Таинственный монах

Ермилов согрел чай. Тот оказался намного лучше, чем грузинский из XXI века. Явно сапожника им снабжали оставшиеся довольными его мастерством рабочие. Теперь можно было немного расслабиться. Прилег на лавку. Задумался. Пришел в себя, когда кто-то попытался открыть дверь. Выхватил пистолет и тут же соскользнул с лавки на пол.

— Закрыто, товарищ Блохин! — Раздалось за дверьми.

— Изнутри? — Поинтересовался кто-то.

— Закрыто на сувальдный замок.

— У кого есть ключ?

— Так потерян же, Александр Дмитриевич, — раздался голос.

— Давно?

— Да бог его знает…

— А мне казалось, что два месяца назад здесь висел навесной замок. — Молвил Блохин.

— Так показалось.

— Будем считать, что показалось, — согласился Александр Дмитриевич.

Шаги удалились. Ермилов перевел дыхание и поднялся с пола.

— Пронесло, — прошептал он.

Об Александре Дмитриевиче Блохине Игорь в свое время читал. Как-никак военный комиссар и начальник гарнизона Замоскворечья. Осторожно стараясь не шуметь, путешественник подошел к окну. Выглянул. Сквозь мутное стекло было видно, как трое удалялись. У одного — ружье, у второго в руках маузер, у третьего на поясе кобура с наганом.

Направились в сторону ворот. Игорь незаметно приоткрыл противоположное окно, из которого была видна куча металлолома, и выскользнул на улицу, но в цех идти не решился, предпочел взглянуть на приезд Ленина.

Автомобиль въехал в заводской двор. Из машины выскользнул Степан Казимирович Гиль, шофер председателя Совета Народных Комиссаров, отворил дверцу со стороны пассажира.

Блохин по-военному приветствовал Ильича.

— Здравствуйте, товарищи, — картаво произнес невысокого роста человек, — а это что значит? — и Ленин показал рукой на красноармейцев.

— Охрана митинга, Владимир Ильич, — отчеканил Александр Дмитриевич.

— Уберите эту охрану. От рабочих нас охранять нечего.

— Одну минуточку, Владимир Ильич. — Проговорил военный комиссар и направился в небольшое здание.

Отсутствовал он минут пять. Ермилов решил, что тот связывался с человеком, который в данный момент замещал Дзержинского. Затем Блохин распорядился снять выставленную охрану.

— Вот и хорошо, — проговорил Ленин и направился в гранатный корпус завода.

Ермилов через пару минут проследовал в том же направлении.

Игорь через ворота вошел в цех. Пристроился в углу и стал слушать пламенную речь вождя. До него донеслось:

— Нас, большевиков, постоянно обвиняют в отступлении от девизов равенства и братства. Объяснимся по этому поводу начистоту.

Ленин стоял в самом центре, справа Блохин, слева кто-то из рабочих. Владимир Ильич сжимал кепку и делал резкие движения рукой.

— Какая власть сменила царскую? — Продолжал между тем председатель Совета Народных Комиссаров. — Гучково-милюковская, которая начала собирать в России Учредительное собрание. Что же действительно скрывалось за этой работой в пользу освобожденного от тысячелетнего ярма народа? А то, что за Гучковым и прочими радетелями собралась стая капиталистов, преследовавших свои империалистические задачи. А когда воцарилась компания Керенского, Чернова и прочих, то это правительство, шатавшееся и лишенное почвы, только и пеклось о кровных интересах близкой им буржуазии.

Ермилов попытался вспомнить, кем был Гучков. В памяти всплыли два образа. Старший и младший брат. Первый — российский предприниматель, политик, общественный деятель городского самоуправления и организатор городского хозяйства Москвы. Отметился началом строительства второй очереди городской канализации. Развил в городе Москве лучшую во всей стране трамвайную сеть. Именно он сделал, чтобы начальное образование стало общедоступным и бесплатным. За несколько лет до Октябрьской революции вышел в отставку. Уже на пенсионе организовал московский Красный Крест. Второй — российский политический деятель, лидер партии "Союз 17 октября". Председатель III Государственной думы, Военный и морской министр Временного правительства. Казалось, что оба старались для народа, но, так или иначе, угодили в противоположный лагерь.

