Принц Вианы

Стрелки остались под впечатлением.

Марта снова плакала. На этот раз не стесняясь никого. Слова она понимала скорее с пятого на десятое, но вот мелодия эта никого не может оставить равнодушным.

А я отчаянно завидовал поэтическому дару своего шута, потому что не мог адекватно выразить в словах свои чувства.

Вот и занимался с тоски переделкой на чужие языки великих песен своего народа.

— Какой сегодня день, а то я что-то счет им потерял? — спросил я утром свою свиту, одеваясь после умывания.

— День святой Моник, — тут же отозвался дамуазо Филипп.

— А по числам?

— Двадцать седьмое августа, сир, — откликнулся раб Микал.

— Плохо, — вырвалось у меня.

— Осмелюсь спросить, сир, почему это число хуже других? — заинтересовался Микал.

— Да потому что дома окажемся ближе к зиме. А дел у нас немерено.

Ну вот, опять шило в заднице заиграло. Жажда деятельности проснулась. Нагрузить бы это тело ФИЗО до посинения, чтоб гормоны сбросить, да нельзя пока — нужно, чтобы сотрясшиеся мозги на место встали. А это тоже время. Сам же так подгадывал, чтобы все лежачие лечебные процедуры завершить на тихой барке.

— Вы ошибаетесь, сир, — подал голос Филипп, — намного раньше будем в Наварре. До Нанта осталось всего пару дней плыть. Там, правда, неизвестно, сколько времени займет поиск нужного корабля. Но само плавание до Сантандера займет меньше недели. А там всего останется с десяток конных переходов до Помплоны.

Но тот малец, что во мне сидит, уже закусил удила.

— Загибай пальцы, — ответил я. — В Сантандере придется задержаться на неделю — раз. Доберемся до Помплоны — уже октябрь на дворе — два. А еще в Помплоне на общение С маменькой и прочими также неделя пропадет — три. Путь до Вианы — ладно, пару дней. В Виане неделя — четыре. Пока в Беарн обернемся — ноябрь на дворе. Причем два раза через горы переходить. Какая все-таки медленная тут дорога… Огорчает это меня. Очень огорчает.

— Увы, сир, Господь так распорядился, что крыльев у нас нет. — Филипп состроил огорченную рожицу.

Получилось у него это забавно. Даже развеселило.

— Я помню, что «человек — это двуногое существо без перьев», — щегольнул я цитатой из Платона.

И все засмеялись.

Я — так громче всех, припомнив описание у Диогена Лаэртского, как Диоген Синопский ворвался в платоновскую Академию, потрясая ощипанным петухом в руке и крича: «Вот человек Платона!»

Но наше веселье с уклоном в местную географию нарушил сержант. Как всегда грубо, зримо и брутально.

— Прошу прощения, сир, что прерываю ваши занятия, но дело не терпит отлагательства, — заявил он совершенно сокрушенным голосом.

— Продолжай.

— Кони в трюме измучились от недостатка движения. Затекли. Хотят лечь, а тесные стойла этого им не позволяют. Если их не выгулять, не размять хотя бы день, загубим лошадей. Не говорю уже о том, что столько же нам еще и по морю плыть, и удобства для коней там будет меньше, чем здесь.

— Дону Саншо ты это говорил?

— Нет пока, сир. Сначала доклад вам, а там — как решите, так и будет, — показал старый службист свое понимание субординации.

Почесал я репу, надеясь придумать приемлемый выход из создавшегося положения, как вдруг над нами шкипер барки, который держался за рулевое весло на крыше надстройки, громко так заорал в сторону носа посудины в надежде докричаться до Саншо:

— Ваша светлость, ваша светлость! Вы просили предупредить, когда будем подходить к шато Шантосе. Так он скоро будет. Один поворот остался. По левому берегу уже земли сеньории Рец.

— Вот там, надеюсь, нам разрешат размять коней и покормить их свежей травкой, — сказал я своей свите и направился к дону Саншо, как к старшему товарищу, выяснять подробности будущей стоянки.

