Инженер Средневековья

Всадник крикнул мне что-то на незнакомом языке — вероятно, по-немецки. Я неплохо владею американским английским, да и на британском тоже могу изъясняться. А вот немецкий за пределами моего понимания.

— Здорово. Хорошо играешь роль. Но, может, все-таки будешь говорить по-польски?

— Немного говорю на польском. Какого черта нужно?

— Придуривайся дальше, если так твоей душе угодно, но мне хотелось бы знать, далеко ли до главной дороги на Краков?

— Ты стоишь на дороге, конская ты задница!

— Я на тропе, но мне нужно поймать автобус до Кракова. Так что, пожалуйста, прекрати эту дурь.

— Тебе нужно дать по башке.

Вот когда наступает момент изменения тактики разговора с идиотом. Я офицер запаса польских Военно-Воздушных сил и в свое время несколько месяцев провел на сборах. Есть такая вещь под названием «командирский голос». Он очень громкий, очень низкий и очень пронзительный. От такого голоса у новобранца душа обязательно уходит в пятки. Итак:

— А теперь слушай, ты, безмозглый урод! Меня уже достала вся эта старинная фигня! Я задал тебе простой, вежливый вопрос: «Как далеко до главной дороги». А теперь будь добр, ответь мне, и поживее, не то потом сам пожалеешь! Ты все понял, кретин?

Очень важно никогда не орать на тех, кого считаешь ниже себя, потому что таким образом опускаешься до их уровня. Но иногда можно подойти достаточно близко.

Он широко раскрыл глаза и вытащил меч, затем убрал его обратно в ножны. Вначале я решил, что мне удалось осадить этого чокнутого, но, хорошенько поразмыслив, понял, что тот просто не хотел пачкать свой меч.

Всадник поискал что-то среди своих железяк и, выбрав цепь длиной около метра с длинной палкой на одном конце и большой железной звездой на другом, замахнулся на меня этой штуковиной.

Я до того оторопел, что моя реакция оказалась немного замедленной. Но мне все же удалось броситься наутек, а удар звезды пришелся по рюкзаку и лишь слегка по затылку. Этого хватило, чтобы я отлетел на несколько метров от дороги в колючий кустарник. И я решил, что разумнее подождать, пока безумец уедет прочь.

Всадник больше не взглянул на меня. Он повесил железную штуковину обратно на луку, надел шлем и продолжил свой путь в южном направлении.

Боже Всемогущий! Это не просто сумасшедший, это какой-то маньяк!

Я вылез из колючих кустов и поискал в рюкзаке чистый кусок ткани. Рана на затылке слегка кровоточила, и я решил, что потерплю, пока не доберусь до больницы. Было больно, хотя не так сильно, как в области лба, куда обычно отдает похмелье. Угрозы для жизни нет, но уж в полицию на этого агрессивного идиота я обязательно заявлю!

Кроме морального и физического ущерба, он также проколол мою палатку, разорвал рюкзак, поцарапал котелок и разбил фонарик на три части. Черт, я подам на этого ублюдка в суд!

Собрав все обратно, чтобы представить испорченные вещи в качестве доказательства, я направился на север.

Погода из плохой стала просто отвратительной. Облачность перешла в густой туман, а тот, в свою очередь, в слякоть и снег. Я остановился, чтобы надеть кальсоны — мать настояла, чтобы я их взял с собой. Легкие кроссовки пришлось сменить на тяжелые туристические ботинки. Поверх футболки с начесом я надел теплый свитер и ветровку. Вскоре я был вынужден облачиться в пластиковый дождевик, а затем стало ясно, что пора под дождевик надеть спальный мешок.

Похмелье продолжало мучить меня с прежней силой.

Для середины сентября погода была на редкость паршивой.

Согласно карте, я должен был пересечь шоссе несколько часов назад. Я предположил было, что шел не по той тропе, но на карте другой нет. Да я и не видел другой с тех пор, как покинул гостиницу. Наверное, мне следует повернуть назад и идти к шоссе по гравиевой дороге, но вдруг кто-то заметил мой «побег»? Нет. Скорее всего я, раненый и страдающий от похмелья, шел слишком медленно.

Приблизительно в полдень — без часов я не мог точно определить время — мой желудок начал урчать. Мне захотелось есть.

