Вляп

  -- Да уж. Ну и здорова ты, бабушка Степанида. Ну и удумала.

  -- Да уж, удумала. Род наш Укоротичей спасать надо. Вывелся род почти начисто, обнищал, обезлюдел. Одна надежда на тебя. Где боярину чести и силы набраться, власти да богачества? У стола княжьего. А Гордей из смоленских воевод из первых. Князь Ростислав его слушает. И тут мало Гордея убедить, что ты его внучка единственного спасти хотел. Не в суд идём. Мало чтобы он всякую вину с тебя снял в разумении своём. Надо чтобы он всему Киеву это показал. Да так, что никто шепотнуть тайком не смел. А для этого - чтобы выдал за тебя свою младшенькую. Вот после этого приведёт он тебя к столу князя киевского, скажет: "се зять мой единственный. Он мне заместо сына." Тут и Ростислав вину за собой почувствует за ущемление наше. Князь нынешний - человек совестливый да богомольный - вотчинки отобранные отдаст, за сожжённые - серебра подкинет или скотинки, а то - еще землицы да смердов. А тебе место возле себя даст, чтоб было тебе на прожитие безбедное. Надо внучек, надо. Я столько лет Укоротичей тяну, поднимаю. Столько сил да трудов положила. Столько всего перетерпела. Ещё с тех пор как девкой-малолеткой нетронутой-нецелованной к старому Мономаху в постель влезла. Причуды его стариковские ублажала да терпела. А когда меня, брюхатую за деда твоего выдавали? А сколько я приняла, когда вся родня деда твоего меня гнобила да туркала? А как дед твой, на меня глядючи, за плётку хватался? Только брюхом с семенем княжеским и оборонилась. А потом, когда дурней этих, у которых кроме гонора родового - ни ума, ни имения... Неужто все в распыл пойдёт?... Женись, Хотенеюшка, на Гордеевой - с лихвою вернём.

  -- Хорошо ты придумала, старая. Все промыслила. Только одно забыла - не отдаст Гордей за меня дочку. Ему внуки нужны, а у меня, сама сказала - весь Киев знает, на девку не встаёт.

  -- А у меня такая есть, что и у тебя встанет.

   Судя по голосу, старуха наслаждалась недоумением внука и чуть не смеялась в голос.

  -- Ты уже пробовала и не раз. Последнюю, что присылала, сама же потом плетями ободрала и язык урезала. Предпоследней я голову разбил. Прямо в опочивальне. Грязи было... И не жалко тебе холопок?

  -- Ну, холопей жалеть - только портить. А мою ты уже попробовал - подарочек мой, "целочка серебряная".

  -- Уже донесли... Слова не скажи... Постой - но... это же малец?! Или я чего не видел, не понял? Опять обманула, карга старая!

  -- Но-но. Уже и карга. Не обманывала я тебя. А вот Гордея и прочих... Подарочек мой ты видел и пробовал, тебе понравился. Теперь берём его и одеваем в женское платье. Да не в наше русское, а в... персиянское. По пророку Магомету скроенное - наружу только рученьки да ноженьки. Вон они: ручки тоненькие, пальчики длинненькие, ножки маленькие, беленькие. А на всем остальном - тряпки глухие. И зовём все это... княжной персиянской. Дескать, мудрая бабушка внучку своему любимому сыскала наложницу редкую. Редкой красы и талантов. А внучек-то как увидал сие чудо несказанное - всякую мерзость и пакость противоестественную бросил, наложников своих разогнал и только с ненаглядной своей и балуется. И та от него уже понесла.

   Последняя фраза ошеломила не только меня, но и Хотенея.

  -- И как же малёк рожать будет?

  -- Ну, это дело не скорое. А вот подушку под одежду сунуть, да походить вперевалочку - не хитро. А поскольку девка не простая, а княжеского персиянского рода, наших веры и обычаев не знает, а Хотеней Ратиборович в ней души не чает и многие воли позволяет, то и в баню общую людскую ей не ходить. Она господину спинку трёт. А он - ей. И с девками в девичьей не сидеть, не болтать. Поскольку немая.

   Господин глубоко задумался. А мне идея понравилась. А что - одену паранджу, опять же штаны. Никто лица не видит. И "хозяину - спинку"... Значит - с ним вместе, с моим...

  -- А хочешь, внучек, мы её окрестим? Чтобы все видели, какую ты красу поимел? Да и души агарянской спасению поспособствовал?

  -- Сдурела? У него хозяйство не менее моего. А как встанет? Народ в церкви собрался, а тут он своим... "божьим даром" звенит и в купель лезет...

