Гусариум (сборник)

– Ну конечно!

– Мишаня ранен. Как минимум нужно обезболивающее и антибиотики.

– Сейчас!

Никиту уже снабдили кое-какой необходимой агенту контроля техникой. Он заговорил в незримый микрофон:

– Рамер, скорее сюда, тут раненый. Нужны носилки. Что? Вот это кстати! Жду.

И, обращаясь к артистам, Никита сообщил:

– Ваше счастье! Сегодняшний хроноклазм отследили по всем параметрам. У него как раз скоро откроется карман. Сейчас у Рамера обозначились координаты. Предполагаемые, но все-таки…

– Как ты нас нашел? – спросил Влад.

– По костру. Вы его на этом берегу развели, а мы с того берега смотрели. Сейчас они сюда подъедут – Рамер, Лео и Каллаш. И мы вас проводим к карману.

– Ты о чем это? – насторожилась Таня.

– О безопасном месте.

Память у Влада была хорошая. Он мог допустить, что Никита не хочет волновать Таню, но к тому, что говорил тогда Никита о кармане хроноклазма, добавилась легонькая такая неестественность в голосе.

– Не бойся, Тань, он мне всё объяснил. Я тебе потом расскажу. Но сперва – Мишаня.

– Да, конечно.

– И поесть. Весь день не жрамши! – добавил Игорек.

– И поесть. Лео нарочно целый вьюк сухих пайков с собой возил.

Четверть часа спустя на берегу был сервирован царский ужин. В саморазогревающихся пластиковых банках были супы, гуляш, жирный и пахучий плов. Мишаня после двух уколов ожил и тоже попросил есть.

Яшка сидел чуть в сторонке от своего коллектива, ближе к Лео, и ждал, когда хоть миролюбивый Игорек к нему обратится. Но даже Игорек выдерживал характер.

– Пробиваться на восток попросту опасно, – объяснял Рамер, сорокалетний лысоватый крепыш с бурыми усами, и тыкал щепочкой в нечеткую карту, которую рисовал на разложенном плаще луч из браслета-коммуникатора. – Хотя Бонапарт и вышел из Москвы, но именно вышел, он еще не бежит. И как раз здесь с одной стороны у нас – Понятовский и Богарне, с другой – Милорадович, вон там – Тарутино, вот тут наш Тарутинский лагерь, а вот тут – Калуга, которую нужно прикрыть… Через несколько дней севернее Тарутина русские разгромят французский авангард, будет большая заварушка…

– Мишаня, ты как? – тихо спросил Влад.

– Да как… Голова немного кружится. И холодно.

– Больно?

– Состояние общей обалделости организма. Мне бы поспать.

– Это понятно.

– Так что ликвидируем ваш бивак и движемся вот сюда, – подытожил Рамер и посмотрел на Никиту. Тот молчал.

– Точнее, сюда. Тут вы будете в безопасности, – завершил Лео.

– Тут, стало быть… – пробормотал Влад. – Ну, ладно…

Сборы были недолгие, одно мешало – объевшиеся после голодного дня артисты еле двигались. И уже на конях, мерно шагавших вслед за гнедой кобылой Рамера, клевали носами и, кажется, пытались смотреть сны. Мишаня – тот вообще после медицинских процедур был в непрерывной полудреме. Рамер обещал, что часа через три очухается и будет свеж, как майская роза, а шрам на плече превратится в тоненькую ниточку.

Влад придержал коня и оказался рядом с Никитой.

– Значит, к карману двигаемся? – спросил он. – А оттуда – куда денемся?

– Оттуда вас заберут, – Никита подрегулировал крошечный фонарик, зеленоватый луч которого давал бледное пятно как раз перед конскими копытами.

– Кто и когда?

– Влад, чтобы ты понял, нужно целую лекцию о природе хроноклазмов прочитать. Я же говорил, хроноклазм волнообразен, и в движении кармана тоже есть эта волнообразность, но компенсационная…

– Никита, я вопрос поставил прямо, а ты отвечай так же прямо, – предложил Влад. – Мы выйдем из кармана в нашем времени? Или в каком-то другом?

– Вы сами не выйдете, вас заберут. Но даже если вы там пробудете триста лет, вы этого не ощутите.

– А если не заберут? Никита, вспомни, что ты говорил тогда о карманах? Что иногда получается оттуда забрать, а иногда – нет? Вы там уже действительно научились забирать людей из этих проклятых карманов? Или ты мне голову морочишь?

