Солнце за нас! (СИ)

На самом-то деле маньяки, которые покупают картины великих мастеров и любуются ими за закрытыми дверями, существуют только в плохих книжках и кинофильмах. Люди покупают картины из тщеславия. Типа вот у меня висит на стене Ренуар. А тебе слабо? Кстати, отличить настоящую картину от качественной подделки, очень непросто. Так что неизвестно откуда взявшаяся картина никому нафиг не нужна.

Именно поэтому, когда в 1912 году украли "Джоконду", её в итоге нашли на каком-то чердаке. Продать было некому. Никто не будет вешать картину, про которую все скажут: она украдена тем-то и оттуда-то. А вот произведения не самых известных авторов… Тут имеются варианты.

Вообще-то в Италии разные предметы искусства продавали все. Но сидящие в Риме королевские власти и разные южные "мафиозо" делали это по-тихому. А вот Муссолини не стеснялся. Его культурную политику во многом определяли футуристы. Максим раньше знал про их русских единомышленников. Ещё бы не знать, если его подруга училась в школе с литературным уклоном. Тем более, что подруга считала: они первые в России грамотно раскрутили арт-проект. Так что Максим полагал: если они призывали кого-то скидывать с парохода современности, так просто хотели обратить на себя внимание. Ничего такого особенного. Никого ж не скинули. В отличие от не самого плохого французского художника Гюстава Кюрбе, который во времена Парижской коммуны руководил сносом Вандомской колонны.

А вот итальянские футуристы всерьез считали, что надо сжечь все музеи и библиотеки. Именно они и подначивали чернорубашечников на разгром церквей. Муссолини их слегка приструнил, впрочем, оставив им возможность высказываться в печати.

А культурная политика Ломбардии была такой: да черт с ним, с этим старьем, мы ещё нарисуем.

Вот такая вышла поездка в Венецию. Максим с Эмилем помахали удаляющемуся каравану и двинули в Париж. Так уже было новое задание.

Мумия будет лежать!

9 февраля 1925 года в СССР случилось чрезвычайное событие — умер Ленин. Три года он фактически не участвовал в политической жизни страны, да и "удаленное" участие Ильича было минимальным. Всё-таки он был тяжело болен. Услышав о его смерти, первая я даже ругнулся. Вот ведь вредный был мужик! Хоть в этом мире прожил на год больше, так ведь тоже склеил ласты зимой. А нам возись с похоронами. Но потом, прикинув, въехал — а ведь это судьба! Дело-то в чем? На похороны Ленина, как и в той истории, валом попел народ. Так ведь весной и зимой были полевые работы. Да такие, что и собственную жену крестьяне предавали земле в спешке, без особых церемоний. Светлана вообще считала: многие поминальные обряды, например чисто языческий обычай ставить на могилу водку с кусочком хлеба, был распространен от сознания вины — что человека не проводили в последний путь как-то не по-людски. И я, выросший в городе, где Блокаду не забыли, был с этим согласен.

Так что летом у крестьян было много дел. А зимой им заниматься было, в общем, и нечем. Тем более, что телевизоров у них не имелось. Так что ничто не мешало мужичкам двинуть и отдать дань памяти Вождю.

А зрелище было и, в самом деле потрясающее. За гробом Ленина, который везли из Горок, следовала многотысячная толпа. А куда больше людей подходили из иных мест. Уже позже кое-какие выловленные Дзержинским агенты разных контрреволюционеров говорили, что испытали настоящий шок. Они-то всё верили — русский народ держит в покорности только ЧК. А вот что прикажете делать с ЭТИМ?

И ведь никого и в самом деле прощаться с Лениным не гнали. Точнее — гнали местных руководителей, дабы они придавали народу хоть какую-то организованность. Заодно проверяли, на что кто из них способен. А что? Если из твоего района несколько сот или тысяч человек отправились прощаться с вождем мирового пролетариата — так уж ты обеспечь, чтобы они поехали, попрощались и вернулись без ущерба для здоровья. Зима ведь на дворе. В этот раз морозы на дворе стояли не такие, как в той истории, но тоже не июль месяц. Люди НКЧС сбивался с ног, организуя пункты обогрева, питания и ночлега.

