Сэнгоку Дзидай

Часть II

Глава 14

Киото, Золотой павильон, шестой месяц минадзуки, седьмого года Тэнмона.

— Господин! Прилетел голубь из Эдо — пожилой сокольничий в сером кимоно, низко кланяясь, протянул трубочку с посланием Ходзе Уджиятсу, по прозвищу Дракон Идзу. Надо сказать, что повелитель трех богатейших провинций Японии мало походил на дракона. Полненький, плюгавенький, с большим носом и губами, любитель пьес театра «но» и сладостей — вообщем, Уджиятсу никак не попадал под стандарты самого могущественного дайме страны Восходящего солнца. Только властный и проницательный взгляд, да ранняя седина на висках, выдавал в этом человеке много чего повидавшую, незаурядную личность.

— Почему из Эдо? — прихлебывая чай из пиалы, поинтересовался Дракон — Где письма от Цунанари??

— От вашего сына ничего нет — еще ниже поклонился сокольничий.

Дайме Идзу, Сагами и Мусаси сломал печать и одной рукой раскатал послание. После чего, забыв про чашку в руке, погрузился в чтение. Дело происходило в одном из малых залов Золотого Павильона — увеселительного дворца одного из предыдущих сёгунов династии Асикага. Терем в виде золотой пагоды все еще числился за сёгунатом, на давно использовался регентами для собственных нужд. Вот и сейчас, приехав в Киото, Уджиятсу первым делом направился в Павильон. Красота окружающего парка и пруда, изысканность обстановки — расписные ширмы, лаковая мебель — все это успокаивающе и умиротворяющее действовало на Дракона Идзу.

А успокаиваться ему было от чего. Пять покушений за последние семь лет, предательство одного из сыновей, постоянные войны и заговоры. Жизнь дайме совсем не походила на сахар. Уджиятсу пожил не мало, в прошлом году стукнуло 52 года, и понимал как никто другой, что чем выше заберешься, тем выше падать. Но как говорится, власть — это как езда тигре, если уже сел, слезть не получится. Съедят. И первые — бывшие друзья и сторонники.

Раздался громкий хруст пиалы и осколки сосуда впились в руку Дракона. Но дайме не чувствовал боли и даже после того, как из кулака закапало кровь на белоснежное татами, Уджиятсу продолжал потрясенно вглядываться в текст письма. Охрана, сидевшая вокруг помоста, заметила неладное, вскочила на ноги, но не зная, что делать замерла.

— Мацукэ ко мне — хрипло произнес Уджиятсу — Быстро!

Через минуту в зал вбежала… женщина. Молодая, стремительная, с румянцем на щеках. Одета в яркое разноцветное кимоно. Красивой ее назвать было трудно, но что-то неуловимое в лице и фигуре привлекало внимание. То ли необычные для японцев зеленые глаза, то ли широкие скулы.

— Уджи-сан! Что случилось? — еще с порога вскрикнула девушка.

— Что случилось?! — вскакивая, проревел дайме.

Уджиятсу отбросил осколки пиалы и окровавленной рукой схватил женщину за волосы — Не ты ли мне, Кико, советовала первым напасть на Сатоми? Не ты ли придумала план, как убить Ёшитаку у озера Сакано, плела козни с его братом Ёшитойо?!? А теперь тайсе Эдо мне пишет, что армия сына разбита, Цунанари пропал без вести, Нориката Огигаяцу убит, Мусаси вот-вот будет захвачено войсками этого выскочки Ёшихиро. Эдо готовится к осаде. На, почитай.

Дайме валит девушку на пол и упирает ее лицо в валяющееся на татами письмо. Кико начинает сопротивляться, вырываться из рук Уджиятсу, но тот сам остывает, отпускает девушку, после чего садиться обратно на помост. Самураи охраны в смятении от такой потери лица дайме, низко кланяются. Пока слуга перевязывает руку Дракона, Кико плача, пытается привести себя в порядок. Перезакалывает волосы, вытирает с глаз слезы.

— Зря, дочка, я тебя назначил мацукэ клана — глядя в окно, говорит Уджиятсу — Ты всегда была очень умная, с отличной памятью и фантазией. Ах, какие красивые комбинации ты выдумывала. Необычная вербовка вако, умелая игра на слабостях Ёшитойо. О том, как ты раскрыла Цугара Гэмбана во время нашего визита к Яманоути — можно целый трактат написать. Ты была мне верной советчицей и опорой. Но мужской мир жесток и непредсказуем. И цена моей отцовской слабости — это же надо девушку назначить мацукэ, всем соседям на смех — смерть наследника!

