Чужое место (СИ)

— Потому что в конечном варианте присутствуют еще и детали, разработанные полковником Роговцевым и Леоном Наганом.

— Роговцев не против того, чтобы винтовка называлась «мосинской». А что придумал Наган — способ крепления пружины в магазине и чуть более удобную обойму? При том, что и мосинская вполне приемлема. И за это ему двести тысяч, а Сергею Ивановичу — всего тридцать? Извольте обосновать ваше предложение.

— Все детали винтовки Нагана защищены патентами, а Мосина — нет. Кроме того, он в процессе работы получал жалованье.

— И успел наполучать на сто семьдесят тысяч разницы? И почему нет наших патентов?

— Капитан Мосин отказался их брать, ваше императорское величество.

— Правильно, он же работал по государственному заказу. Не его это дело. Вот я и спрашиваю, почему государство в вашем лице прошляпило этот вопрос? Ведь Наган тоже кое — что у Мосина позаимствовал, но платить не собирается. Короче говоря, мои решения таковы. Первое. Изделие будет называться «винтовка Мосина образца девяносто первого года». Сокращенно — ВМ‑91. Второе. Сергею Ивановичу — двести тысяч, Нагану — пятьдесят, и ни копейкой больше. Если считаете, что мало, доплачивайте из своих средств. Или наймите приличных юристов, которые найдут пути обхода его патентов. В этом, кстати, я вам могу помочь.

— Но ведь так мы испортим отношения с одним из лучших мировых оружейников!

— Значит, надо прилагать больше усилий, чтобы отечественные оружейники побыстрее вошли в число лучших. Наверное, придется мне, раз у вас это не получается.

Ну да, тоже мне, нашел министр лучшего. Он своего Нагана случайно с Браунингом или братьями Маузерами не перепутал? А ведь не зря Петр Семенович так за бельгийца болеет, ох не зря. То есть скорее всего не даром. Небось уже предвкушал немалый откат, а тут вдруг на тебе — такой облом! Похоже, пора начинать прикидывать, кого назначить военным министром вместо него. А то, что Наган может обидеться, так это пусть себе на здоровье. В крайнем случае в русской армии со временем появится револьвер или даже пистолет имени кого — нибудь другого, а пока она и смит — вессоном обойдется. Не припоминаю я, чтобы степень совершенства армейского короткоствола оказала хоть какое — то влияние на ход хоть одной войны. Японцы со своим далеко не идеальным пистолетом «Намбу» в начале второй мировой очень бодро накостыляли англичанам и американцам, а немцев чуть позже великолепный «Вальтер П 38» не спас от поражения в сорок пятом.

Вообще, конечно, военного министра пора было менять, но без спешки — требовалось учесть три соображения. Первое — иметь в виду «эффект качелей». Название я придумал сам, а суть этого эффекта состояла вот в чем. Во всей более или менее известной мне русской истории, если один правитель, так сказать, предоставлял какую — то свободу, то в явно избыточных количествах. Поначалу это действительно давало некоторые плюсы, но потом начинался махровый бардак. Естественно, следующий правитель пытался навести порядок — но всегда заходил в своих благих начинаниях слишком далеко.

Екатерина Вторая совершенно распустила дворянство, из — за чего Павел решил все отыграть назад. Больно резко взялся, прибили.

Александр Первый правил, как он сам сказал, «по законам и сердцу Екатерины Великой», и бардак в конце его царствования был просто выдающимся, а завершилось оно восстанием декабристов. Это очень не понравилось наследнику, и Николай Первый принялся закручивать гайки, в чем явно перестарался.

Александр Второй решил начать демократизацию общества, и чем оно все кончилось, я видел сам. Хорошо хоть его почти вовремя грохнули, «перестройка» не успела привести к катастрофе, как несколько позже в Советском Союзе. Отец вознамерился навести порядок, и в некоторых областях это ему удалось, однако из — за избыточности усилий быстро проявились негативные последствия. За время его сравнительно недолгого правления количество научных звезд первой величины, сбежавших за границу, было максимальным. И это мы с братом еще успели привести в приемлемый вид «указ о кухаркиных детях», а то ведь было бы еще хуже.

