Опытный кролик

Будем считать, махнулись мы разумами с Ненашевым. Так сказать, временной перенос для обмена опытом. Интересно, как он там? Госпиталь МВД без вопросов на время примет неадекватного пациента, а жена немедленно начнет хлопотать о душевном здоровье ее мужа.

Но справочка в медицинской карте есть. После ряда командировок Саше мудро прописали там небольшую контузию. Мало ли что может случиться на оперативной или следственной работе. Справка о частичной невменяемости и гуманный российский суд, вынесет не менее гуманное решение.

Пусть посмотрит Ненашев в палате «ящик», там озвучат реалии. После скушает «нежный сталинский» пельмешек (в магазинах продуктов море и с любым названием [7]), чтобы сразу ощутить, как жить стало «лучше и веселее».

Подлечится, обретет душевное спокойствие и вновь начнет служить бухгалтером. Те люди спокойные, невозмутимые в любой эпохе.

Ладно! Так, что у него есть еще?

«Какая странная инструкция для засланца», Саша скептически взвесил в руке дисциплинарный устав. Пусть положат его на рельсы, если жучара Ненашев не спер его из училища, даже не думая вытравливать хлоркой казенный штамп и номер. Угу, суровое время и железный порядок.

Нечестный поступок капитана легко объясним. Шел он служить не в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, а просто — в Красную Армию. Первые два слова магически исчезли со штампов, бланков и печатей летом сорокового года. Далее, взвешенный им на руке, октябрьский томик заставил бойцов и командиров содрогнуться в ужасе [8]. А Саша служил в Советской армии, похожий текст он помнил почти наизусть, как и все доминанты военного коитуса.

Да, была у него пара «друзей», именно так сделавших карьеру.

Рецепт прост: к технике близко не подходить, руководить по книге и видеть одни нарушения Устава. Противопоказаний нет. Осложнения: следует часто менять места службы и избегать участков, где случайно падают кирпичи. Категорически нельзя ездить с коллективом на любую, даже очень маленькую войну. Не страховой случай.

И дальше что будете делать, молодой человек? В Москву ехать, «паровоз» себе выбирать? Панов имел ввиду не агрегат с дымом из трубы, просто настоящий попаданец обязательно должен к кому-то прибиться.

«Тук-тук! Мы к вам, товарищ Сталин, и вот по какому делу!»

Истинные герои всегда быстро всплывают вверх, к власти, орденам, премиям, признанию заслуг.

Сдался в НКВД, и везут тебя в столицу к наркому.

Пара цитат из школьного учебника истории и Лаврентий Палыч нальет рюмку чая. В ответ «пионер», встав на табуретку, начнет декламировать стихи про секрет ядерной бомбы или споет Высоцкого.

Чу! Еле слышное поскребывание в приемной возвещает о явлении перед засланцем самого товарища Сталина, желающего непременно услышать совет, какой дорогой мы пойдем в будущее.

Панов поморщился. Какая-то подозрительная, странная, очень навязчивая привычка героев сдаваться милиции.

Нет за заветной дверью ни щита, ни меча. Унесли в другое место. За НКВД в июне сорок первого числится милиция, пограничники, оперативные войска, пожарные команды, лесная охрана, обслуга лагерей и тюрем, ЗАГС и вытрезвители. Мелочь в виде Управления картографии и Управления мер и весов не в счет.

В феврале сорок первого года всесильный НКВД распилили.

Шпионами, диверсантами и прочей куда-то ползущей контрреволюцией занялся новый Комиссариат Государственной Безопасности во главе с товарищем Меркуловым. Особые отделы стали 3-м Управлением Наркомата обороны, и чекистов не спеша переаттестовывали на комиссарские звания.

Госбезопасность встретила войну, как и армия, в момент перестройки. Весной сорок первого года шел дележ совместно нажитого имущества: кадров, осведомителей, агентов, дел и подследственных. Вон, в Питере следственную часть создали лишь в апреле 41-го.

Нужную по сути реформу начали в неудачное время, и не думая о скорой войне. Уж больно разрослась контора, становясь неуправляемой.

