Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Но Сандалов полагал, напротив, что исключительно из-за его непроходимой имманентной тупости. Поэтому ГЕНЕРАЛ Сандалов был особенно рад его видеть.

Сандалов ответил на молодецкое отдание чести ленивым взмахом руки и добродушно сказал:

— Да бросьте, коллега! Мы ведь не на строевом смотре… Откуда Вы, что нового?

— Я всего-навсего делегат связи от 10-й армии, — доложил Пэрн обрадованно. — Война нас с командармом, да и всем командованием, застала в полевой поездке под Белостоком, и командарм Голубев Константин Дмитриевич лично(!) приказал мне ехать к Вам в качестве его личного(!) представителя.

— Да, поручение ответственное, кого попало, например, простого адъютанта, не пошлешь… — ответил Сандалов с тщательно скрываемой усмешкой, и тут же, начальнически нахмурившись, вопросил: — Так как у Вас там дела, в 10-й?

— Да в целом ничего, товарищ генерал… До середины дня войска 10-й армии прочно занимают оборону у госграницы и лишь на левом фланге отошли на пару километров на Восток. Штарм-10 находится в лесу западнее Белостока. Плохо только, что связи со штабом Фронта не имеем… И еще… Не знаю, можно ли об этом говорить… — доверительно, как своему, продолжил полковник, — но скажу только Вам по большому секрету… Наша 9-я сводная авиационная дивизия в первый же день потеряла большую часть своих самолетов…

Продуктивную беседу прервал басовитый автомобильный гудок. К обочине подрулил сверкающий «ЗиС».

Командиры вытянулись в струнку.

Отрубив строевым четыре шага, Сандалов молодецким голосом прокричал представителю командования Запфронта генерал-майору И. Н. Хабарову:

— Товарищ генерал! Согласно приказа командарма-4 следую для проверки сводного полка подполковника Маневича! Жду Ваших указаний!

Хабаров, лениво отмахнувшись, как совсем недавно Сандалов:

— Вольно, товарищи… Вы из 4-й и..? А, из 10-й! Славно, славно… На ловца и зверь бежит… то есть не бежит, а стоит…

Генерал и полковник угодливо захихикали начальнической шутке…

— Ну, я хочу Вас обрадовать… Я сейчас прямо из Барановичей, там уже разгружается 47-й стрелковый корпус, а именно управление и 155-я стрелковая дивизия из Бобруйска. 143-я стрелковая дивизия следует туда же эшелонами из Гомеля, 55-я стрелковая дивизия перевозится фронтовым автомобильным полком по Варшавскому шоссе к Березе-Картусской… Ваша 100-я дивизия тоже вроде бы как поднята в поход из Минска, правда, отправляется мобилизованным из народного хозяйства транспортом и пешим порядком, так что скоро ее не ждите… Однако уже сейчас сил у нас более чем достаточно! — генерал барственно-покровительственно, сверху вниз взглянул на послушно внимающих, смотрящих ему в рот Сандалова и Пэрна и продолжит: — Скоро, очень скоро, через какие-нибудь два-три дня, Вы будете спать совсем спокойно… Резервов у Вас будет предостаточно… Надежно прикроем левый фланг Белостокского выступа, а потом рванем — прямо на Берлин!

22 июня 1941 года. 21 час 01 минута.

Проселочная лесная дорога Высокое — Каменец

Шлепая по пыли широкими гусеницами, артиллерийский трактор — открытый, без кабины — со скоростью 4 км/час медленно, но верно волок по узенькой лесной дороге 152-мм гаубицу и два прицепа со снарядами и прочим нужным скарбом…

В обход Бреста — по широкой дуге, 447-й корпусной артполк совершал марш к Малорите.

Внезапно, не глуша мотор и даже не останавливая машину, чумазый тракторист соскочил из кабины, расстегнул на бегу штаны, присел тут же, у обочины…

Подтеревшись сорванным лопухом, он за несколько минут догнал свой самостоятельно ползущий трактор и ловко на ходу запрыгнул в кабину… Марш продолжался…

— Да, вот такая у нас мобильность… — задумчиво сказал наблюдавший эту сцену командир батареи.

22 июня 1941 года. После заката

Заходит кровавое солнце первого дня войны…

Над Крепостью все еще стоит дымное облако от догорающих пожаров…

Немцы сейчас обстрел прекратили, потому как: «Война-войной, а обед строго по расписанию». Кроме шуток, сейчас у них — перерыв на ужин.