То есть политика всегда с большим размахом качалась от устроения разнузданного бардака к наведению чуть ли не лагерного порядка, всякий раз со свистом проскакивая положение равновесия, наиболее предпочтительное для развития государства.

Ну то есть прямо как качели.

Нечто похожее, только в меньших масштабах, имело место и в военном ведомстве. Предыдущий министр, Милютин, сделал много полезного, но основательно развалил дисциплину среди офицерского состава. Нынешний, Ванновский, навел и неустанно поддерживал порядок с жесткой регламентацией всего подряд, который многие, чье мнение я считал возможным учитывать, называли кладбищенским.

Второе условие из тех, что требовалось соблюсти, состояло вот в чем. Новый министр должен быть моим человеком! А то ведь в свое время Лаврентий Павлович Берия недооценил возможностей армии во внутренней политике, понадеявшись исключительно на органы, за что и поплатился жизнью. Нет уж, я таких ошибок повторять не хочу.

И, наконец, условие номер три — кандидат должен по опыту, свойствам характера и по умственному развитию соответствовать высокому посту. Например, Драгомиров — опыт есть, да еще какой, с мозгами все более чем в порядке, но больно уж увлекающийся человек. Из совершено справедливой посылки о важности воспитания высокого боевого духа войск он сделал вывод, что все остальное вообще дело десятое. И, главное, не жалел энергии на пробивание своей точки зрения! Попутно при всяком удобном случае заявляя о бесполезности пулеметов и командно — штабных игр. Вот его бы с Куропаткиным сложить в одну посуду и взболтать до равновесного состояния, а потом снова разделить — получилось бы сразу два прекрасных министра обороны. Но — увы, требуемый миксер не был изобретен даже в двадцать первом веке, и уж тем более его нет сейчас. Присмотреться, что ли, к Редигеру? Правда, он пока всего лишь полковник, но мне ведь не завтра военного министра менять. Года два — три пусть еще поработает, а за это время нужный кандидат вполне сможет подрасти в чинах, особенно при высочайшей поддержке, а уж мне — то ее обеспечить нетрудно, должность позволяет.

Сразу после беседы с военным министром меня ждал подарок на своеобразный юбилей, известный только мне. В коридоре ошивалась Людмила, старательно делавшая вид, что она здесь оказалась совершенно случайно. Моя бывшая ненаглядная теперь была при императрице не только личным парикмахером и визажистом, но и кем — то вроде постоянной няньки.

— Ох, ваше величество, — громким заговорщическим шепотом возопила мышка, — труды — то ваши неустанные наконец — то успехом увенчались! Риточка сама еще не понимает, но я думаю, что она уже ждет ребеночка.

Глава 3

Борис Григорьевич Луцкой смотрел на письмо, пытаясь сообразить — кто же это может писать ему из Берлина? Почему — то молодому человеку показалось важным понять это еще до прочтения послания. Но ничего хоть сколько — нибудь убедительного в голову не приходило, и Борис вскрыл конверт. Внутри оказался еще один, только с его именем и фамилией, написанными по — русски. Вскрыв и этот, Луцкой начал читать, но сразу же со словами «что за дурацкий розыгрыш» отложил бумагу. Ибо прочесть он успел вот что:

«Здравствуйте, уважаемый Борис Григорьевич. Мы с вами никогда не встречались лично, но я недавно узнал о ваших работах в области двигателестроения, а вы тоже наверняка слышали обо мне хоть краем уха. Зовут меня Александр Александрович, фамилия Романов, и в настоящий момент я занимаю должность российского императора. У меня к вам следующее предложение»…

Дальше Борис поначалу читать не стал, но потом его разобрало любопытство. Чего хочет этот неведомый мистификатор?

Правда, приписка в самом конце письма заставила слегка усомниться в правильности первого впечатления. Она гласила:

«Если вы захотите удостовериться в том, что данное письмо не есть глупый розыгрыш или даже попытка какого — то жульничества, то в любое удобное вам время зайдите в российское консульство, оно недалеко от вашего дома. Там просто назовите свое имя, фамилию и послушайте, что вам скажут».