   Степанида аж зашлась в смехе.

  -- Экое ты еще дитё, Хотенеюшка. Отрежем. И что стоит, и что висит. Полезет гладенький аки девочка-малолеточка. Только что дырок меньше. Так нарисовать можно.

   Мне стало несколько не по себе. Оно конечно - мне это больше не надо. Поскольку хозяин меня любит... А вдруг разлюбит? Если я буду "как девочка-малолеточка". Кажется, мысль эта пришла в головы и собеседникам.

  -- Не бабушка. Покуда - резать не надо.

  -- Ладно, платочком белым подвяжем, свету в церкви - немного, занавесочку перед купелью приспособим... дескать пуглива очень...

  -- Не надо. Да и от попа не спрячешь. А лишние глаза - сама говорила - лишние языки. Тут ведь дело такое... Гордея обмануть может и можно... но если он про обман узнает...

  -- Правильно мыслишь, внучек. Если узнает - придёт Укоротичам укорот под самый корешок. Посему, давай-ка прикинем, кто про суть мальчонки знает. У меня на дворе: я сама, Саввушка с подручным. Ну, эти не болтливы. Прокопий - тот вообще - хоть под пыткой. Лекарка, которая его привезла. Юлькой звать. Она его и пользовать будет, пока не вылечит. И вот, хочу к нему к нему Фатиму-костоломку приставить. Для защиты, присмотра и обучения. А у тебя как?

  -- Да вроде никто. Корней один. Из моих наложников - он старший. Со мной уже 4 года, вроде лишнего не болтал.

  -- Ну, смотри. С твоего двора кто-то на сторону наушничает. Кое-какие дела твои по городу слышны. Ты уж сыщи изменщика. А покудова искать будешь - малёк твой у меня поживёт. Вычистишь болтунов да соглядатаев чужих... И разгони гарем свой, наложников. Ты у нас теперь муж примерный - с бабой, да и только с одной в постель ложишься. Женится вполне созрел. Тут-то тебе и высватать Гордееву младшенькую. Ну что, внучек, по рукам? Мир промеж нас?

  -- Лады. Мир. Только... Вот про самое главное-то ты не сказала. Ну обвенчают нас, ну пропьют жениха с невестой. А дальше-то как?

   И правда: "На кровать слоновьей кости положили молодых и оставили одних". И что мой господин со своей молодой женой делать будет? При его полном неприятии женщин. В "ладушки" играть? А старуха прямо давилась от смеха.

  -- Ой чудо моё, чудушко. Ну рассмешил, ну позабавил. Ладно, дитё моё малое, несмышлёное, к следующему приезду твоему сыщу девицу нетронутую, покажу тебе как жену молодую разложить-положить да привязать. Как девство её нетронутое хоть пальцами, хоть вон ручкой ложки... Не косороться. Крови-то по-менее будет, чем когда ты девку-то за косу да об стену, да и мозги по всей опочивальне в разлёт.

  -- Да ладно тебе. Я не про это. Разок первый оно может и пройдёт, а дальше. Сама говорила - Гордею внуки нужны. Ежели я ей по-быстрому живот не надую - разведёт нас Гордей. И еще пуще озлобится. Да так, что мало не будет. За негодностью к супружеству.

  -- Учится тебе у бабушки надо, а не бегать от меня, да слюнями брызгать. Коль своего ума нет - меня послушай. Ладно. Кто старое помянет - тому глаз вон. Гордею внуки надобны. Особливо -- первенец. Он, поди его к себе возьмет, имение свое ему передаст. А вот надобны ли тебе сыны? Не вообще, а вот прям сразу, в этот год?

  -- Не понял я? Это как?

  -- Я ж и говорю - дитя неразумное. Вот родила тебе жена сыночка. Немного времени прошло - дитя подросло, Гордей во внуке души не чает. Настоящие-то дети - внуки. Помолоду дитё - обуза. А вот внуки - самая-то радость и есть. Как ты, Хотенеюшка, для меня старой. Ну вот. Внучек дедушку за бороду таскает, дед от счастья аж слюни пускает. А тут, жизнь-то идет, вдруг - какая-никакая между вами... нелюбовь. Гордей-то тебя гнуть начинает, ломать. А ты ему тут в лоб: "Сыночек-то не мой, от холопа теремного прижит. Нету у тебя, тесть мой любезный, внучка яхонтового. А растил ты, ласкал сынка холопского. Поскольку дочь твоя курва похотливая". Но ты, де, про то молчать будешь, ежели он нелюбовь свою похерит. А то и продашь ему холопченка этого за мзду небольшую. Не поганым же его.