Я нашел ручей, перегороженный большими камнями. Странно: обычно Управление по туризму ставило мосты. Рядом с тропой под выступом скалы лежала куча хвороста, защищенная от снега и слякоти. Хворостом — к сведению городских жителей Польши — мои американские друзья называют мертвые, сухие сучья под живыми ветвями деревьев. Это самые лучшие дрова во всем лесу, и вообще, для деревьев полезно, когда с них срезают мертвые ветви.

Чтобы разжечь костер, потребовалось немного сухого бензина, и через полчаса в одном алюминиевом котелке кипело рагу сухой заморозки, а в другом — растворимый кофе.

Кофе пошел хорошо, но после изрядной дозы алкоголя мой желудок все еще не слишком хорошо чувствовал себя. У меня было несколько вариантов: первый — выкинуть остатки рагу; второй — заставить себя съесть его, поскольку оно горячее, а я замерз; третье — взять его с собой.

И тут я встретил второго сумасшедшего за этот день — он, как и я, шел в северном направлении.

Я решил, что неподалеку проводится какой-то фестиваль, чтобы хоть как-то оживить мертвый сезон. По крайней мере этот человек полностью соответствовал своему образу. Он был одет в длинную, грубую и изрядно потрепанную монашескую рясу с огромным капюшоном, низко надвинутым на глаза. Он нес две котомки из натуральной кожи, чем-то напоминавшие полевые сумки военных. Одна была надежно застегнута, а вторая лишь прикрыта откидывающейся крышкой.

Перекусив, я немного приободрился, а после встречи с безумным рыцарем мне не хотелось больше никого раздражать.

— Приветствую тебя, брат! — крикнул я. — Похоже, ты замерз. Иди сюда, погрейся у костра!

Тот отпрыгнул чуть не на метр в сторону.

— Что? О! Да благословит тебя Господь, сын мой! Что ты сказал?

Акцент показался мне довольно странным, но все же я его понял.

— Я сказал: добро пожаловать к моему костру! А также к моему обеду!

На этот раз мне пришлось громко кричать, так как в лесу завывал ветер.

— Благослови тебя Бог, сын мой, благослови тебя Бог! — Он проковылял к моему костерку.

Боже праведный! Да он же босой! В таком снегу он наверняка через час отморозит ноги, а на следующий день умрет от пневмонии. Сидя возле костра, я не чувствовал холода и в общем-то не нуждался в спальном мешке, в который завернулся. Незнакомец шагнул ближе, и я расстелил спальный мешок на земле.

— Подойди, брат! Садись вот сюда!

— Ты позволяешь мне сидеть на твоей одежде?

— Это не совсем одежда. Пожалуйста, садись.

— Ты оказываешь мне великую честь, сын мой. — Он низко поклонился, прежде чем сесть.

— Ничего подобного. Я просто пытаюсь спасти тебе жизнь, — ответил я, застегивая на нем спальный мешок.

— Иисус Всемогущий! Он срастается!

— Нет, просто застегивается. Вот, видишь? А теперь успокойся и поешь рагу.

Рыжая торговка и двое — целых двое! — чокнутых типов за одни сутки. Говорила мне мать, что лучше бы я поехал к морю.

— Ты отдаешь мне свой обед?

— Невелика услуга. Я приготовил слишком много и хотел выкинуть остатки. Ничего, что у меня всего одна ложка?

— Все в порядке. Ты вновь оказываешь мне честь.

— Тоже мне честь — грязная ложка.

Я вновь налил в котелок для кофе воды из фляжки и пошел за дровами.

Вернувшись с охапкой хвороста, я кинул его в костер. Монах доел рагу и решил вымыть котелок снегом.

— Это самое легкое серебро, какое мне только доводилось видеть.

— Нет, брат. Это всего лишь алюминий, он особой ценностью не обладает.

Явно чокнутый… Я высыпал кофе в кипящую воду, размешал и половину перелил в его котелок.

— Выпей, брат. Тебе пойдет на пользу.

— Это настой каких-то трав?

— Типа того. Это кофе. Хоть немного согреешься.

Теперь нужно посмотреть, как сильно обморожены его ноги. Я вытащил из рюкзака запасные носки и кроссовки. Затем расстегнул спальный мешок снизу и просто оторопел.

Ну и ступни у него! Покрасневшие и невероятно широкие — чуть ли не в два раза шире моих кроссовок. А мозоли — толщиной в сантиметр! Я не знаю, что это за болезнь, но на обморожение никак не похоже. Я потрогал его ступни, потер их. Они оказались теплей, чем мои руки!