Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина!

— Уезжать вам отсюда надо. Если есть хорошие знакомые, из бывших ваших прихожан — пусть помогут достать хотя бы справку из сельсовета. Таких, как вы, сейчас много: без документов, из оккупированных областей — десятки миллионов оказались в подобном положении. Вполне можно с ними смешаться, выправить себе новые бумаги!

— Хорошо, я подумаю, — только и ответил он, посмотрев на меня как-то странно.

Расстались мы хорошо. Вместо утопленного в болоте сапога Монах откуда-то достал мне пару вполне сносных немецких солдатских сапог. Подозреваю, что в свое время они могли быть сняты с убитого — но что же делать, не мог же я идти босиком! Через сутки с небольшим я был около того самого тайника на краю лесной поляны, где две недели назад оставил чемоданчик с рацией, — там же находились таблицы позывных, коды, шифровальные таблицы. Поэтому мне без труда удалось связаться с разведцентром. А еще через сутки я получил «посылку»…

…Я взглянул на наручные часы: десять двадцать утра. Несмотря на все передряги последних двух недель, в результате которых я был ранен и чудом не утонул в трясине, часы шли на удивление точно. «Значит, до встречи еще час сорок минут, — отметил, присаживаясь на весьма кстати подвернувшийся пенек, — что же, подождем». Я был еще слаб, и десятикилометровый переход по лесу меня изрядно вымотал — впрочем, за последние три-четыре дня мое состояние значительно улучшилось. Отсюда, из придорожного молодого сосняка на самой опушке, я хорошо просматривал перекресток проселочных дорог, куда должна была подъехать та, кого я ждал. Или подойти — этого я не знал. Места здесь были глухие, до ближайшего райцентра километров тридцать. «Вряд ли тут появится кто-то посторонний, — подумал я, обозревая в бинокль окрестности, — видно, что здешними дорогами пользуются нечасто». Впрочем, особенно рассматривать было нечего: с моего «наблюдательного пункта», расположенного на возвышенности, я видел лишь уходящие за горизонт бескрайние лесные массивы.

С момента моей выброски прошло всего девятнадцать дней, но окружающая природа за это время разительно переменилась — в последнюю неделю особенно. Подул северный ветер, резко похолодало: по ночам начались заморозки, а вчера даже выпал мокрый снег. С деревьев облетали последние листья, и я с грустью подумал: «Финита ля комедиа — как говорят французы. Набегался по лесам досыта! Пора отсюда выбираться, да побыстрее…» Честно говоря, я совсем было потерял всякую надежду на спасение, но вчера госпожа Фортуна, похоже, снова повернулась ко мне лицом: немцы с самолета сбросили для меня «посылку». Впрочем, не только для меня. В большом брезентовом тюке грузового парашюта находилась экипировка, документы, деньги, еда, оружие и даже медикаменты на двоих. Именно второго агента, женщину, я сейчас и ожидал. Немцы не страдают излишней сентиментальностью: из-за одного-единственного разведчика-диверсанта, притом русского — то есть меня, они вряд ли стали бы посылать транспортный «Юнкерс» в дальний советский тыл. Наверняка все дело в этой незнакомке, которую в радиограмме мне было приказано встретить, сопроводить до линии фронта и лично переправить на «ту сторону». Выходит, она была моим пропуском назад?..

Утро выдалось солнечным и безветренным: мне стало жарко в шинели; я расстегнул две верхние пуговицы и снял фуражку. На плечах у меня красовались новенькие полевые погоны майора военно-медицинской службы, поверх шинели — хромовый офицерский ремень с портупеей и кобурой, в которой покоился новенький «ТТ». Мои размеры, внесенные в «Личную карточку агента», позволили немцам подобрать для меня вполне приличный гардероб — в точности по моему росту и габаритам, не исключая почти новых яловых сапог. Документы тоже были в полном ажуре — об этом я мог судить вполне профессионально, недаром когда-то состоял в специальной команде 1Г! Пригревшись под ласковыми солнечными лучами, я не то чтобы задремал — так, слегка расслабился…

