстегиваемый тем, что рассказала чуть раньше Славя, почти испарился, и перспектива отправиться на тот свет за любимую советскую Родину уже не вызывала яростного протеста. Может, просто устал, или выработанный надпочечниками адреналин притупил чувства, а может, потому что один раз уже почти умер несколько недель назад, и второй раз было не страшно.

Я неловко наступил на больную ногу, и раскаленное шило, тут же проткнувшее ступню, показало — нет, никакого адреналина. Тебе просто все равно, дружище. От души поздравляем, кажется, ты становишься настоящим солдатом.

«Конвоиры» впереди переговаривались вполголоса.

— Что, Серега, завтра как — выходной?

— Ага, в полный рост — наоборот, сказали выйти повторно.

— С какого, извиняюсь, бодуна?

— Не объяснили, почему-то, ссылаются на указания начальства. Басурин этот что-то крутит…

— Чертовы евреи опять придумали что-то свое, — прокряхтел первый. — Куда ни плюнь, кругом одни евреи…

— И велосипедисты, — подтвердил я.

— Велосипедисты тоже, — подозрительно уставился на меня высокий кучерявый блондин, которого вроде бы звали Серегой. — Постой, причем здесь велосипедисты?

— А евреи причем?

Складское помещение оказалось доверху заставлено какими-то серыми ящиками в полтора моих роста, похожими на те, которыми заставляют доверху сухогрузы и седельные тягачи, только без их попугайской раскраски, все очень прилично и скучно. И очень сильно ограничивало видимость. Бомбы они что ли здесь упаковывали? Лампы наверху бросали вниз такой яркий свет, что казалось — из пола вырастали яркие, почти материальные столбы, такие горячие, что их хотелось коснуться рукой.

— Очень мило, — словно прочитала мои мысли шедшая рядом Алиса. — Почему-то именно так я представляла место, где мы предадимся жаркой страсти на глазах у офигевающих от такого поворота стражников… пардон, группы поддержки. Давно хотела тебе это сказать, кстати.

А это ее состояние я знаю, видел уже. Она взвинчена и напряжена. Пожалуй, испугана. Пару месяцев назад я бы, наверное, вел себя так же. Жаль, что нельзя вернуться на пару месяцев назад, мы бы составили неплохую пару.