Вариант 19
Вариант 19 читать книгу онлайн
1919-й год. Лихой год, лихое время. Добровольцы, петлюровцы, красноармейцы, беспартийные бандиты, разведки и контрразведки всех цветов и оттенков. Золото империи и чудотворные кресты. Дурацкий приказ, цепь случайностей. Сержант Мезина ведет бой против всех, пытаясь понять ЭТУ войну.
От 22.11.2011 г.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— А ну, Дмитро, бери ее. Або не хочеш?
Второй хлопец с некоторым смущением подхватил монашку под другую руку. Широкое лицо девушки исказилось, она хотела закричать, но ладонь высокого хлопца ловко запечатала ей рот.
Офицер судорожно сглотнул, прохрипел:
— Греха, пановэ, не боитесь?
Усатый крепко ударил офицера обрезом. Вторым ударом сшиб на землю, принялся топтать порыжелыми сапогами:
Прапорщик уже не шевелился, и селянин, отдуваясь, сказал:
— От, Петро, ти мені скажи по-сусідськи, — чого москалі такі вперті? Уж сам би о смерті думав, а все нас життю вчить. От порода — гірше жидів, чесно слово.
Старший пожал широкими плечами:
— Та нам що? — усатый сплюнул. — Головне, за хлопчика пусть що обіцяно заплатить. Дві тысячи — воно нам як раз, а, Петро?
Катя сидела, слушала и ничего не слышала. Кусты кружились, забитый кровью нос не дышал, зато в рот упрямо лез густой лесной запах, мешал вздохнуть. Катя тупо смотрела, как по щекам мальчика текут слезы. Прапорщик зашевелился, с трудом подтягивая к животу ноги. Кудрявый парнишка стоял, крепко зажмурившись. Близко, за кустами, возились, утробно ухали.
— Піду, допоможу, — озабоченно сказал усатый. — Шось завозилися.
— Ох, дивися, задаст тобі Мотя, — усмехнулся старший, поправляя папаху.
Катя сидела, прикрыв уцелевший глаз, так кусты меньше плясали. Ведя мальчика за плечо, подошел хуторянин, пнул девушку:
— От ты яка…. Из бар колишних, видать? Знатно тебя оскопили… Прям порося ободрота.
Первыми из кустов вышли парни, за ними раскрасневшийся усатый.
— Що? — с усмешкой спросил старший.
— Не сильно-то и ворушилась, — шепелявый цыкнул сквозь широкую щербину в зубах.
— Витками хоч прикрили?
— Так, дядьку Петро, ми зараз с лопатами повернемося, зариемо, — заверил высокий хлопец.
— Ну, пішли тоді. Снідати давно пора.
Катя брела последней из пленников, изредка ее брезгливо подталкивали в спину стволом обреза. Следом за девушкой шагали шепелявый усач с сыном.
— Зрозуміло. Батьку, дядько Петро с грошами не обдурить? Гроши за хлопчика не маленьки обицяни.
— Або я дурний за тебе? Догляну. А ось башмаки и піджак с ней сняти потребно. Гарний піджак. Може відстирається….
Катя сосредоточилась на том, чтобы передвигать ноги исключительно по тропинке. Мысль споткнуться пугала. Упадешь — не встанешь.
Вышли из леса, невдалеке виднелись крыши хутора. Пришлось обогнуть поле с кукурузой. Катя устала так, будто рванула километров на пятьдесят с полной выкладкой. Яростно залаяла собака. Вошли во двор. Появились две бабы. Тараторили так, что и слова разобрать не удавалось. Катя и не пыталась. Лечь бы поскорее…
Пленных затолкали в погреб.
— Ой, Петро, та вони ж усе запаскудять!
— Ни. Вони городски, культурни. Знають, як що, шкиру живцем здеремо.
В погребе было прохладно, спокойно. Катя сползла на чурбак, осторожно прислонилась затылком к бочке и отключилась.
***
Проснулась от собачьего лая. Пес гавкал так, для порядка — во дворе чужих не было. Катя вяло вспомнила своего Цуцика, пса-хаски, скучавшего без хозяйки за тридевять земель отсюда. Ага, и за без малого сто лет тому вперед. Ну да, опять вляпалась бестолковая хозяйка. Туман из головы повыветрился. Мысли приобрели относительную связность, забитый спекшейся кровью нос все-таки начал различать крепкий дух соленых огурцов и капусты. В животе что-то сжалось. Угу, кушать хочется.
Рядом шептались:
— Уехал. Вроде к обеду обещал быть.
— Нам-то что? Уж нас-то, ваше благородие, досыта накормят. Хорошо если прикопают, а то и свиньям могут скормить. Слышь, как боровы в хлеву хрюкают? Эх, надо было стрелять.