Скорее всего, решил Игорь, сейчас Ленин имел в виду младшего брата. Именно Александр Иванович во время Февральской революции был председателем Военной комиссии Временного комитета Государственной думы. Собственно, ему и доверил Керенский пост Военного и морского министра. Как раз он да Шульгин в марте семнадцатого года принимали в Пскове отречение Николая Кровавого. Вместе с Милюковым высказался за сохранения монархии, отчего оказался в меньшинстве даже среди своих соратников. В апреле этого же года из-за неспособности противостоять анархии и разложению армии принял решение подать в отставку. Ермилов вспомнил, что деятельность Гучкова на посту министра разочаровала тогда многих.

А между тем Ленин продолжал говорить с трибуны. Слова его громко звучали под сводами цеха. Особенно Игоря заинтересовал момент, когда Владимир Ильич произнес:

— Возьмем Америку, самую свободную и цивилизованную. Там демократическая республика. И что же? Нагло господствует кучка не миллионеров, а миллиардеров, а весь народ — в рабстве и неволе. — По цеху пронесся гул недовольства. — Если фабрики, заводы, банки и все богатства страны принадлежат капиталистам, а рядом с демократической республикой мы видим крепостное рабство миллионов трудящихся и беспросветную нищету, то спрашивается: где тут ваше хваленое равенство и братство? Нет! Где господствуют "демократы" — там неприкрашенный, подлинный грабеж. — Аплодисменты.

Ермилов думал, что эту мысль о демократах придумали в его время, оказалось — нет. На секунду у Игоря закралась мысль, что у "вождя мирового пролетариата" в советниках мог оказаться человек из будущего. Тот, кто волей случая заполучил некий вариант Машины времени. Разочаровавшись в своем времени. Устав от действий всяких олигархов, тот переместился сюда, чтобы вершить историю.

— Рабочие же прекрасно сознавали, — продолжал между тем Владимир Ильич, — что покуда будут жить в умах феерии о демократической республике и Учредительном собрании, до тех пор по-прежнему будут тратиться 50 миллионов рублей ежедневно на пагубные для них военные цели, до тех пор они никогда не увидят выхода из капиталистического гнета. — Тут вождь решил поставить эффектную точку в своем выступлении. Взял паузу. Оглядел собравшихся. Игорь вдруг почувствовал его взгляд на себе. (Мурашки пробежали по спине). Затем расправил кепку и закончил свою речь словами: — Поняв это, рабочие создали свои Советы!

Раздались аплодисменты. Ермилов понял, что Ленин обладает одним самым бесценным даром для политика. Вождь чутко улавливал настроение масс. Умел находить самые веские доводы, чтобы убеждать в своей правоте.

Затем последовали вопросы. Ленин улыбался и почти все время, не задумываясь, отвечал, словно был заранее к ним подготовлен. Вполне возможно, первоклассный игрок в шахматы умудрялся просчитать все, чтобы не упасть лицом в грязь.

Между тем митинг подходил к концу. Игорь взглянул на часы.

— О-го, — произнес он, — почти час.

Владимир Ильич спустился с трибуны. Пробираясь среди расступавшихся перед ним рабочих, поспешил к выходу. Ермилову вдруг показалось, что вот-вот грянет "Интернационал", как это обычно бывало в старых фильмах про Ленина. Поэтому, когда вождь поравнялся с ним, Игорь последовал за ним.

Около машины Владимир Ильич остановился. К нему тут же подошли две женщины. Ни в одной из них Ермилов Фанни Каплан не признал. О чем-то минуты две разговаривали. Ленин несколько раз кивнул, потом добавил:

— Разберемся.

Гиль отворил дверцу, и вождь забрался внутрь. Никаких выстрелов, никакого покушения. Машина покинула территорию завода.

Ермилов вернулся в сапожную мастерскую. Закрыл дверь, как сделал в прошлый раз. Разогрел чая, достал из кармана остаток пирога и стал жадно есть. Когда вернется в свое время, пообедает по-настоящему, решил Игорь. Он считал, что после совершения покушения история вернется на круги своя.