— Цунанари точно погиб? — быстро прейдя в себя, деловито спрашивает Кико — Его труп видели?

— Нет, но надежды мало. Потери ужасные. Десять тысяч отборных самураев, тяжелая конница. Вся северная ударная армия, цель которой было не только захватить земли Сатоми, но и сковать их союзника Сатаке. Вот, полюбуйся — Дракон достает из рукава другое письмо — Ёсиацу Сатаке объявляет мне войну.

Дочь Уджиятсу берет послание и внимательно его читает.

— Странно. Всего две недели прошло с момента смерти Ёшитаки Сатоми и такая оперативность…

— Готовились! Иначе как объяснить, что у этого парня Ёшихиро оказались пушки гайдзинов, какие то дьявольские железные ежи, через которые не может идти конница. Все твои шпионы ни черта не стоят! Проглядеть такие новшества в военном деле… Зачем вообще, мы платим тысячу коку в месяц этому легендарному синоби Хандзо из Иги если он в нужный момент не может спасти моего сына! Столько сил, столько денег и все впустую!

— Я хочу напомнить, отец, что благодаря Хандзо мы узнали день охоты Ёшитаки Сатоми, кроме того, он спаивал начальника охраны, подмешивая галлюциногенные травы в его сакэ.

— И что толку?! Тигр мертв, а тигренок убивает моего наследника!! Я хочу отомстить. Лично! Сейчас же напиши этому Хандзо, чтобы…

— Господин дайме! — в зал вбегает слуга и падает ниц — Прибыли регенты.

Все присутствующие, включая охрану, кланяясь, покидают зал. Малая встреча регентов проходит по заранее заведенном порядку. Во-первых, никакой охраны ни с одной из сторон. Посторонним под страхом смерти запрещено присутствовать на Совете. Во-вторых, никакого оружия. Не позволяются даже личные мечи и кинжалы. Наконец, самое сложное. Дайме северных кланов — Такэда, Имагава, Уэсуги и Ходзе перед встречей обмениваются заложниками. Мать Дракона Идзу отправилась в провинцию Такэда Кай погреться на теплых источниках. Сын Такэды Сингэна решил взять несколько уроков кэндо у мастеров Ходзе. Жен, дочерей, братьев и сестер родов Имагава и Уэсуги также внезапно обуяла тоска по дальним родственникам и чужим городам.

Первый в парадную комнату Золотого павильона входит прославленный полководец Такэда Сингэн. Это пожалуй, самый известный военачальник Японии с огромным количеством побед. Весь его вид — потертое черное кимоно, наручи на запястьях, мощные плечи и низкий лоб, шрамы на лице — все говорит, что Сингэн воевал всю свою жизнь. Прожил дайме клана Такэда ровно шестьдесят лет, родил трех детей, которые принесли ему уже пятерых внуков.

Вслед за Сингэном в зале появляется очень худая и тонкая как палка фигура сорокалетнего Уэсуги Кэнсина. Князь самой протяженной провинции Японии — также прославленный военачальник. Только с Такэдой, Кэнсин воевал пятнадцать раз! Причем четыре последние битвы происходили на одном и том же месте — ровном участке земли в провинции Синано, называемом Каванакадзима. В ходе последнего сражения, дайме Уэсуги лично с группой самураев прорвал порядки Такэды и вступил в схватку с Сингэном. Уникальный случай. И закончился он любопытно. Отразив удар меча железным веером, Сингэн прокричал свое знаменитое хокку:

Японские поэты долго гадали, что именно хотел сказать Сингэн. Роса — это слезы, спать одному — явно намек на смерть во время схватки. Но почему роса во второй строке, а спать — в третьей?

Потрясенный красотой стиха Кэнсин опустил свой меч и приказал самураям отступить. Особые взаимоотношения двух дайме иллюстрирует еще одна история. Когда в провинциях Такэды случился неурожай, Кэнсин приказал послать своему давнему сопернику несколько тысяч коку риса и на вопрос зачем помогать врагу ответил: «Я воюю не рисом, а мечом».