Разумеется, я бросил на отражение этого события лучшие кадры. И они не подкачали. Дзига Вертов наснимал ТАКОЕ… Его фильм "Прощание с вождем" вызвал сенсацию во всем мире. В этом мире он сумел подняться над чистым экспериментаторством и снять нечто в самом деле сильное. Так что в соперничестве двух авангардных режиссеров — Вертова и Эйзенштейна — стало совсем непонятно, кто победит…

А в западной прессе, разумеется, прошлись и по мне. На полном серьезе утверждалось, под моим чутким руководством чекисты шашками гнали крестьян в Москву. Я уж было собрался добавить что-нибудь от себя, но тут нахулиганил мой единовременник Маским в компании с Эмилем. Они пропихнули в какую-то правую французскую газету душераздирающий репортаж о том, как лично я, сидя на тройке, запряженной белыми медведями и попивая самогонку и из горлА трехлитровой бутыли, размахивал ручным пулеметом Форда [50] и командовал взятием в заложники крестьянских детей. Что мои сотрудники пили, интересно?

Самое смешное, что буржуйские дураки заметку напечатали, а кое-какие полные дегенераты-эмигранты даже перепечатали. Хотя они-то могли знать, что белые медведи уж точно не подходят на роль ездовых животных. Но то были люди из тусовки Александры Федоровны, у них, видимо, крыша совсем слетела. Дальше оставалось только печатно высмеивать правых. Кстати, я это направление как-то упустил. Хотя приём известен каждому пиарщику, он называется "прививка". Писать о том или о тех, чьи интересы ты защищаешь, совершенно запредельный бред. Разумеется, надо его вовремя и разоблачать, а то ведь могут поверить. Если делать всё грамотно, то и к реальной негативной информации читатели будут относиться скептически. Надо бы Геббельса озадачить…

Но потом настала пора очень интересного вопроса. В партии пошла дискуссия — а что делать с мертвым вождем? Преобладала тема, что надо сделать из него мумию и выложить на всеобщее обозрение. Мне это не слишком нравилась. Не из-за каких-то религиозных взглядов, которые у меня напрочь отсутствовали. Но это было симптомом тенденции, к которой я не очень понимал, как относиться.

Так что как-то под вечер я собрал в кабинете свой интеллектуальный штаб — Светлану и Мишу. Под коньяк. Самое смешное, что все трое были атеистами. Я вырос в СССР, Светлана развилась под влиянием папы, который не верил ни во что, даже в деньги. Миша же происходил из семьи еврейских питерских интеллигентов, которые на религию плевать хотели. Он, к примеру, даже в хедер не ходил*.

(* Религиозная школа при синагоге. Посещение её было обязательным для мальчика из правоверной иудейской семьи.)

— Итак, ребята, идея выложить мумию Ленина — свидетельство очень четкой тенденции. Их коммунизма стараются сделать атеистическую религию.

— И чего в этом плохого? — Пожал плечами Миша. — Народ в России религиозный…

— Вот только не надо мне рассказывать сказки о насквозь православном русском народе! — Усмехнулась Светлана. — Уж я-то видела, кто грабил церкви. Это точно были не комиссары и даже не евреи.

— Не передергивай, Светочка! Кто тут говорил о любви к официальной церкви? Я-таки знаю, что в России более пятнадцати миллионов раскольников. И полтора миллиона хлыстов [51]. И множество всяких духоборов, субботников, сютаевцев и прочих [52]. Но вы поглядите с другой стороны. Люди разочаровались в попах — но искали иную веру. Почему бы это и не использовать?

Я вздохнул.

— Беда в том, что атеистическая религия порождает самое мрачное мракобесие. Вспомните тургеневского Базарова. Он ведь поклонялся даже не науке, потому как не был ученым. Он сделал символом веры выдуманные людьми теории.