– Влад, я же этим не занимаюсь! Я всего только агент!

– Значит, это по факту – безболезненная смерть?

– Да нет же!

– Ты видел хоть одного человека, которого забрали из кармана?

– Я и не должен был видеть.

– Хоть один такой случай знаешь?

Никита не ответил.

Тогда Влад послал коня вперед и догнал Яшку. Поскольку наездники с Яшкой не разговаривали (Мишане было не до бесед, Таня выдерживала характер, а Игорек побаивался Тани), то вниманию Влада Яшка был только рад.

– Яша, что тебе сказали про карман? – спросил Влад. – Нас туда поместят вместе с лошадьми?

– Конечно!

– Значит, они там поместятся?

– Должны поместиться. Влад, ты нас больше с толку не сбивай. Рамер сказал – другого способа нет, понимаешь?

– Яша, они ведь не нас спасают. Они какую-то свою историческую неприкосновенность от нас спасают.

– Ну и что?

Кавалькада вышла из леса.

– Теперь уже недалеко, – сказал Лео. – Зона смещения – возле усадьбы, где самый верхний пруд. Интересно, почему хроноклазм всегда с водой увязывается, и карман тоже обязательно воду захватывает?

– Не обязательно, – возразил Рамер. – Вода – проводник, это все знают, но вот Карасайский хроноклазм – там-то воды нет, одни горы. Или Яранский…

– Яранский – это водяная жила. Уже доказано. Там их две, одна под другой. А Марсельский? Там вообще море. И в обе стороны работает консеквентно…

– Там не только в море дело! Гарленд приводит графики…

– Смотрите! – воскликнул Влад. – Ведь усадьба сгорела!

– Точно, – согласился Рамер. – Она и должна была сгореть. Теперь хоть известно, когда это случилось. Но хозяина успели вытащить.

Черный силуэт уцелевших стропил четко рисовался на фоне ночного неба. Луна как будто застряла в них, и от этого делалось жутковато.

– Что датчики? – спросил, подъехав к Рамеру, Никита.

Рамер отцепил от портупеи пульт с двумя крошечными экранами.

– Пульсация в норме, – сказал он. – Пик близок. Часа не пройдет, как карман откроется.

Влад оглядел артистов.

Вид у них был жалкий. Игорьку дали солдатскую шинель, Тане – армяк; надо полагать, Никитин. Мишаня поверх искалеченного гусарского костюма кутался в какое-то старое одеяло, Яшка отстегнул вальтрап и завернулся в него. Влад покачал головой и назло холоду расправил плечи, подтянулся.

Под ним был Серый – конь, комичным образом повторявший его собственный характер: спокойный, но упрямый, если в дурную башку вступит какая блажь – топором ее оттуда не выбьешь. Влад похлопал его по шее и послал по косогору вверх – к сгоревшей усадьбе. Никита, забеспокоившись, поехал следом. Вид у них был странноватый: едут рядышком рядовой четвертого конноегерского армии Бонапарта и фантастический гусар несуществующей армии…

– Влад, оттуда ничего нельзя брать, – предупредил Никита.

– Я и не собираюсь.

За то время, что Влад не видел усадьбы, возле нее случилось побоище. Надо думать, крестьяне всё же напали на французских пехотинцев, и вилы оказались ненамного хуже винтовок. Никита, увидев, что на широкой белой лестнице, ведущей под портик с колоннами, непременную принадлежность российской барской архитектуры, лежат тела, прогулялся зеленоватым лучом фонарика по ступеням. Влад узнал огромного парня, у которого отнял тесак, узнал попа, отца Онуфрия. Немало их полегло – и врагов прихватили они с собой на тот свет немало…

– Мотря… – позвал Влад. – Мотря!..

Девушка не отозвалась.

– Влад, им уже не поможешь, это война, – заговорил Никита. – Они должны были погибнуть…

– Ты совсем идиот? – спросил Влад. – Это же наши! Мотря!

Он соскочил с Серого.

– Ты что? – удивился Никита.

– Надо же их хоть похоронить.

– Потом похоронят.

Влад обошел все тела, каждому из крестьян заглянул в лицо: нет, мертвы, безнадежно мертвы. Тогда он вскочил на Серого и поскакал к оранжерее, Никита – за ним.

– Вот только сунься, – пригрозил Влад, прыгая прямо в мягкую рыхлую землю и увязнув в ней по щиколотку. – Вот только сунься, – повторил он, отыскав лопату и выставив округлое острие перед собой.