— Что ж не стрелял, пролетарий? В штаны наложил, железный кулак революции?
— Так ты команду не дал. Ты же при погонах — главнокомандующий, чтоб тебя…. Обосрались, чего уж там.
— Да уж. Слушай, пока мужиков дома нет, может, попробуем вырваться? Дверь на вид хлипкая.
— А руки? Дверь лбом, что ли, вышибать? Ну, попробуй, у тебя башка образованная, может и для полезного дела сгодится.
— Попробуй мне веревку развязать. Или перегрызть. Зубы у тебя для пролетария очень неплохие.
— Сам грызи. Там грызть дня два. Веревку-то не пожалели, мироеды.
— Черт с тобой. Хоть руками попробуй. Нужно же что-то делать.
— Давай, ты мне развязать попробуешь. Тебе-то все равно с дверью не справиться. Плохо вас, белую гвардию, Николашка откармливал.
— Что ты сюда царя приплел? Я, что, в конвое Его Императорского величества состоял, шашкой и газырями блистал?
— Угомонитесь, — прохрипела Катя. — Хозяин вернется, он рассудит. Он политически грамотный. Урод, мать его…
— Очнулась? Э-э… ты, барышня, как себя чувствуешь? — Пашка заерзал, придвигаясь поближе.
С другой стороны подсел прапорщик:
— Вы как? Мы уже и так пробовали разбудить, и по-другому…
— Облизывали, что ли? — поинтересовалась Катя, разлепляя здоровый глаз. — Бля, как я пить хочу. Давно хозяин уехал?
— Только что. Мы в щель видели. И этот, шепелявый, ушел. Договорились к обеду встретиться. Гости от Блатыка прибудут.
— А когда здесь у них принято жрать садиться?
— Часа через два, — Пашка задумчиво почесал подбородок о плечо. — Может и раньше. Рвать отсюда нужно. Катенька, ты как, в узлах разбираешься? Может, попробуешь нас развязать?
— Я тебе дам — "Катенька", — девушка схаркнула под бочку чем-то темным и липким. — Нашелся Павлушечка, твою мать! Как вышло, что мы здесь сидим? Проспали, революция-контрреволюция, песьи дети, чтоб вам жопу на британский флаг….
— Да мы, собственно, не спали, — смущенно признался прапорщик.
— Я чуть-чуть подремал, — объяснил Пашка. — Глаза протер, говорю: 'Давай карабин, я посторожу.' А он: "Ты мне голову разнесешь". Сидим, как два дурака. Спрашиваю: 'Куда монахиня делась?' — 'Отошла по своим, по женским, надобностям'. Ну, дело-то обычное. Пока перепирались, вываливают из кустов эти, с обрезами. И монашка с ними. Ну, мы как-то не ожидали…
— Но карабин ближе к тебе стоял, — заметил прапорщик.
— Про карабин я поняла, — прохрипела Катя. — Откуда господа селяне взялись?
— Ясно откуда, — Пашка сердито засопел. — Божья невеста привела. Она за помощью на хутор сбегала. Мы-то ей компания неподходящая. Вот, нашла понадежнее… Курица.
— Помолчи, — сумрачно сказал прапорщик. — О мертвых или хорошо, или никак.
— А Прот где? — поинтересовалась Катя, осторожно потираясь носом о плечо. Нос здорово чесался.
— Кто? — парни переглянулись.
— Пацан. Его Протом звать. Старинное имя с греческими корнями. Он где, и что он делал, когда вы решали вопросы революционной дисциплины, отложивши карабин от греха подальше?
— Он рядом с тобой спал. Потом драпануть пытался, да его этот куркуль Петро зацапал. За пацана две тысячи "николаевскими" обещали.
— Да мне пофигу прейскурант. Сейчас он где? Я с ним не договорила.
— В доме заперли. Под присмотром хозяйки, — прапорщик кашлянул. — А вы себя как чувствуете?
— Бывало лучше, — Катя снова сплюнула под бочку. Во рту была вязкая гадость, как будто неделю самогон пила. Или будто месяц тяжело проболела. Зато голова уже практически ясная. — Что, орлы, думаете делать?
— Нужно дверь вышибать, — решительно сказал Пашка, и уже не так решительно добавил: — Только там, у двери, узко, толком не развернешься.
— Понятно, — Катя искоса глянула на прапорщика, левый глаз девушки склеился, казалось, намертво. — Ну, а вы, ваше благородие?
— Развязаться нужно, — пробормотал офицер. — У вас пальцы не затекли?
Катя усмехнулась, кожа на лице болезненно захрустела:
— Что, прапор, смотреть на меня не очень хочется?
Прапорщик смущенно отвернулся, зато Пашка бодро сказал: