По следам Добрыни

То есть, по Забелину, Киев основан в Древлянской земле. Это первоначально автономный поселок пришельцев, которому Древлянская земля разрешила возникнуть на своем пустом берегу. Территория Киева и верховная власть над ним, безусловно, принадлежат Древлянской земле, пришельцы знают, что построились в чужой земле. Живут же в Киеве не древляне, а разноплеменная вольница, которой верховодят поляне-выходцы, поскольку могут опереться на поддержку своего соседнего княжества, чего выходцы, скажем, из Смоленской или Полоцкой земли за дальностью не могут.

Естественно, такая ситуация чревата конфликтом. Любой повод мог привести к тому, что в один прекрасный день вольный город мог отказать Древлянской земле в повиновении (или, скажем, в уплате традиционной дани). В ходе конфликта естественно было обращение к помощи и покровительству Полянской земли и формальное присоединение к ней.

«Модель», предложенная Забелиным, не лишена логичности. Но в ней одно крайне уязвимое звено: он изображает днепровские берега Древлянской земли «вольными», то есть незаселенными или незащищаемыми. Они потому и стали легкой добычей пришельцев, что Древлянская земля ими, в общем, мало дорожит. Иначе построение города и даже поселка сборной вольницей в чужой земле вообще невозможно.

Но именно с этой предпосылкой закладки Киева согласиться нельзя. Пустого берега здесь быть не могло. Ибо Киевские горы были природным бастионом совершенно исключительного значения.

Вот что пишет об этом Толочко: «Причины возвышения Киева среди других пунктов Среднего Поднепровья кроются в исключительно выгодных микрогеографических условиях киевской территории… Находясь в средней части днепровского водного пути, киевская территория как бы на ключ запирала широкоразветвленную систему речных дорог верхней части днепровского бассейна. На протяжении сотен километров с севера на юг оба днепровских берега низменны, и только в районе Киева правый берег резко возвышается. Эта возвышенность представляет собой северовосточную окраину всего правобережного плато, к которому, от устья Ирпеня на севере и до устья Стугны на юге, только в трех местах подходит Днепр. Из трех господствующих выступов (вышгородский, киевский и трипольский) только киевский занимает командное положение. Он лежит неподалеку от впадения в Днепр последнего крупного притока, Десны, но не выше этого места, как вышгородский, и не на таком отдалении, как трипольский» [68].

Это уже достаточно красноречиво. Но еще не все. Толочко продолжает: «Не имеет равных киевская территория во всем Приднепровье и в топографическом отношении. Со всех сторон ее окружают естественные рубежи. Нет нужды доказывать степень неприступности Киева со стороны Днепра. Но кроме Днепра неоценимое значение для Киева имели его небольшие речки – Лыбедь (являвшаяся первой, естественной, линией обороны Киева со стороны поля), Крещатик, Клов, Глубочица, Киянка, Юрковица и др. Вместе с многочисленными оврагами они образовывали такое количество естественно укрепленных гор (Старокиевская, Киселевская, Детинка, Щекавица, Лысая и др.), какого нет ни в одном другом районе Среднего Приднепровья. Киевская территория, как никакая другая, способна была принять и выгодно расселить большое число людей. И наконец, она располагала первоклассной речной гаванью, какой была река Почайна, впадавшая в Днепр у подножия Старокиевской горы» [69].

Стратегическая позиция столь невероятной важности и выгоды никак не могла рассматриваться Древлянской землей как ненужная окраина и оставаться неосвоенной и бесхозяйной. Здесь не могло быть «вольного берега», предполагавшегося Забелиным, и потому никакая пришлая вольница не могла бы обосноваться здесь без форменной войны с владелицей Киевских гор. Да и Полянская земля могла бы отнять природный бастион Киевских гор у Древлянской только в результате войны.

В этом месте город не мог быть заложен в чужой земле, а только в своей. Заложить будущий Киев мог только князь Древлянский. И Древлянской земле явно была нужна здесь пограничная крепость против Полянской.

