Леопард в изгнании

«Меня опоили», — вспыхнула в сознании мысль. Опоили и похитили.

Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно очнуться. Луи застонал, перекатился на спину и с болезненным усилием открыл глаза.

Для визита в банк он надел хорошую льняную рубашку и бархатные брюки, они и сейчас были на нем, но треуголка с плюмажем, шелковые чулки, красивые часы, башмаки с серебряными пуговицами и шелковый сюртук — все это исчезло. Попал ли он в лапы воров или похитителей — все едино, и Луи возблагодарил свою привычку к осторожности: он никогда не брал с собой бумаг, по которым можно было бы узнать, кто таков их владелец. По его вещам похитители никогда не узнают, где он живет.

Корабль снова качнуло, и Луи услышал громкое, словно выстрелы, хлопанье парусов. Каждое движение корабля вызывало у него позыв тошноты, хотя он был неплохим моряком.

По крайней мере темнота была не кромешной. В заполненной водой безопасной лампе плавала свеча. Безопасная лампа висела на крюке на бимсе, и тусклый водянистый свет позволял Луи хоть что-то видеть вокруг.

Он лежал на соломенном тюфяке в трюме, где обычно перевозили лошадей. Тут и до сих пор сильно пахло лошадьми, конский запах смешивался с «ароматами» дегтя и рассола. На соломе у изголовья тюфяка стояли оловянная тарелка и кружка, и Луи смутно припомнил, что кто-то был с ним рядом и кормил его. Его явно чем-то подпаивали, чтобы с ним было легче управиться… но давно ли он здесь? И что это за корабль?

«И кто на сей раз решил, что ему для чего-то пригодится Луи Капет?» — мрачно подумал пленник. На миг его охватил страх за Мириэль. Что они сделали с женой?

Он с усилием заставил себя выбросить из головы эти мысли. Сейчас он ничем не мог помочь Мириэль, а то, что ее нет рядом с ним в этой тюрьме, свидетельствовало о том, что заговорщики вряд ли выследили и ее.

Во рту у него пересохло, и первым побуждением было найти воду. Но когда он попытался встать на ноги, то обнаружил, что его похитители отнюдь не так беспечны, как он поначалу полагал: ему сковали ноги кандалами с короткой цепью. Все-таки Луи умудрился встать, опираясь о стену. Как только он поднялся на ноги, корабль резко качнуло, и он снова рухнул на солому. Сверху, сквозь доски палубы доносились крики моряков.

«Наверное, сейчас ночь, — подумал он. — Иначе сквозь щели проглядывало бы солнце. Ни одно судно не выйдет в плаванье ночью, разве что оно удирает от шторма, но я не слышу ни ветра, ни шума волн. Может, мы убегаем от чего-то еще?»

Пираты нередко наведывались на побережья обеих Америк, и во время своих скитаний Луи с Мириэль несколько раз чуть им не попались. Если сейчас он именно у пиратов и они от кого-то удирают — а такое бегство может растянуться на несколько часов и даже дней, в зависимости от попутного ветра, — тогда понятно, почему ему сегодня не дали обычной дозы дурманного зелья.

Это также означало, что его не везут через океан во Францию или Англию. Разве только сейчас их преследуют корабли как раз одного из этих флотов.

Жажда сделалась невыносимой, и думать о чем-то еще не осталось сил. Снова поднявшись на ноги, Луи медленно, словно улитка, потащился в кандалах вдоль стены своей импровизированной темницы. На палубе по-прежнему кто-то кричал, но скрип досок мешал расслышать отдельные слова.

Луи, спотыкаясь, брел в темноте на ощупь, едва видя окружающее в смутном свете лампы. Моряк, оставивший ее без присмотра, заслуживал порки, но Луи был несказанно рад рассеянности этого человека. Случайно он наткнулся рукой на лестницу, а за ней нащупал прикованную к стене бочку с солоноватой водой. Рядом с бочкой на колышке висел деревянный черпак. Луи зачерпнул воды и стал жадно пить, держась за лестницу. Вода была щедро сдобрена уксусом, чтобы как можно дольше не протухала, но он почти не замечал этого и пил, пока желудок не наполнился, а в голове не прояснилось. Теперь нужно освободиться от кандалов, чтобы в случае чего не пойти ко дну вместе с кораблем.