Громада замка Шантосе вырвалась из-за поворота и нависла над рекой толстой круглой башней под высокой конической крышей, на которой вертелся флюгером позолоченный галльский петушок. Ближе к нам и дальше от берега стояла не менее мощная прямоугольная башня под шатровой крышей. Сразу от реки в глубь берега шел широкий ров, превращающийся у ворот в большой пруд, через который перекинут узкий мост. Судя по толстым цепям, которые тянулись к надвратным башням от середины моста, — тот был подъемный. Перед самим мостом на нашем берегу пруда стоял небольшой, но высокий форт-бастида из четырех башен, соединенных короткими стенами. Чтобы прорваться на мост, противнику следовало сначала захватить это предмостное укрепление. Все в замке было выстроено из темно-красного дикого камня. А перед фортом на расстояние не менее версты-полутора расстилался луг с сочной травой, на котором были вырублены даже слабые намеки на кусты. Не говоря уже о деревьях.

Глубже в береговой полосе виднелись синие и красные крыши деревеньки.

Несколько пейзан косили на лугу высокую траву — запасали сено.

— Вот хорошее место для причала! — воскликнул шкипер и громко раскомандовался матросами: — Гастон, якорь за борт. Ален, Оливье — лодку спускать. Ришар, второй якорь в лодку. Да пошевеливайтесь же, тараканы беременные! Планше, смотреть с носа дно. Не дай Дева Мария, корягой борт пробьем.

Матросы застучали по палубе голыми пятками, ороговевшими у них до состояния конских копыт.

Швартовка к неподготовленному берегу — а мы специально встали вдалеке от Шантосе, чтобы не напрягать охрану замка, — дело оказалось не быстрое.

Сначала подошли к пологому песчаному пляжу бортом барки, используя инерцию корпуса и течения.

Бросили в воду кормовой якорь со стороны большой воды, затормозив движение.

Второй якорь с кормы лодочка увезла на берег и закрепила там. Просто вбив крепкий дрын в землю через отверстие старого жернова.

Потом повторили ту же операцию с носовым якорем.

И лишь затем матросы стали одновременно подтягивать барку бортом к берегу, выбирая якорные канаты.

Последним подтянули канат с якоря, утопленного в реке. И на трех растяжках барка стала как вкопанная.

Пока готовили сходни, мессир дю Валлон успел облачиться в тот же прикид, в котором он впервые появился перед нами из леса.

— Сир, я схожу, послушаю по округе, что говорят? — Вроде бы как даже отпросился у меня на время.

Но мне много говорить и не надо. Я умею читать между строк. Мне было очень жаль расставаться с этим замечательным стариком, но что поделать: вольный ветер не схватить, конский топот не словить. И никого не облагодетельствовать, если при этом ломать ему кайф. Несмотря на все заверения либеральных экономистов о том, что человек работает только ради денег, либеральные же психологи установили, что человек, если у него есть выбор, будет делать только то, что ему нравится.

Получил вагант свой золотой за уроки, присяги не давал — свободен от обязательств, не подкопаешься. Я бы ему и больше денег дал, если бы он попросил. И счастливого пути пожелал бы. Но он оказался гордым и уходил по-английски только в том, что было на нем. Даже краюхи хлеба не взял.

— Конечно, если это необходимо, — ответил я ему уклончиво и двояко.

И дю Валлон, поклонившись мне, первым сошел на берег. Вскоре его фигура, одетая во все зеленое, скрылась в зеленых кустах.

Вот и вторая потеря для меня в этом времени, если Иоланту считать за первую. Сколько их еще у меня будет… этих потерь. Неизвестно, кстати, что там с Иниго Лопесом? Добрался ли он благополучно в Руан или попал по дороге в плен, выполняя мое задание?

Кнехты стали осторожно выводить понурых лошадей, которые на наклонных сходнях заметно дрожали ногами.

Почти половина непарнокопытных, после того как их вывели на лужок и стреножили, легли. Остальные, вяло подскакивая, охотно щипали свежую траву.