Но ведь Киев означает «крепость, заложенная Кием», то есть князем Кием Полянским, да и летопись утверждает это. Однако раскопки 1971 года (Гончарова и Толочко) показали иное. На высшей точке Старокиевской горы, возле нынешнего Исторического музея, возле храма Перуна (погребенного сейчас у входа в Исторический музей, но раскапывавшегося еще до революции видным археологом Хвойкой) и княжеского дворца VIII века был найден на материке культурный слой VI века с печью, полной керамики – древлянского типа. Керамика была так называемой пражско-корчакской культуры (Корчак – село на древней территории Древлянской земли, а Прага – нынешняя столица ЧССР). С этой свежей находкой меня знакомил в сентябре 1971 года в Киеве сам Петр Петрович Толочко, причем подчеркивал, что керамика древлянская. А в дальнейшем я узнал, что это крайняя восточная находка керамики пражско-корчакского типа.

Макушка Старокиевской горы входит в так называемый «город Кия», крепость, упомянутую в летописи и давно обнаруженную археологами (размером в 2 гектара). В таком близком соседстве с главным храмом Перуна Полянского (пусть тогда еще главным храмом не державы, а одной Полянской земли) и Полянским княжеским дворцом простолюдины, не только древляне, но и поляне, жить не могли. Стало быть, в VI веке здесь храма Перуна, княжеского дворца и даже полянской крепости еще не было.

Но вспомним слова Толочко об обилии здесь различных гор. И любопытно, что Старокиевская гора вовсе не контролирует ни Днепр, ни Почайну. К ним выходят три другие горы, отделенные от «города Кия» и друг от друга глубокими ярами и древним Боричевым взвозом, нынешним Андреевским спуском.

Это отдельно стоящая Замковая гора, она же – Киселевка (останец площадью около 10 гектаров, высотой около 80 метров, чуть ниже «горы Кия»). И это две тянущиеся к ней с разных сторон от Старокиевской горы острые шпоры – Детинка и Воздыхальница (около 1 гектара каждая). Именно эти горы и выступают здесь ближе всего и к Днепру и к Почайне. Именно они (а не Старокиевская гора) контролируют обе реки сверху и доступ на «гору Кия» снизу. Гора Кия лежит в их тылу, под их защитой.

Само имя Детинки (от «детинца») говорит о наличии здесь древней крепости. Наличие еще в глубокой древности крепостей и на Замковой горе и на Воздыхальнице сомнений у археологов не вызывает.

В 1982 году Киев торжественно отмечал свое 1500-летие, – его праздновали вся страна и весь мир. Это, конечно, означает, что 482 год – не летописная дата основания города, а установленная археологами в раскопках уже после 1971 года дата наличия на Киевских горах славянского поселения, еще не города. В будущем эта дата может оказаться еще более древней. Но пока что мы имеем уже не VI, а V век.

В связи с юбилеем высказывались разные точки зрения на основание Киева, и научные споры еще продолжаются. Я здесь в дебри этого вопроса углубляться не стану, замечу только, что, по византийским сведениям X века, киевская крепость носила загадочное для нас название Самбатас (русские имена в византийском источнике сильно искажены, и, как звучало «Самбатас» по-русски, мы не знаем). Имя «Самбатас» называли даже труднейшим сфинксом русской исторической географии, и ему посвящена обширная литература. На мой взгляд, вряд ли оно могло относиться к «городу Кия», который, разрастаясь, стал именем всего города. Гораздо естественней, что оно относилось к какой-то более древней крепости, какой могла быть одна из «выносных» крепостей, в тылу которых возвышалась Старокиевская гора.

Наиболее логичным решением загадки представляется мне построение в глубокой древности древлянских пограничных крепостей, контролировавших Днепр и Почайну, на Замковой горе с Детинкой и Воздыхальницей (имя последней считают произошедшим от позднейшего кладбища). Самая высокая гора лежала под их защитой, в их тылу, укреплять ее древлянам было незачем.