Возможно, похитители как раз и готовили ему эту участь, мрачно подумал Луи. Им не выгодно оставлять в живых свидетелей, если их план провалится. Эта мысль так подхлестнула его, что он лихорадочно стал шарить вокруг в поисках хоть какого-нибудь инструмента, чтобы освободиться от оков.

Один знакомый моряк как-то сказал ему, что, если не следить все время за состоянием корабля, он может развалиться прямо на ходу, и вся команда пойдет на дно. И Луи понял, что корабельный плотник — самое важное лицо в команде и что инструменты его должны быть всегда под рукой. Кандалы тоже наверняка легко снимутся при помощи подходящих инструментов.

Несколько минут поисков под аккомпанемент все усиливавшихся криков наверху увенчались успехом. Он нашел киянку и зубило и несколькими умелыми ударами выбил заклепки. Будь они железными, а не свинцовыми, ему не удалось бы достичь цели, но мягкий металл поддавался легко.

Страшный треск сотряс все судно, обшивка застонала от удара. Лампа сорвалась с крюка и разбилась. Стало темно, но теперь с палубы пробивались отблески огня.

«Пираты», — подумал Луи. Стало быть, его догадка подтверждалась. Наверное, сейчас судно берут на абордаж.

И что теперь делать? Экипаж корабля никак нельзя было назвать дружелюбным, но те, кто захватывал судно сейчас, могут оказаться еще более опасными врагами. Луи без ложной скромности сознавал, что является сейчас одним из самых важных людей в этом мире.

Не потому, что он мог совершить что-то экстраординарное, а потому, что он был тем, кем был — последним королем Франции — не миропомазанным, не коронованным, изгнанным из страны — но все же королем. И многие готовы были использовать его в собственных целях.

Другой давно бы отчаялся, но Луи, последний отпрыск истребленной королевской семьи, привык к постоянным опасностям и лишениям и стал бойцом. Он покрепче ухватил киянку и решительно зашагал вверх по лестнице.

На палубе взору его предстала картина, каких он не видел даже в ночных кошмарах. Судно, в трюме которого его держали узником, при помощи абордажных крючьев было прицеплено к борту другого корабля, а палуба его — залита кровью. Оба судна были так ярко освещены, что, несмотря на ночную тьму, можно было рассмотреть мельчайшие подробности происходящего. Отовсюду слышался звон клинков, но сражение уже затухало. Пахло кровью и порохом, голубоватое облако едкого порохового дыма до сих пор стояло над кораблем.

Какие-то люди, подняв повыше факелы, оглядывали сцену бойни. Чужое судно — быстроходный черный шлюп — из-за ярко горевших фонарей напоминало праздничную лодочку. На носу его золотыми буквами было выведено: «Гордость Баратарии», над кораблем развевались два флага: красно-золотой, напоминавший флаг Испании, и еще какой-то, никогда прежде Луи не виденный, — на красном фоне серебряный череп и под ним две скрещенные сабли.

Со странным чувством облегчения Луи подумал, что хуже ему уже не будет.

— Эй! Тут еще один! — крикнул кто-то по-французски.

Прежде чем Луи успел опомниться, его схватили сзади и вырвали киянку. Сопротивлялся он слабо, поскольку его снова стало тошнить и голова закружилась, так что с ним легко справились и проволокли по залитой кровью палубе к человеку, который явно был у пиратов главным. Он, словно король, восседал в кресле, принесенном снизу из капитанской каюты.

— Он выполз из трюма, капитан, тут мы его и сцапали.

Пират толкнул Луи вперед, тот упал на колени, а потом поднял голову.

Капитан был высок, шести футов и нескольких дюймов ростом. Черты лица выдавали в нем гасконца. Он был чисто выбрит, лицо его обрамляли длинные кудрявые черные волосы, а в правом ухе сверкала золотая серьга. Был он бос, как простой моряк, но в одежде из тонкого белого миткаля и куртке из светло-коричневой оленьей кожи. В левой руке предводитель сжимал тяжелую абордажную саблю, уперев ее острием в палубу.

— На моряка не похож, — заметил капитан. — Тебе что, плохо, дурья башка? Я не потерплю хворых на борту.

Луи помотал головой, удерживаясь от того, чтобы стереть со лба пот. Повсюду вокруг валялись трупы, их скидывали за борт. Он попытался не обращать на это внимания.