Пользуясь затишьем, красноармейцы разгребают завалы, выносят и складывают у клуба тела погибших. Купола бывшей гарнизонной церкви Святого Николая печально и молча смотрят на воинов, смерть принявших на поле брани за Отечество. В это же время другие бойцы приводят в порядок осыпавшиеся окопчики на главном валу. Их уже соединили в неглубокую, пока по грудь, но уже намечающуюся приличную траншейку…

Работами деятельно распоряжается юный ротный, тщательно соотносясь с деликатными советами Кныша…

На Госпитальном острове батальонный комиссар Богатеев, бормоча сквозь зубы нехорошие слова, роется в развалинах госпитальной аптеки, поглядывая через плечо на готовую каждую минуту рухнуть ему на голову обгорелую балку и вытаскивая из-под груд обгорелого кирпича периодически то одну, то другую полусгоревшую коробку, при виде которых ассистирующие ему медсестры каждый раз разражаются бурей искренних восторгов.

Их можно легко понять — только первый день воюют, а в лазарете уже чего-чего только нет! Бинтов нет, ваты нет, анальгетиков нет… Ничего практически нет. Очень большой расход, в разы против довоенных расчетов. Недаром великий Пирогов так и называл войну: «Травматическая эпидемия!»

Когда Богатеев иной раз бросает взгляд из окна с выбитой рамой на пятачок асфальта перед хирургическим корпусом, его вдруг невольно охватывает совершенно странная, непроизвольная, совершенно непонятная ему ознобная дрожь…

И тогда те слова, которые он бормочет, становятся уж очень нехорошими…

Майор Гаврилов в подвале Белого дворца, который стал черно-закопченным, горюя об отсутствии толкового начштаба, готовит боевой приказ на следующий день. Тяжкую обязанность — писать письма семьям погибших командиров — он оставил «на потом»… Да и потом — куда письма писать? Где их теперь искать, семьи? Живы ли вообще они? Вот, например, семья Фролова…

— Эх, комиссар, комиссар… Как же мне тебя не хватает…

…«Росписной» зека, вместе со своими братанами, целый день после ночной смены без «шабаша» и «шамовки» отпахав на трассе: чиня мосты, засыпая воронки, наконец добрался до своей родной «командировки» — Отдельного ЛагПункта. Повар без нормы наливает зека баланды. Усталые, они понуро двигают ложками в мутной жиже.

— Начальник, отпустил бы ты нас на отбой? Я бы тогда сел да в ЛАГУправление «заяву» о «помиловке» накатал… На фронт мне надо, сукой буду… — решительно говорит «Росписной» проходящему мимо его «вольняшке».

— Подь на час! Сейчас развод проведу, потом шмон, да и пиши себе до самого съема… — устало отвечает «вольняшка». — Хоть самому Михайл Иванычу Калинину, твое право. А на фронт и мне надо… очень надо.

…Командир сводного полка, который насобирали за день заградотрядовцы, замнач по боевой подготовке подполковник Маневич А. В. проводит командирское занятие.

Маневич изумлен количеством вверенного ему личного состава — набралось два полных стрелковых батальона! Кроме того, образовался сборный артдивизион из орудий всех систем, включая такие экзотические уникумы, как мортира НМ-1, никогда им ранее не виданная…

Больше того, заградотрядовцы отловили восемнадцать единиц бронетехники, без цели бродившей по тылам армии…

Всю эту ораву нужно кормить, снабжать необходимым по штату имуществом… и еще, оказывается, учить!

Ну, солдаты еще так-сяк… не великая мудрость — драгунская винтовка Мосина обр. 1891/30 года…

А вот командиры…

При попытке ориентировать их по карте выяснилось, что большинство из присутствующих карты просто читать не умеют. Пришлось начинать объяснение с условных обозначений… чего какой цвет и какой значок изображает… [63]

…Увы, но приезд в полк генерала Сандалова изучение основ топографии безнадежно прервал. И по грозному приказу генерала (слегка погрузневшего после того, как он откушал с однокашником пару бутылочек армянского коньяку, вот чего-чего, а дорогой выпивки для старшего по званию у штабного полковника всегда найдется) товарищи командиры под руководством Маневича стали заниматься тем и только тем, что нужно на любой войне, а именно — строевой подготовкой…