Я услышал отдаленный звук приближающегося автомобиля и мельком глянул на часы: до обусловленного времени еще час. Такие вот рандеву — мероприятия более чем рискованные. Не исключено, что вместо той, которую я ожидал, сюда могут нагрянуть опера из контрразведки — кстати, поэтому я пришел много раньше — понаблюдать за окрестностями. После всего, что мне довелось пережить за последнее время, было бы крайне нелепо оказаться в лапах «Смерша». Пригнувшись, я осторожно выглянул из-за сосновой ветки: мимо медленно прогромыхала старая разбитая «полуторка» — в ее кузове, ближе к кабине, стояли несколько металлических бочек. Когда машина исчезла за деревьями, я снова вернулся на «свой» пенек и задумался о Монахе: если бы не он, кормил бы я сейчас болотных пиявок…

…Громкий треск работающего двигателя снова вернул меня к действительности: «Мотоцикл! — определил я на слух. — Притом „наш“, советский — вон как тарахтит, „родимый“!»

Действительно, со стороны Смоленска к перекрестку приближался мотоцикл с коляской. Я поднес к глазам бинокль, и в первый момент меня чуть удар не хватил: мотоцикл был синий, милицейский, а за рулем сидел человек в форме! «Неужели готовят засаду с оцеплением?!» — пронеслось в голове. Но потом я успокоился: во-первых, мотоцикл был только один, что на засаду не тянет. Во-вторых, в коляске я разглядел женщину. Черты ее лица я пока не различал — слишком велико было расстояние, но вскоре по фигуре, по манере держаться, когда она ступила на землю, безошибочно определил — она! Женщина неспешно подошла к дорожному указателю и, очевидно, разглядев мою условную пометку карандашом, которую я нанес почти два часа назад, махнула водителю рукой. Тот, даже не заглушив двигатель, моментально развернулся и через минуту скрылся за поворотом…

Я взглянул на часы: около двенадцати, прибыла почти минута в минуту. Выждав еще пять минут и убедившись, что все в порядке и «хвоста» за ней нет, я вышел из сосняка и спустился с пригорка к перекрестку. Она меня сразу узнала — та самая Надежда, к которой меня привел Сова!

— Здравствуйте, товарищ майор! Не подскажете, в каком направлении город — в восточном или северо-восточном? — произнесла она условную фразу-пароль.

— Вы ошибаетесь, гражданка! Город в юго-западном направлении!

Это был отзыв, услышав который Надежда облегченно вздохнула:

— Так вот вы какой, Крот!

— А вы, насколько я понял из радиограммы, Лотос?

Честно говоря, она приглянулась мне еще тогда, в бараке: невысокая, черноволосая, с ладной фигурой и красивым, чуть смуглым лицом — этакая горячая южанка-казачка… Сейчас, при дневном свете — в скромном драповом пальто и шерстяном платке, с небольшим саквояжем в руках, она показалась мне еще симпатичнее. Впрочем, она была первой женщиной, которую я видел за последние две недели, — может, в этом все дело?

— С вами был напарник, что с ним? — спросила Надежда.

— Погиб.

Она нахмурилась, промолчав.

— Этот милиционер, который вас сюда привез — он что, знакомый? — поинтересовался я.

— Да вы же с ним встречались. Помните, участковый Мамедов?

— Надеюсь, он не в курсе нашей деятельности?

— Нет, конечно. Считает меня растратчицей. Укрывал у себя последние две недели, после вашего ухода. Тогда я решила, что и мне пора «лечь на дно», — стало очень опасно. А Мамедов этот, он у меня в руках — пил, ел, гулял — все на мои деньги. Я про него много чего знаю… Сказала, уезжаю в деревню, к родственнице…

— А теперь, как говорится, к делу. Неподалеку я спрятал «посылку»: там ваша военная форма, документы и все остальное. Теперь вы младший лейтенант медицинской службы Кравцова Светлана Николаевна. Кстати, моя подчиненная! Пойдемте в лес, тут километров пять ходу — по дороге я вам все объясню!

— Слушаюсь, товарищ майор! — с легкой иронией произнесла она.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Из дневника А. Н. Яковлева

«Сегодня, 6 ноября 1944 года, я начал вести дневник. Конечно, бумаге много не доверишь, тем не менее отдельные вехи моей биографии я решил таким образом фиксировать. Раньше у меня не было подобного желания (к тому же и писать, признаться, я не любитель), а вот теперь, после недавнего возвращения „оттуда“, появилась потребность многое вспомнить и переосмыслить.