Двадцатого июля все вернули обратно [9], но не остановились. В сорок третьем, когда на фронте окончательно устаканилось, сделали, как задумали, поделив контору-монстра на несколько эффективных (соперничающих друг с другом) спецслужб.

Не надо, даже неутомимому оптимисту лезть в органы в период бардака.

Расторопностью тут страдают, предпочитая идти проверенным следственным путем. В свежесозданной конторе товарища Меркулова, перед первым допросом можно отсидеть две-три недели, а то и несколько месяцев, ничего не ведая о происходящем в стране.

Но, что есть, то есть — никакой бюрократии!

В военной прокуратуре Панов читал дела тех лет. Тонкая папка: справка-ордер на арест, анкета арестованного, один-два протокола допроса, чаще всего составленные задним числом, решение «тройки» и справка о заочном (в особом порядке) осуждении или исполненном приговоре. Жаль, прошли мимо его глаз альбомы, с компактным изложением дела на одном форматном листе.

Про статистику пусть воюют в браузерах, строя и разрушая мемориалы.

Все, что произошло перед войной органам на пользу не пошло. Упрощенный порядок ведения следствия так снизил квалификацию людей, что фантазии в протоколах удивляли даже суровых советских прокуроров, в ужасе браковавших до половины дел, направленных из НКВД в суд.

ЦК партии тоже внезапно констатировало на секретном фронте «головокружение от успехов» и принялось думать, как, особо ничего не меняя, выправить ситуацию [10].

Панов не злобствовал и не перегибал. Он принципиально перестал читать постперестроечные фантазии, как справа, так и слева.

Гораздо лучше чистосердечные признания фальсификаторов уголовных дел, данные военному трибуналу на многочисленных закрытых процессах предвоенных лет. Если кого-то случайно застрелят или просто придушат, плакать не станут.

Его же сценария, после сдачи в органы, хватит на полсерии.

Охмурев от «фантазий» о скорой и непобедоносной войне, Ненашевым займутся «всерьез». Он провокатор, его слова идут в разрез с генеральной линией, а значит пойдет Максим «паровозиком», как очередной разоблаченный иностранный агент.

А что? Даже в исторический процесс Панов впишется. В июне 41-го, в Главном артиллерийском управлении, по ведомству которого ранее служил Ненашев, накроют очередную группу заговорщиков. Ничто не мешало органам перевыполнять закон.

Даже беседовать с учениками доктора Сербского долго не придется. Диагноз поставят быстро: вменяем, значит враг, шпион, лазутчик.

А, собственно, чему верить?

В результате любых командно-штабных учений Красная Армия образца сорок первого размажет вермахт максимум в двухмесячный срок. К слову, такое КШУ в Западном особом военном округе провели осенью сорокового. Ведя упорные оборонительные бои советские войска, отходили от рубежа к рубежу, пока не уперлись, истощив силы врага. С подходом резервов «противник» гордым ежиком вылетел с советской территории.

И плевать, что игра проходила без учета стадии приграничного сражения. В условиях задачи значилось: мы и немцы действовали заранее отмобилизованными силами. По-русски, вся страна, нерушимой стеной, встала на отпор фашистам.

Ну, и что, сидеть и ничего не делать?

Перед глазами проплыли бережно разложенные по мешкам куски тел в вагоне-холодильнике. Разгромленная на горной дороге колонна и как-то затейливо добитые раненые. Проведенный отпуск в гиблых волховских болотах, как попытка хотя бы так отдать долг погибшему на войне деду.

А, ведь, жив пока тот агроном. В поле выходит, смотреть, как растет его пшеница. Новый сорт, долгожданный, специально выведенный для холодов. Соберет летом урожай. Как назло он отменный.

Деду Егору осталось жить два месяца, дальше в огонь Смоленского сражения. Старшего сержанта Панова, вместе с раздавленным расчетом «сорокапятки» не похоронили, там нечего было закапывать. Может лишь пару лопат в ведро, его внук видел такой вариант в командировках. Так и остался дед на смертном солдатском поле.